|
Мышь
во фраке
СЕРТИФИКАТ
МЫШИНОГО ФРАКА
Что
и говорить, мышь, конечно, не большой зверь. Но, тем не менее, зверь.
И никуда от этого не денешься. Возможно поэтому ей и фрак необходим, более,
чем кому бы то ни было. Хотя это не то чтобы блажь или следствие победы
над комплексом, или какая-нибудь философская бутафория... Фрак - самый
подлинный. И убедиться в этом весьма просто. Сильных, больших и
красивых созданий на свете - тьма. Но по пробуйте примерить фрак на лошадь,
слона или жирафа, или даже на льва - сами увидите, что получится... Не
говоря уже о ежах, барсуках, медведях, росомахах и т.п. Кот
или хорек во фраке - еще, как говорится, туда-сюда, можно даже сказать,
уже теплее, но кот во фраке - вылитый Свидригайлов (если не хуже),
а при виде хорька во фраке хочется закрыть глаза и повнимательнее
потянуть носом: не запахнет ли чем подозрительно знакомым и старым-старым...
ну, прямо как этот мир?...
Совсем другое дело Мышь. Мышь во фраке, несмотря на некий, я бы сказал,
поверхностный, бонапартизм, овевается чистым воздухом эстетической тишины
и гармонии, если понимать ее в духе античной героики.
Вспомним-ка лучше: дед - БИЛ, баба - БИЛА... А мышка бежала - только хвостиком
(обратите внимание на кеносис) махнула, махнула, - словно и не заметила,
наверняка даже не оглянулась, - и уже над силой торжествует изящество...
И кто виноват, что дед с бабой плачет, а мышка, сама того не желая, оказывается
⌠над скучными ошибками веков■, - словно на скале, как царь Давид, на высоте
мимолетности, ПРОБЕГАЯ, просто так, само-собой, как Татхагата?... Что
же тут поделаешь? - Сам Бог велел быть во фраке...
И если до сей поры Мышь, по природе своей существо застенчивое и робкое,
и обходилась без оного, то теперешний ее вид объясняется отнюдь не модой,
а исключительно тем, что невозвратно минули времена носителей подвигов,
а на смену им, - как это ни прискорбно - пришли времена носителей одежд...
Но Мышь не унывает. Вступив в новую эпоху волей-неволей отставленной от
дел, она вздыхает - не слишком глубоко - и надевает фрак, - почти как
кимоно или даже халат. - Nec plus ultra - дальше некуда. Девиз, если хотите...
Кстати, мышиный фрак, несмотря на сравнение с халатом, с успехом заменяет
щит, а заодно и меч, и арабского скакуна, и верного оруженосца со всем
необходимым, не исключая, возможно, и Даму Сердца...
Последнее обстоятельство лишний раз предостерегает рассматривать оный
фрак в каких бы то ни было философских дефинициях. Не подходят к нему
и сугубо нефилософские и вообще никакие дефиниции, в том числе и отрицательные,
по модели ⌠не то - не то■, ибо он как раз То, и именно то, что нужно...
Поручаясь за честь своего фрака, Мышь считает возможным приоткрыть тайну
своего происхождения и имени. Как зверь, известный с глубокой древности,
кроме того способный ясно видеть в темноте и потому - божественный, Мышь
издавна подвизалась на поприще изящных искусств, родоначальником которых
является Сминтей(см. словарь), более известный у нас как Аполлон.
По одной из версий легенды о состязании с Марсием, кожа последнего пригодилась
богу для покроя экспериментальной модели фрака, ставшего прообразом всех
последующих. Таким образом сатир, страдавший избытком кожи, как мог помог
делу тех, кто вечно мучился ее недостатком. Многие сминтологи, занимающиеся
критическими исследованиями, считают, что это, несколько кровавое обстоятельство
происхождения фрака повлияло на негативное к нему отношение некоторых
исконных представителей Рода. Например, существует версия, что именно
в этом кроется подлинная причина тяжелой душевной болезни князя М. Другой
же, не менее знатный представитель, имени которого мы не назовем, - ибо
тут замешана дама, имя которой напротив - слишком хорошо известно,
- тот и вовсе пренебрегал одеждой, довольствуясь божественной осанкой.
Что касается имени, то русское слово ⌠МЫШЬ■, по происхождению своему исконно
славянское и восходит к общеарийскому * MUSIS, что без сомнения позволяет
говорить о тесной связи с Музами и со всем ⌠мусическим■ и прекрасным.
Кстати, о прекрасном: Мышь, как и Афродита, - тоже Урания, дочь неба.
По одному предположению она вместе со своими сестрами и Кипридой родилась
из пены ( ср.: mouse, англ., maus, нем.-мышь и mousse, фр.-пена; ст.-сл.:
мы-ти, мы-ло: * mus-tei,общ.-сл.). По другому - из земли, но при
помощи грома и молнии. В первом случае ее родитель Уран, во втором - Зевс;
по-видимому, речь идет о происхождении Старших и Младших Муз; - Мышь в
любом случае не в проигрыше...
В мистериях орфиков, где Старших Муз весьма чтили - как кормилиц и верных
спутниц Диониса, последний, а впоследствии и Аполлон, не только восседал
на мыши, но и довольно часто полностью принимал ее облик. Собственно сам
Аполлон-Дионис, прозванный Мусагет, по существу - Мышевод, царь и покровитель
мышей... Отголоски этого древнего культа сохранились в фольклоре многих
народов, в том числе и у наших предков. Например, сказочный мотив о репке
- не что иное как видоизмененное дионисийское представление, сильно упрощенный
театрализованный миф.
Некий ⌠стихийный■ драматизм присущ этой сказке, не правда ли?
Другой сказочный сюжет более подробно рассказывает о хороводе - с песнями
и плясками, который ночной порой водят семь мышей вокруг одного камня,
потому что камень не простой, а заколдованный...
Вообще продолжать в таком духе можно долго - до конца будет еще дольше...
Думаю, если у кого-то и были сомнения по части мышиных прав на фрак, то
теперь оснований для них немного поубавилось: можно ставить черный квадратик...
P.S. В отношении сугубо литературном, т.е. манифестов, программ, концептов
и т.п. распространяться и вовсе по большому счету не о чем. Мышь не обременяет
никакими особыми требованиями вольных и невольных поклонников своего фрака
в виду их абсолютной художественной самоэмансипированности, или, проще
говоря, - разобщенности... Это, пожалуй, и могло бы стать единственным
credo: глубокое и чуткое взаимонепонимание, иногда переходящее в дружеское,
но всегда - искреннее! - по возможности полная эстетическая и вообще любой
вид творческого, духовного, экзистенциального и какого угодно
ф р а к а в кругу не лишенных очарования мнимостей...
МАГИСТРАТ ОРДЕНА МЫШИНОГО ФРАКА
9-го дня февраля месяца
лета Господня 1997-го от Р.Х.
АНДРЕЙ
МАНИЧЕВ
Э
Т Ю Д
На
отлично справившись с праздником жизни, с пиром, на котором в застольном
беспорядке вожделений перемешаны лица и пальцы, с бестолковой возней дружного
ухода - непременно в двери, любезно распахнутые каким-нибудь метафизическим
лакеем с соусником на голове и в траурном креповом переднике (где наши
не пропадали!..) - итак, не проводив незваных гостей, я отхожу в угол,
знакомый с детства, опускаю утлую лодочку в экзистенциальную (шугу* очередной
бессрочной весны... Теперь бы посумерничать, почаевничать. Смуглая Танатос
в мокрых варежках, уютных резиновых сапожках, сосредоточенно подгоняет
мой бумажный кораблик тополиным прутиком.
Да, уже подрезали тополя, и сваленные в кучи ветки, в бесполезной истоме
принимая скупое тепло мартовского солнца, истошно стараются выбрызнуть
наружу безысходно набухшие почки. Застывшие в круге четырех сезонов, полузаброшенные
бабушки неторопливо выбирают наиболее пряменькие и богатые почками
ветки, и уже дома завершают мелкое ведовство выбором подходящей банки,
куда наливается вода из-под крана и ставится мертвый пучок. Горьковатый
запах, желто-ржавая клейкость на пальцах - некая общепринятая мрачная
веселость, попытка забыться, перед которой Вальсингам выглядит обиженным
пятилетним горлопаном.
⌠Чтобы люди не боялись смерти, нужно усилить наказания; чтобы люди не
хотели воевать, нужно избавить от лишнего,■ - обнаруживаю карандашную
запись на абонементе ⌠Гайдн - все симфонии (10-ый год слушания)■. Узнав
на днях из афиши о начале великопостного концертного сезона, я больше
не пойду в филармонию.
С некоторых пор все кажется мне глубоко инфернальным.
Что, впрочем, изменилось?.. исчезли иудейские пастухи, но умножились девицы
в черном. Homo aleator победил homo fabera, ибо неделание - и есть главная
игра, где нет побежденных, поскольку нет и правил; на всеобщую лотерею
не хватило волнистых попугаев и хитрых ларчиков; ролевое участие в происходящем
как принцип существования позволило забыть не только о квасном патриотизме,
но и о вавилонской блуднице; помышления о завтрашнем дне обратились в
непроглотимую тянучку; жажда подробностей отбила охоту ходить к источнику
вод, и молитвенное правило выпало из повседневности подобно той люльке
с табаком, а сам Тарас, как достопамятный Марсий, уже привязан ко древу
за свое бестрепетное, золотое желание соблюсти целостность - выходить
победителем из каждого мгновения.
Что, впрочем, произошло?.. повторение для нерадивых - видимость движения
от костра до углей, с горы в ров и обратно. И часы на божьем храме исправно
показывают точное время (когда еще его не будет!)б турецким пушкам в ограде
грезится неприступный Константинополь, черепашки-ниндзя уже в Петропавловской
крепости ( и се явно последний сон Веры Павловны), простреленный жилет
Пушкина (тонкого сукна) аккуратно положен в витрину-футляр и находится
в музее, травы не успели, один ум хорошо,... а когда я был динозавром,
солнышко светило куда ярче.
Всяко! - таковую надпись позапрошлой весной я увидел на трансформаторной
будке и, вероятно, только потому до сих пор не удостоился ангельского
чина. И поедая столовой ложкой сгущенное молоко за чтением Исаака Сирина
- иллюзия единения Винни-Пуха и всех-всех-всех прочих, - ощущаю мешкотное,
утробное ерзанье, ибо реальность стекает и свертывается в мультфильм,
оборачивается серым волком, напрочь съевшим коня у Ивана-Царевича (читай,
лишившим последнего виталической силы). Что ж, меняю сто рублей-сто друзей-сто
лет на обол под язык, ведь милее сна нет ничего на свете.
От трехколесного велосипеда до трости с резиновым набалдашником - от родин
до седин - только безалаберная погудка в роскошных палатах Несмеяны с
неподвижным взором. Как менялись постепенно лица скоморохов и сказочников,
придворных повес и лихих бродяг, добрых молодцев и заморских принцев,
приехавших рассмешить Сидящую с распущенными волосами; ох как менялись
лица, скашивались глаза, кривились рты. И вот-вот бросят оземь шапки и
инструменты, подберутся, перемигнутся, сузят круг да кинутся разом к трону
Не замечающей пиров, но... Словно хлопок в ладошки - свежий хлопок озябших
ручонок и обмирают все случайные твари, прячутся, жмурятся, разбегаются
по углам, разлетаются прахом от сквозняка из растворенной двери. И вбегает
веселая, разрумянившаяся, с озабоченно-задорным личиком девочка Танатос
с тополиным прутиком и размокшим корабликом. - Мама, мама! - зовет она,
а на последней ступени трона уже стоит и улыбается Ждущая себя, дабы вновь
принять знаки царской власти в высоком терему извечных встреч и расставаний.
Санкт-Петербург,1995г.
АНДРЕЙ
МАНИЧЕВ
Из
цикла ⌠О К О Н Ч А Т Е Л Ь Н Ы Й
П
Р А З Д Н И К■
≈≈-
1.
Не падай, Вавилонская Цирюльня!
Пусть девочки плывут в смоле горячей,
Расчертят криво белые квадраты,
Толкнут кружок продолговатой ножкой.
Великолепна пустота игрушек.
Блажен дурак, в соборе междометий
Сосущий палец с православным смехом.
Не жалко уничтоженный набросок,
Коль из огня протоптана дорожка
В очередное синенькое пламя.
Пусть каждый горсть земли несет в ладонях
И, обжигаясь, ест ее без соли,
Болтаясь на гвозде карманной кармы.
Дыми, Армагеддонская Пекарня!
2.
Не приручена явь в бесполезности ков,
Бесприданницей пусть остается душа:
В пыль веков
Ни гроша.
Горним горло горит: горячо, горячо,
Ох! - из дольней ладошки водицы испить.
Так свечой -
Воск и нить.
3.
Боюсь иметь и наименовать,
К любой тропинке ноги ослабели.
И каждый день - от смерти к колыбели
Напрасные усилья: (миновать.*
Но пальцы пьют отраву бытия,
И губы помнят страсти чуждых линий.
Ох, усмирять гребенкою эриний
За вожделенье горького питья!..
На узкий путь склоняются цветы,
Не рви, не рви - до ядовитых ягод;
Иди - и пой, чтоб не заполнить ядом
Глухую протяженность пустоты.
Когда же простирают звездный терн,
Повязку с глаз, и головою - в Гебр.
5. ИДОЛ ВЕЧНОСТИ
Незавидна избытчика доля, поклоны постыли,
не явил я достойного дара прошедшему дню;
но ослепший лютее слепого сжимает костылик
и скребет недоверчивой ложкой по голому
дну;
пусть в начальных тетрадях уже ни аза непонятно,
только щепки от вех остаются, вовек не
собрать;
идол - ижицей губы и круглые, черные пятна
вместо глаз - ненавистных имен, неваляшка
добра.
6. СТАНСЫ
Звенит комар, июльский ветерок
Колышет пламя свечки пустотелой;
Напраслиной выгадываю срок
Слепого своеволия и мела.
Боюсь иметь и наименовать,
Но падает в бессонницу ресница.
А землю легче есть, чем целовать.
Забудь, что вырывается страница.
Замолви слово за сухую лень,
Железную горошину под спудом,
Просыпанный табак и новый день,
Опричное гороховое чудо.
Не много знают пальцы о руке,
Но всякое дыхание да дышит.
Все лихом шиты, и в одной строке
Не уместить, не вымолвить, не выжить.
7. КРУГИ
До углов ли нонь, до глотка ли,
Обжигающего до слез
Беспричинных; богиня Кали
До небес прокружит семь верст
И семижды семь, как же смеешь
Не считать, не считаясь - жить?
Рассмеешься в ответ: успеешь,
И поэтому что▒ спешить.
8. ПОСЛЕДНЕМУ
Сзади - никого:
Эх, последнему
Подходить легко
К царству медному
Из железного -
Есть дороженька,
Бес-полезного
Целы ноженьки.
Помнят - первого:
Семипотного,
Боли верного,
Несворотного;
Путь пытавшего
И дошедшего,
Поплутавшего
Да нашедшего.
Это - набольший!
Это - венчанный!
Наидальнейший.
Наивстреченный.
Терпеливейший.
Исповеднейший.
Неключимейший
Ты - последнейший!
9. ПРОПИСИ
Стирание болью, потом - пустота:
Отсутствие костного мела -
Из царского круга выходишь, устав
От грусти тяжелого тела,
От прорвы и жажды, от мест и времен,
Разменной монеты попыток;
И дробные слоги небывших имен
Влекутся козлиным копытом.
Так стой на горохе, обманутый шут,
Звени бубенцами на казни;
Когда первоклашки пеналы сожгут,
Придет окончательный праздник
Железных зеркал на любые уста.
Свидетельствуй: плоть - овдовела.
Из (царского* круга ты вышел, устав
От прописей костного мела.
11. * * *
Все ноябри бесснежные, все страхи
Бытья-битья - и оторопь берет
Твое, (родимое*, и ворот у рубахи
Трещит навзмах; и нищий у ворот
Ложится спать, уже не постучавши,
Зарж▒авело - не тронуто - кольцо;
Руки не подадут, не сварят каши
Березовой, не выйдут на крыльцо.
Не отражаться! - бремя, бремя гордых;
О как я ненавижу зеркала -
Свидетелей бессмысленно-упорных
Судимых глаз, сужденного угла.
Так▒ развело, укрыться бы до срока
И утомленно: все уж далеко;
Но - близко! ведь невынесший урока
Теряет право двигаться; легко
Поверить, но труднее верность хлебу
Насущному - и сущему в поту.
Земное действо по▒ сердцу, по небу,
(Для* неба, уязвимого в пяту.
12. * * *
Воркуют о смерти мои голубки▒-
О мачехе грозной и грустной.
Пустые покои, косые лубки
И марево речи изустной.
Кивают согласно, одетые льдом,
Адамовы головы с тына.
И разрешено оглянуться на дом,
Встречающий блудного сына.
* * *
ЯБЛОКО
Блажен, кто не бывал невольником
Метафизического страха!
Даниил Андреев.
Я встречу
Ее, а потом потеряю
На
черных отрезках текучих миров -
Окольных
путях к неспетому раю,
В пыли
перекрестков печальных ветров.
Безликих
материй жестокие ветви
В стране,
где ни золота, ни серебра.
И вот
приближается Лезвие Лезвий,
И черные
пудели лижут мой страх.
Широк человек!.. и доспехами духа
Подчас
забывает облечь свою плоть.
Не
видывал видом, не слыхивал слухом -
А вот
привелось! Глухоту и немоть
Единой укрепой и чистой молитвой
Пронзить
и омыть покаянной слезой;
Чтоб
сердце не взрезать допущенной бритвой,
Не
сжечь свою яблоню жадной грозой!
Прочь, твари, сует суеты порожденья!
Не
ваш я отныне и не был я ваш.
Я вспомнил
покойный закон отчужденья:
Знамением
крестным развею мираж.
А если же нет, то мой крест слишком легок,
И мне
остается себя остыдить,
Чтоб
кончился тягостно-тянущий морок
Прельщений,
которым нельзя победить.
Увы, не исполнен я Духа очами;
Ни
божья свеча, ни чертям кочерга.
Но
сестрин Покров над моими плечами
Тебе
не разрушить, ревущий Нергал!
Смотри, на дне бездны шелковые травы...
Но
застит виденье гонимая пыль
Ветрами
печальными; запах отравы
И вой
злобных воль предвещает Не-Быль.
О как ненавистно ликует их племя
И алчет
рассеять в пространствах мой дух,
Где
в звездной песочнице прыгает Время,
Оставшись
слепым и последним в роду.
Господь Вседержитель, о как же я грешен!
Боюсь
не доспеть, и Тебе ли - мой плод?..
Но
вишеньем глаз я спасен и утешен:
И (падшее*
яблоко руку найдет.
Владычице, светлой всесильной мольбою
Меня
окаянного ныне спаси,
Дай
сил без хулы приготовиться к бою
И пламень
лукавых страстей погаси!
Довольно, не быть мне вместилищем скверны.
Глаза
голубеют в решетках ресниц.
Скрежещет
зубами (разъятый infernum*,
И близятся
крылья вишневых зарниц.
Любовь изменяет постылую форму.
Я стану
водой, и безумный огонь
Падет,
словно камень в прозрачнейший омут,
Как
яблоко в страждущую ладонь.
1993г.(?)
* * *
Вот так - засмеешься, а после
заплачешь.
Где
тонко, там рвется,
Где
робко - там боль.
Свои
прегрешенья
бессмысленно прячешь
И стонешь
в просонках минучих:
⌠Уволь!■
Нить
жизни горит, облеченная воском
Ошибок,
трудов, -
и слезится свеча.
Кто
мягко стелил, тому спать
будет жестко -
Кощеевы
сны пробуждают печаль.
Потешилась
плоть неуемно и дико,
Пока,
как бездомник,
ты ищешь дорог
К заветному
дубу,
последнему лиху
И шепчешь
печально:■ Три года не срок■.
Пока
ты бездомник:
поклоны, молитвы
И крестное
знаменье
слабой рукой.
Но
конь приготовлен, коль скоро
день битвы.
Победа
- от Господа, нету другой.
1992г.
* * *
На
пороге нездешних миров
Об
косяк головой да назад.
Вновь
до жиру - и жизнь хороша
Предвкушеньем
раскошных пиров,
Ожиданьем
распахнутых врат,-
Нет,
не в рай и, тем паче, не в ад,
А куда
нам глаза поглядят.
Золотою
рыбешкой душа
Протрепещет
на остром крюке
Изобилия
косных минут,
Трех
желаний не хватит опять.
Поднимаются
жабры в руке,
Силясь
воздух чужой не вдохнуть
И хотя
бы достойно уснуть,
Пока
время не бросилось вспять:
Пока
дождик грибной по лесам,
И пригрелся
в пыли воробей,
И детей
так звенят голоса!..
Но
срываются гири с цепей,
Обмирают
(без Трех* небеса.
Мертво
пущенный звездный репей
Ненавистно
дрожит в волосах -
Не
в погибель, а сердце стучит,
Коль
обидчик незрим и жесток.
............................
Прокаленная
память молчит.
Чисто
выметен черный шесток.
1992г.
* * *
В тихой травной игре задыхается ветер
глуб▒око и сладко,
каждой веточкой, перышком каждым
узнавая мерцанье миров.
Пред
судьбой - пред собой, не иначе;
невместимых даров не принять,
не избегнуть повтора отданий,
череда становлений верна:
не преткнешься о камень -
косу не отобьешь
и росы не уронишь до солнца.
* * *
ПАМЯТЬ
О обессилевшая память,
Восстань
на кончике иглы;
Проникни
в смерть, обещанную даром,
И цепью
новой рук не тяготи -
Все,
что исполнится, ведет нас к покаянью,
К прозрению
судеб; и в чистоте,
Возникшей
изначально, будь покойна.
О память,
из глубин воззвавший хочет
Узреть
тебя на кончике иглы:
Ларец,
который открывался просто,
На
дне моском лежит пустой, и рыбка
Сквозь
призрачную прорезь для ключа
Снует
туда-сюда, покорна чуду;
Пасхальное
яйцо катилось долго
И падало
во тьму, и разбивалось -
И Солнце
загоралось, и под Солнцем
Родились
малые и дорогие.
Свобода
первозданности вернулась,
Песочных
человечков смыло море -
Ведь
скорбный путь тревог немилосердных
Окончен,
и игла
Дрожмя
дрожит в трехперстьи.
Сломи
ее, Жених Предвечный, и
Развеяв
чары, разомкни круг смерти:
О полнота,
прощающая Память!
И Лиха
не добудишься отныне.
И в
подвенечной строгости покоя
Небесных
воинств труд и торжество.
* * *
Навек неколебимый свет дороже
Мятежных
чувств, обманчивых тревог.
Торжественным
покоем жив исток.
Вернуться
- молчаливее и строже.
Прибежище
всех сил и всех созданий,
Возмогших
в дом непрошенно войти, -
Не
ожидаю я конца пути;
Не
понимаю мужества скитаний,
Надсаду
бедности, тупую боль изгнаний,
И тлен
прожитков, брошенных во тьме,
И узника,
поющего в тюрьме
О радости
любых существований.
Истает
злоба, гордость и тоска;
Исполнится
душа священной силой -
Той,
что ей слабость верно приносила,
Себе
не оставляя ни куска.
Благославляя
меч, который ранит,
Терпеньем
отвечая на удар,
Провидя
в испытаньях божий дар,-
Так
полонянин исполином встанет.
* * *
...Сменяя гнев на милость, меч на щит,
Который
под ударами трещит,-
Быть
буре, коль посеяны ветра,
Но
устоит могущество добра.
Величественны темные гонцы,
Однако
носят ложные венцы:
Украденный
хаос ничтожит тварь,
Обереги
ее Всеблагий Царь.
Не радости, терпения прошу -
Беззлобием
гордыню сокрушу;
Повергну
в прах блудилище имен,
Которыми
высокий лоб клеймен.
Того, кто знает правильный рычаг,
Согреет
нарисованный очаг;
И помни,
очарован красотой:
(Железный
посох* - ключик золотой.
Как тайна необъятно велика,
И ноша
неизбывная легка.
Пречудные
надмирные поля
Ждут
новых обретений, и земля
Томится
ожиданием зерна -
Лишь
радость роста чистоте верна.
Так научись творению внимать.-
Меч
грудь пронзает; снова в муках иать;
Агукает
веселое дитя,
Свое
непостоянство обретя,
Сверкая
погремушкой бытия.
С.-Петербург, 199?
|
