Обложка Альманаха

ПОЛУНОЧНИК


 


 

Красовский Алексей

 

 

Признание.

 

 

 Не придуманные истории.

 


...Сейчас, я разверну: Момент: Ага, вот он. Нашла. Я хранила его в паспорте, но потом не выдержала, убрала. Долго хранила в фотоальбоме, потом переложила в ночник. Там, в самом низу лампы штучка пластмассовая, видите, отходит, вот, прямо туда и прячу. Не знаю, от кого. Помню наизусть, а все равно достала. Не знаю:

:Он попал в реанимацию, а я в травму. Если судить о степени тяжести, то ему конечно больше досталось (если вообще уместно употреблять этот глагол). Он долго не приходил в себя, а когда пришел, я еще не передвигалась самостоятельно. Говорить он не мог, и шевелить конечностями удавалось с большим трудом. Он едва пользовался рукой. Он постоянно звал меня... Я тоже еще не окрепла. Правда чувствовала себя гораздо лучше, чем он. Врачи, зная о моем соседском существовании, запретили нам контакт, т.е. я, конечно, писала ему, но назад мне мои записки уже не возвращали, чтобы он не писал на них ответ. И для него, и для меня это было невыносимо. Общаться мы могли каждый час. Это такой человек, у него в голове регулярно рождаются какие-то идеи. С ним трудно отвлечься. А тут неизвестность. Позвонила сестре на пост, справилась, все ли нормально. Я мучилась, не зная толком, что с ним, и не зная, как он чувствует себя без меня. И тогда он изобрел удивительный способ общенья со мной. Он стал писать на единственном, до чего он мог достать... на своих анализах.

Мы познакомились на первом курсе института. У нас оказались одинаковые фамилии. Первого числа на лекции нас подняли на перекличке. Сначала меня, затем этого кудрявого мальчика. Мы переглянулись, и на вопрос: "Не родственники ли мы?" хором ответили, что нет. Кто-то из аудитории добавил "пока". Так оно и вышло... Его изобретательность сводила меня с ума. В институте он умудрялся сдавать за меня и за себя экзамены по два раза, прибегая к помощи разных преподавателей. Ни у кого и в мыслях не было внимательнее посмотреть на зачетку. Исправить же ведомость было делом техники - девушки секретарши редко где встречаются несговорчивые. Мы обожали шарахаться по разным концертам, фестивалям. И никогда не платили. Делалось это всегда по-разному. Я не поощряла халяву, но денег тогда просто не было, а окультуриваться хотелось. Например, однажды мы вошли на какой-то концерт за час до начала; он где-то подобрал пустую коробку, схватил разложенный по полу провод и, протягивая его до сцены, нагло вошел вместе со мною в зал. Охране сказал, что я с ним. Ему всегда верили. Я даже шутила по этому поводу, что пора создавать свою религию - приход обеспечен. Когда пошли снимать квартиру - нам разрешили пожить практически бесплатно целый месяц, пока "везли наши вещи из Сингапура". Его родители были летчиками. Серьезно. И мать и отец, оба. Про свою легендарную мать он обожал рассказывать часами. Чаще всего эти истории были лучше и веселее тех, что случались с Надеждой Павловной и Игорем Викторовичем на самом деле. Просто они были людьми малообщительными, и рассказывать умели плохо. Я чувствовала, что он привирает, но никогда не перебивала. Его крылья не раскрылись по банальной причине - дальше своего носа он почти ничего не видел. Но очки игнорировал, никогда не носил. Лекции списывал у меня. Про номера автобусов спрашивал у людей. По улицам ходил надменно улыбаясь. "Если я буду идти с плохим настроением - то кто-нибудь из знакомых, увидев меня, и, поздоровавшись, смогут обидеться". Знакомые приветливо ему кивали, а он шел мимо, светя настроением. Ему это шло. Фотографироваться он не любил, потому что постоянно закрывал глаза из-за вспышки. И всегда успевал сделать это раньше. Мы долго собирались вступить в брак, но именно наличие одинаковых фамилий постоянно откладывало эту процедуру, причем каждый раз под новым предлогом.

 

Тогда, в больнице это сыграло ему на руку при заполнении больничных результатов. Он приписывал букву "а" на конце фамилии, и медсестры, ругая друг друга, возвращали "мой анализ" домой, на мой пост - откуда я его и воровала, прибегая к помощи сопалатниц (потом я начисто переписывала анализ и возвращала его назад в реанимацию). Писать ему было трудно - поэтому мне приходилось довольствоваться малым.

 

В первом "письме" (анализе крови, с другой стороны) он написал: "С.О.Э. - это Сила Ожидания Эмиля (его имя)".

Потом было: "Видишь, как она растет? Скуч. Оч.".

Позже я узнала, что рост С.О.Э. говорит о возникшем воспалении, но тогда я лишь радовалась его изобретательности, не подозревая, что Эмиля готовят к операции.

Когда перепутали (уже на самом деле) мой рентгеновский снимок, его вольность перешла все границы: помимо улыбки на моем снимке черепа, в углу был пририсован маленький цветочек. Хитрость была незаметна для врачей - ведь рисунок был сделан карандашом, и просмотреть его можно было только под особым углом к свету.

Мне здорово приходилось врать, чтобы объяснить свою излишнюю заинтересованность в получении результатов на руки.

Последнее он видимо писал дольше обычного, но это было самое лучшее ...

Я сердито смеялась (хотя и было больно из-за сломанных ребер) ...

 

Сравнить тебя... Ну, это слишком.

Мой ангел переломанный, срастись.

Хочу нам маленьких детишек,

Которых не сочтет и перепись.

 

Я перевернула бумажку и увидела - что она написана на старом (дата была аккуратно исправлена) анализе мочи. Причем так ...

 

Анализ мочи

 

удельный вес (зачеркнуто) ......... Всегда с тобой

цвет (зачеркнуто) .......................Твой золотой.

 

Известие о его смерти застало меня в веселом настроении. Он был самый оригинальный больной на этом свете, да пожалуй, что и на том.

Этот анализ мочи - самое дорогое, что у меня есть. Забавно было бы начать с этих строк?! А, Эмиль?

15.09.98

alex@zagon.pptus.ru


Адрес: 603016 г.Нижний Новгород, ул.Веденяпина, 16-а, 16

Красовскому А.О. тел. 54-85-69(дом). 56-16-82(раб.)