Часть третья
Необозримая толпа людей, закручиваясь водоворотом, бурлила вокруг одного
человека, стоящего в самом центре. Вдруг люди превратились в океан, готовый
поглотить этого человека, но вместо того, чтобы утонуть, он, насвистывая,
пошел прямо по этому океану и исчез. Вместо океанской глади вдруг появилось
свежескошенное поле. Аэроплан "Трэвэл Эйр-4000", сияющий белой и золотой
краской, приземлился на этой траве, из кабины вылез пилот и повесил на
бок самолета объявление: "Катаю пассажиров. Совершите прогулку в небо всего
за 3 доллара".
Когда я пробудился от этого сна, было уже три часа. Я помнил его во всех
деталях и почему-то от этого был счастлив. Открыв глаза, я увидел стоявший
рядом с "Флитом" большой биплан "Трэвэл Эйр", омытый лунным светом. Шимода
сидел на спальном мешке, привалившись спиной к левому колесу своего самолета
в той же позе, что и при первой нашей встрече. Не то, чтобы я мог его ясно
видеть, просто знал, что он был там.
- Ну, как,
Ричард, - тихо сказал он в темноте. - Теперь тебе понятно, что же происходит?
- Когда это
"теперь"? Что происходит? - спросил я спросонок. Я по-прежнему все помнил,
и решил не удивляться, что он не спал.
- Твой сон.
Парень, толпы и самолет, - объяснил он терпеливо.
- Ты интересовался
моим прошлым, теперь ты знаешь вполне достаточно. Об этом писали в газетах:
Дональд Шимода, тот самый, которого начинали называть Механик-Мессия, американский
авиатор, который в один прекрасный момент исчез на глазах у двадцати пяти
тысяч очевидцев.
Я вспомнил, что читал эту историю - попалась мне на глаза, потому что занимала
первую страницу местной газетки какого-то городка в штате Огайо.
- Дональд
Шимода?
- К вашим
услугам, - сказал он. - Теперь ты знаешь, и не ломай больше себе голову
на эту тему. Спи давай. Но прежде чем заснуть, я еще долго думал об этом.
- И тебе можно...
я не думал... если у тебя такое предназначение - быть Мессией, так ты,
вроде, должен спасти мир, или нет? Я не знал, что Мессия может вот
так все бросить и уйти. - Я сидел верхом на обтекателе моего биплана и
вслух размышлял о новом друге. - Дон, брось мне, пожалуйста, ключ на
шестнадцать.
Он покопался в ящике с инструментом, нашел его и кинул мне. Как и все другие
инструменты тем утром, брошенный ключ замедлил свой полет, а потом
и вовсе остановился сантиметрах в тридцати
от меня,
лениво переворачиваясь в воздухе. Однако в тот момент, когда я коснулся
его, он снова обрел свой немалый вес обычного хромованадиевого гаечного
ключа.
- Конечно,
ты можешь уйти! Бросить все, что хочешь, если ты передумал это делать.
Ты можешь перестать дышать, если захочешь. - Ради собственного удовольствия
он отправил в полет отвертку. - -Поэтому я перестал быть Мессией, и если
кажется, что я защищаюсь, так, может быть, это от того, что я действительно
все еще защищаюсь. Но уж лучше так, чем остаться и возненавидеть
все это. Хороший мессия не испытывает чувства ненависти, и он свободен
идти любым путем, каким пожелает. Это,
конечно же,
относится и к каждому. Мы все сыны Божьи, или дети Абсолюта, или идеи Разума,
или как ты там еще захотел бы назвать это.
Я подтягивал гайки крепления цилиндров двигателя. Первая же гайка, естественно,
провернулась на четверть оборота, и я с удовольствием похвалил себя за
то, что мудро решил проверить их с утра, прежде чем снова начну катать
пассажиров.
- Ну хорошо,
Дон, но знаешь, мне казалось, что мессианство должно чем-то отличаться
от другой работы. Вдруг бы Иисус снова пошел строгать доски, чтобы заработать
себе на кусок хлеба? Может быть, это только звучит так странно.
Он обдумал мои слова.
- Я не понимаю,
что ты этим хочешь сказать. Странно как раз именно то, что он вообще не
бросил все, когда его впервые начали называть Спасителем. Вместо этого
он попытался объяснить им все логически: "Прекрасно, Я - сын Божий, но
мы все его дети; Я - Спаситель, но и вы все тоже. Чудеса, которые я творю,
может делать каждый из вас! Каждый здравомыслящий человек понимает это".
Наверху на обтекателе было жарко, но мне вовсе не казалось, что я занимаюсь
каким-то тяжким трудом. Чем больше я хочу что-нибудь сделать, тем меньше
считаю это тяжким трудом. Мысль
о том, что
благодаря моим стараниям цилиндры не улетят с двигателя, доставляет мне
большое удовольствие.
- Ну скажи,
что тебе нужен еще один ключ, - подсказал он.
- Ключ мне
не нужен. И я, представь себе, настолько продвинут духовно, что считаю
все эти твои штучки, Шимода, всего лишь фокусами для простаков, на которые
способен любой умеренно духовно развитый адепт. А может, начинающий гипнотизер.
- Гипнотизер?!
Парень, да ты меня вот-вот раскусишь! Ну уж лучше гипнотизер, чем Мессия.
Что за скучная работа! Почему же я не знал, что это будет так скучно?
- Ты знал,
- сказал я мудро. Он лишь засмеялся.
- А ты когда-нибудь
думал, Дон, что бросить все, в конце концов, будет вовсе не так-то просто.
Что тебе не удастся начать жизнь простых "нормальных людей"?
В ответ на это он смеяться не стал.
- Ты прав,
конечно, - сказал он, запустив пальцы в свою черную шевелюру. - Если я
остаюсь в одном месте слишком долго, больше чем на день или два, люди начинают
замечать, что я не такой, как все. Ведь и умирающий может исцелиться, лишь
прикоснувшись к моему рукаву, так что не пройдет и недели, как я снова
окажусь в середине толпы. А с самолетом я могу не сидеть на одном месте,
никто не знает, откуда я прилетел и куда отправлюсь дальше, что меня прекрасно
устраивает.
- Тебе придется
намного тяжелее, чем ты думаешь, Дон. В наше время все движется от материального
к духовному... пока очень медленно, но это движение не остановить. Я думаю,
что мир не оставит тебя в покое.
- Не я им
нужен, а чудеса! А творить их я могу научить кого-нибудь вместо меня; пусть
он и будет Мессией. Я не скажу ему, что это скучное занятие. И кроме того:
"Нет настолько большой проблемы, чтобы от нее нельзя было убежать".
Я спрыгнул с обтекателя на траву и начал подтягивать гайки на нижних цилиндрах.
- Ты, кажется,
начал цитировать изречения знаменитой собачки Снупи?
- Послушай,
я буду цитировать истину, кто бы ее ни изрекал.
- Дон, но
ты не можешь убежать! Что если я начну поклоняться тебе прямо сейчас? Что
если мне надоест заниматься этим мотором и я начну молить тебя о том, чтобы
ты сотворил мне вечный
двигатель?
Слушай, я отдам тебе все до гроша из того, что успею заработать сегодня,
если ты научишь меня порхать по воздуху. А если ты не сделаешь этого, я
буду знать, что мне надо начинать молиться тебе, Святому, посланному, чтобы
облегчить мою непосильную ношу.
Он лишь улыбнулся. Мне до сих пор кажется, он так и не понял, что не сможет
убежать. Но как об этом мог знать я, если он не знал?
- А у тебя
все было так же пышно, как в индийских фильмах?
Толпы на улицах, миллионы рук ищут прикосновения, цветы и благовония, а
для выступления золотые платформы, устланные коврами с серебряными кистями?
- Нет. Еще
до того, как я попросил себе такую работу, я знал, что не смогу этого вынести.
Поэтому я выбрал США, и мне достались лишь толпы.
Воспоминания причиняли ему боль, и мне было досадно, что я начал все это.
Он сидел на траве и продолжал говорить, глядя сквозь меня.
- Я хотел
сказать: ради Бога, если вы так сильно желаете свободы и радости, разве
вы не видите, что ее нет вне вас? Скажи, что она есть у тебя, и она у тебя
есть. Поступай как будто она твоя, и она у тебя появится. Ричард, что же
в этом такого непонятного. Но они просто не хотели слушать, большинство
из них. Чудеса - как те зрители автогонок, приходящие поглазеть на аварии,
так и они приходили ко мне
поглазеть
на чудеса. Сначала ты просто не находишь себе места от ощущения бессилия,
а потом это все надоедает. Я понятия не имею, как это только другие мессии
выносили такое.
- Когда ты
так об этом рассказываешь, мессианство явно выглядит не столь уж заманчивым,
- сказал я. Затем подтянул последнюю гайку и спрятал инструмент. - Куда
мы направляемся сегодня?
Он подошел к моей кабине и, вместо того чтобы стереть разбитую мошкару
с ветрового стекла, провел рукой - мошки ожили и улетели. Ну конечно, его
собственное ветровое стекло не надо
протирать,
и теперь я знаю, что и мотору его не нужен ремонт.
- Я не знаю,
- ответил он. - Я не знаю, куда мы сегодня направляемся.
- Что ты
хочешь этим сказать? Ты знаешь прошлое и будущее всего. Ты точно знаешь,
куда мы отправимся.
Он тяжко вздохнул.
- Да. Но
я стараюсь об этом не думать.
Некоторое время, пока занимался цилиндром, я думал: вот повезло-то,
мне достаточно лишь держаться этого парня, и больше не будет никаких проблем,
ничего плохого не случится, и все будет отлично. Но то, как он произнес:
"Я стараюсь об этом не думать", - заставило меня вспомнить, что случилось
с остальными мессиями, которых посылали в наш мир. Благоразумие завопило
во мне, требуя сразу после взлета повернуть на юг и держаться от него как
можно дальше. Но, как я уже говорил, летая в одиночку, бывает одиноко,
и я был рад, что встретил его, просто потому, что появился человек, с которым
можно поговорить, и при этом он отличает элерон от стабилизатора.
Мне надо было бы повернуть на юг, но после взлета я остался с ним,
и мы полетели на северо-восток, направляясь в будущее, о котором он старался
не думать.