Цвет фиолетовый, сиреневый, лиловый...
Безумству храбрых не пою я песен...
Наша память - вековой палимпсест...
Три сотни островов, где яблони цветут...
* * *
Цвет фиолетовый, сиреневый, лиловый,
Вечерних облаков и пармского цветка,
Чернил, которыми запишется строка,
И тайн мистических мироосновы,
И многого, неясного пока...
* * *
А как там край лесной с водою родниковой?
Все полон тишины да шепота листвы?
И царственный журавль колодезной основы,
Наверно, все глядит из поясной травы?
Засыпаный, иссяк лесной ручей проточный,
Колодец обветшал и вся вода ушла.
И надобно теперь искать другой источник,
Такие вот дела.
Жизнь поет свои песни
На чужом языке,
Сгинул стерх в поднебесье,
Спит синица в руке.
Путь свободен, мой ангел...
А как там старый сад, весной такой зеленый,
Где по ночам в кустах так пели соловьи,
С фиалковым бугром под многолетним кленом,
Ронявшим в целый мир пропеллеры свои?
Утоптана земля чужими каблуками,
И силы нет цвести у серого ствола,
Он только чуть скрипит трухлявыми ветвями,
Такие вот дела.
Жизнь поет свои песни
На чужом языке.
Все, что нажито вместе -
След слезы на щеке.
Путь свободен, мой ангел...
А, верно, все цела поляна потайная,
Где собирались мы у светлого костра?
Где, то был круг Судеб, то Королева Мая
Водила хоровод до самого утра?
Заброшена в кусты бумажная корона,
От майского костра - лишь пепел да зола,
И тучи, морося, спешат по небосклону.
Такие вот дела.
Жизнь поет свои песни
На чужом языке.
Споры разных конфессий -
Пыль шагов на песке.
Путь свободен, мой ангел...
А зеркало пруда, где звезды как в ладони?
Где в омутах воды грядущее видать?
Что ждет нас впереди? К чему нас сердце гонит?
Сумеет ли оно, как прежде, рассказать?
Нас может ждать лишь даль всеобщего
стремленья,
Безжизненна она, пустынна и светла.
В ней дарит нам мечты мираж воображенья.
Такие вот дела.
Жизнь поет свои песни
На чужом языке.
Если сердце на месте,
Что гадать по руке.
Путь свободен, мой ангел,
Господь ожидает тебя...
* * *
Безумству храбрых не пою я песен.
Они им, этим храбрым, не нужны,
Благоразумьем храбрых мир чудесен,
Безумства осторожных в нем важны.
Мир очень хрупок, как бокал стеклянный,
Хоть прочен, словно камень во брони.
В своем непостоянстве - постоянный,
Храни его, смотри, не урони...
Уронишь мир в своем духовном свете,
А вновь поднять найдется ль нужных сил?
Конечно, мир паденья не заметит,
Лишь ты увидишь, что ты упустил.
Дай миру безмятежно изменяться,
Цени его развития цветы,
Безумствуй, но не дай ему сорваться,
А дай достигнуть новой высоты.
* * *
И каждый камень точит в нем вода.
И об астрале знаем мы давно -
Печали наша утолит вино.
А Высший Свет, Небесную Любовь,
Печати Духа омывает кровь.
Сколь много ж мы замыли в этот год
Души, духовных и мирских забот.
Я б мир культуры присоединил,
Где все грехи смывает синь чернил...
* * *
Белых с розовым пополам -
Это ангелы чистят крылья,
Чтоб на землю спуститься к нам.
К нам - невежественным и темным,
К нам - забывчивым и глухим.
Со своей суетой огромной
Почему-то нужны мы им.
Где-то больше, а где поменьше,
Но стихают раскаты бед,
Кто-то вдруг из мужчин и женщин
Сам дарить начинает свет.
И вверху, в синеве небесной,
Сдвинув лучик по облакам,
Ангела, сбившись кучкой тесной,
Улыбаются им и нам.
И грехи, что пылают кровью,
Отмываются в их руках,
Несказанной для нас Любовью -
Светом розовым в облаках.
* * *
За которым тоже две свечи.
И вдали за ними тенью где-то
Тот, за кем охотятся в ночи...
Двух зеркал неясный полусумрак,
Огоньков дрожащих всход-портал,
За которым краем глаз безумных
Я слова пророчеств разбирал.
Этот мир - то зыбкий, то реальный,
Миг - и все качнулось как дымок,
Лишь осталось два куска зеркальных,
Да в свечах пригасший огонек.
* * *
еще не кончился над бездной,
Хотя давно уж срок пахать
по кожуре земли сырой,
Жду романтической Любви,
и слышу ангелов небесных,
И вижу юного пажа в шелках,
где рыцарь спит седой.
Не замечаю дыр в своей,
давно истершейся кольчуге,
Я слышу Вечного Вождя
в потоке пьяной болтовни,
И все мечтаю об одном
надежном, верном, честном друге,
Среди житейской суеты
давно друзей похоронив.
И только совесть часто жжет
незаживающие раны,
А лень, тоска и эгоизм
ее пинками гонят прочь,
И напевают сладкий сон,
что я когда-нибудь восстану,
Чтоб что-то важное создать,
чтоб исцелить, согреть, помочь...
* * *
Работам А.Т.Фоменко посвящается...
После всплесков бывают спады,
После спадов возможны всплески -
На полях вырастают грады,
Нищету оттеняют блески.
Можно много следить историй,
Можно мифы раскрыть как были -
Мол, Христос - это все Григорий,
Только люди про то забыли.
Просто фактов у нас нехватка
В сонмах вымыслов и теорий.
Жизнь с чего-то течет не гладко,
Хоть и волны ее как море...
Божий промысел мы отвергнем,
Ведь иначе науке стыдно.
Да, в известном аспекте Сергий
Был, но это не очевидно.
Растерялось, что не хранилось,
Клеим вымыслы, что достались.
Экспедиция завершилась...
Вывод: Истины не остались.
* * *
Когда-то именем друзей мы называли поселенья,
На карте вымыслов своих им посвящали города,
Теперь же шутки прошлых дней лишь промелькнут
блестящей тенью,
И, помянув улыбкой их, мы прослезимся иногда.
А иногда приходит мысль по именам нас перечислить,
Да по колоде карт Таро пасьянс сплетеный разложить
И, попытавшись вникнуть в смысл, судьбу дальнейшую
исчислить,
Какою из ее дорог нам предстоит теперь ходить.
Но не торопится пасьянс колодой полною разлечься,
И в снос уходят онера, а козыря реальность бьет.
Наш неисполненный романс, что был задуман так
беспечно,
Был слабо слаженым вчера, а нынче вовсе не идет...
* * *
Наша память - вековой палимпсест,
Строки былей посливались в небыль.
Помнишь, мы гуляли по Олимпу,
Только он тогда Олимпом не был.
Помнишь, пили из одной посуды
В позабытом докитайском царстве,
Помнишь, мы ходили слушать Будду,
Помнишь, ты погиб, а я остался...
А затем мы повстречались снова,
Много раз пройдя беспечно мимо...
Помнишь, ты несла мои оковы,
Выкупив меня на рынке Рима...
Помнишь, я стоял на свадьбе вашей,
Со стрелою отгоняя горе...
Помнишь, я кропил тебя из чаши...
Помнишь, ты возил меня за море...
Разошлись во времени печали,
Память только радость возвращает.
Список жизни нашей нескончаем,
Смерти в нем лишь строки подчищают.
* * *
Высох пруд и сад давно пропал -
Лишь стволы глядят безликой сеткой,
Но все также тянется Тантал
За своею выдуманной веткой.
Камень стерт в Сизифовых руках -
Легче кирпича, чуть больше хлеба -
Но все также слышен шум в горах,
И все также недвижимо небо.
Местность нездоровей Меотид,
Нет ручья, кругом болота просто,
Но мерны движенья Данаид,
Заливающих прогнивший остов.
Боги спят. Их лики не видны.
Цербер в полудреме дышит жаром.
Но величину людской вины
Никогда не переполнить карам.
И уже не в силах замолчать,
В прошлое сбежав, людская совесть.
Вечности небрежная печать
В мифы превратила эту повесть.
* * *
Хранит величие аскета:
Все мощи тела и души...
Что значит верная диета!
* * *
Спит мальчишка наш, босые ножки
Из-под одеяла приспустив,
Теплый свет любви в моем окошке,
Божий ангел на моем пути.
Что ему там снится - я не знаю,
Может, радость и веселья свет,
Может, он во сне своем летает,
Вихревым сиянием одет.
Или просто бродит в замке старом,
Глядя вдаль в светящийся простор,
Или словно менестрель, с гитарой
Песенный заводит разговор.
Детские мечты во сне как в яви,
Нежен и чудесен сон его.
Одеяло тихо я поправил -
Он и не заметил ничего.
Жизнь, увы, не очень-то по книжкам,
Сон лишь краткий отдых нам дает.
Господи, благослови мальчишку,
Пусть его лукавый обойдет.
Пусть его избегнет вихрь кровавый,
Пусть его ждет только мирный труд.
Пахнет трупом воинская слава,
Отдается кладбищем салют.
Пусть войну лишь только понаслышке
Знает он. Будь Музам храм открыт.
Пусть, играя, служит им мальчишка,
Что сейчас под одеялом спит.
* * *
Теперь забытое давно.
Экспертов разделились мненья,
Когда оставлено оно.
И лишь фундаментов остатки
Глядят щербато из земли,
Мол, с нас, конечно, взятки гладки,
Но мы хранили, что могли.
И по рисункам на посуде,
На чьих осколках мы стоим,
Поймете вы, что были люди
Горды селением своим.
Их примитивная культура
Шла впереди в те времена.
И возле капища скульптура
Была и свята, и грозна.
И если племени потомки
Ушли, забыв про предков дом,
То уж фундаментов обломки
Нельзя винить в несчастье том.
* * *
Три сотни островов, где яблони цветут,
Лежат среди пучины океана -
Туманный Аваллон - как кельты их зовут,
Пути туда прознала лишь Моргана.
Да Мерлин, говорят, все зная наперед
Приют на них пообещал Артуру,
И он же огласил, что в трудный час прийдет
Король, чтобы спасти английскую культуру.
И, говорят, когда едва встает рассвет
И видно далеко над морем к окоему,
Нам остров Ги Бразиль шлет свой зеленый свет -
Знак, что король Артур еще не сбросил дрему.
И светом этим жив туманный Альбион,
Его урочный час пробьет еще не скоро,
Но даже и тогда далекий Аваллон
Сулит его судьбе подмогу и опору.
Все раздается шум Вестминстерских ворон,
И у дворца несут гвардейцы в шапках стражу.
А где-то вне земли чудесный Аваллон
Хранит далеких дней английскую пропажу.
* * *
Грозный замок - память поколеньям
О постройках древней старины.
Ночью здесь гуляют привиденья,
Серебрясь отсветами Луны.
Днем сюда экскурсии приходят,
Да еще шальная детвора
Вечно игры шумные заводит
На пустых булыжниках двора.
Он достоин был упоминанья
В летописях ветхих древних дней.
И о той поре воспоминанья
Все гнездятся в трещинах камней.
Выщерблины вражеской осады,
След ядра, царапины от пуль,
И заплаты каменной ограды
В тех местах, где был разбит патруль.
Замок все стоит, хоть годы мчатся,
Он все также крепок на скале.
А его владелец с домочадцы
Спят давным-давно в сырой земле.
* * *
Мимо только фьорды мелькают,
Мчат козлы, глаза чуть скосив.
Тор, свой молот сжав, вспоминает
Золотые волосы Сив.
Пусть шумят берсерки в Вальгалле,
Надрываясь смехом до слез.
Вся их сила стоит едва ли
Золотинки этих волос.
Не нужны ни ленты, ни серьги,
Волос сам собою красив.
Молодцы кудесники-цверги,
Что сковали волосы Сив.
Сколько уж годов пролетело,
Сколько вниз сбежало воды.
Хорошо, что асово тело
Не состарят дни и труды.
Тор сжимает Мьелльнир - свой молот,
В вольный бег козлов отпустив.
Золотые волосы - повод,
Вся причина главная - в Сив.
* * *
Кончился праздник, прошли суета и почет,
Был карнавал - а остались огрызки да клочья,
Бил фейерверк в небеса этой звездною ночью,
А по утру только ветер обрывки несет.
Как нелегко приниматься за будничный труд...
Память вчерашнего праздника вяжет картину -
Лень возвращаться опять в бытовую рутину
И приводить все в порядок из хаоса тут.
Но если эти развалы опять не прибрать,
Не навести чистоту и порядок, и глянец,
То не начнешь ни беседу, ни песню, ни танец,
Праздника вновь не удастся на радость создать.
Так за труды принимайся и время не трать,
Делают руки и мастера дело боится,
Радостно было весь вечер вчера веселиться,
Пусть в благодарность здесь утром все будет сиять.
* * *
Давно ты со мной не беседовал,
Что там слышно тебе о Господних делах?
Или ты у неверных в сердцах проповедовал,
Или верных своих возносил на крылах?
Или грешным, в Геенне от жажды страдающим,
Приносил Милосердия каплю воды?
Или песней своей на кифаре сверкающей
Прославлял неземные Христовы сады?
Осиял меня Ангел улыбкой небесною -
"Недосуг мне летать воспевать Божий сад,
Я смотрел твою душу в дорогах над Бездною,
Как она опускалась, как вышла назад..."
* * *
Помощникам финансовых директоров посвящается...
С давних пор при святейших особах
И при центрах религий крупнейших
Есть носители санов особых,
Что мы чтим со времен августейших.
Мы - раздатчики милости нищим,
Что мелькают по миру свободно.
Мы мирского у жизни не ищем,
Наше действие - богоугодно.
Мы - ступени святого порога,
Мы - алтарные нижние плиты.
Мы достигшим свидетельства Бога
Режиссируем действия свиты.
По святейшей руки мановенью
Мы в толпу рассыпаем монеты.
И народ преклоняет колени,
Очи долу низводит при этом.
Мы - религии нашей проклятье,
Возносимое как добродетель,
Мы - защитники нищенской братьи,
Мы - опора ее, Бог свидетель.
Мы не жаждем оваций хвалебных,
Нам достаточно лишь осознанья,
Что Господь тоже рыбой и хлебом
Раздавал в свой приход подаянье.
Сквозь века, столь от нас отстоящи,
Мы творим как и Он это чудо.
И не нужно шуметь будто ящик
С подаяньем хранился Иудой.
* * *
Все в этой жизни эфемерно.
И я не вечен под Луной.
И Парка, будет срок (что скверно),
Обрежет нитку надо мной.
По завершении мучений
В тот срок предстанут перед Ним
Бес с толстой книгой прегрешений,
С благим реестром Херувим.
И будут выверять расчеты,
Чтоб жизни вывести итог.
(Чертовски нудная работа,
Чтоб ею занимался Бог).
А после, сверив достиженья,
Достанут семь листов анкет,
Чтоб с чисто ангельским терпеньем
Оформить счет за этот свет.
И в "Целях бытия земного"
Ответит ангел на вопрос -
"Нес в душу людям светоч слова",
А черт подпишет "Не донес".
* * *
Copyright 1999 by Sergey Lanin