Ялтинская саранча

На Севастопольском морском заводе нам до этого за огромные деньги (спонсорские, конечно) сварили совершенно жуткий - высокий и узкий - трамплин из 6 мм стального листа, который выгнуть, как следует, было просто нереально. Про деревянные трамплины и фанбоксы я просто молчу, сколачивал я их из всякого хлама. Даже если они вдруг и выносили неплохо, видон у них всегда был корявый, да и разбивали их быстро.

Итак, весной 93 года Бородакер нашел деньги и сделал заказ в строительном управлении у своего друга. Какое-то время я обсуждал с ребятами чертежи, но я больше думал о безопасности и удобстве для новичков. От меня и требовалось, прежде всего, набрать побольше малышни. Так что я остановился на высоте стола для фанбокса в 40 см. На такую высоту большинство могли запрыгнуть с олли.

Исходный материал был просто мечта: уголок 25х25 мм и лист 4 мм шириной 1.2 м и длиной 2.5 м (не вполне уверен, но вроде так). Хотя сварной после обеда был настолько пьян, что почти не мог разговаривать и двигался очень медленно, за один рабочий день мы слепили 3 блока. Собственно стол с наклонной плоскостью с одной стороны, а с другой прямо в одном уровне со столом спускались две трубы (метра 2 или чуть больше), чтобы скользить на осях и "брюхе" доски. С одного торца можно было приставить трамплин (он выносил метра на 2-3 в высоту), а с другого торца - выпуклая S-образная плоскость. На нее удобно было приземляться (хотя большинство парней перелетали ее полностью), а кроме того на ней очень эффектно смотрелись всякие вертушки (флипы и шов-иты) и темки с выкатом назад (например, олли ван-фут фэйки, когда делается подбив доски и в воздухе выбрасывается вперед передняя нога, потом доска приземляется и с горочки скатываешься вниз задом, не глядя). В целом получался маленький, безопасный, но с очень большими возможностями фанбокс со скатами на четыре стороны. У трамплина была на той же высоте 40 см полочка шириной см 30, так что его иногда оттаскивали в сторону и использовали не только как трамплин, но и как четвертушку и дополнительные грани для скольжения.

За полчаса до окончания рабочего дня все было готово, ну и, конечно, во мне все горело, я уже не раз видел, как бросаются мальчишки на свежесколоченное оборудование. Все лучшие мужские чувства: первооткрывателя, собственника и дефлоратора сливаются в этом вожделении -"Вввваааааааууу, нулячий трамплин!!!" И какой, точнее какие - аккуратненько проваренные швы, заглаженные края, идеальные заезды.

Я шустро, как электро-веник, доставал по очереди начальника управления, заведующего гаражом, механиков, диспетчеров, водил. В конце концов кто-то из высоченного начальства дал полведра солярки из личных запасов, мужики закинули мои несметные сокровища на машину, и мы спустились с горы к Набережной.

Бородакер к тому времени исчез. Вообще, он выбил в обмен на обещание убрать скейтовую саранчу с "Лысого" (памятника Ленину) место перед бывшей городской доской почета. Но асфальт там был просто отвратительный. Весь центр Ялты я к тому времени пропахал глазами вдоль и поперек. В хороших местах была плитка, а в основном - дрянной асфальт на щебенке. Ставить оборудование на площади перед Лысым (где самое то место) не разрешали. На Набережной это бы мешало. Было еще приличное пространство между каруселями и площадкой швартовки теплоходов. Асфальт там был хуже, чем у Лысого, но терпимый.

Я ехал по Набережной и озирался в поисках Бородакера, все-таки он директор Подросткового центра. Водила торопил: "У меня рабочий день кончается". Я сказал: "За каруселями". Мы остановились. Кто-то из ребят уже увидел меня, и мы быстро и нагло разгрузились. Есть такое хорошее понятие в военной тактике - "дерзко".

Кажется, ко мне подошел милиционер, я объяснил, что в целях отвлечь детей от памятника Ленину городские власти устраивают здесь специальную площадку. Эта "пуля" вскоре стала в ходу у всех ментов, когда они гоняли пацанов от Лысого.

Конечно, продвинутые скейтеры слегка скривились от малой высоты фанбокса, но когда стали прыгать, куда что делось. Радиус выносил лихо. Да и скользить по двум тонким гладким стальным трубам это не то, что по шершавым бетонным бордюрам или уж очень острым гранитным граням.

Так в Ялте появилось место "На Железках".

Часть вторая. 10 микрорайон

Хозяевами Набережной были центровые скейтеры. Хороня (Виктор Хорошко) был фигурой достаточно известной, чтобы только его имя решало проблемы с местной шпаной. Он давно уже занимался боксом, как и несколько других скейтеров. Было ему тогда лет17-18, при хорошем росте и крепком сложении, а главное при сочетании интеллигентного влияния деда и уголовного авторитета отца (сидящего в то время в тюрьме), впечатление он производил нужное. Мог и интервью дать для умного журналиста и по морде съездить тому, кто нарывается.

Незадолго до нашего первого скейт-лагеря в Ялте (в январе 92 года), кавказцы зарезали двух местных парней. Хороня и другие скейтеры собрали толпу человек 300 и перевернули полбазара, расшвыряли лотки и побили всех хачиков. Мамед (Рома Мамедов), по отцу азербайджанец, при этом пошел вместе с друзьями.

В общем, когда я привез впервые детей из Симферополя, в каких-то игровых автоматах их стали щемить на деньги местные, я сразу сказал Хороне, и после этого ничего подобного больше не повторялось. Все знали, что парней со скейтами даже не стоит останавливать, независимо от того, местные они или нет.

Но появление железок (а может просто то, что я жил наверху, в 10 микрорайоне, все-таки привело к одной проблеме. Оказалось, что на Лысом тусовались (имели право там быть) кроме центровых только парни из Массандры. Других из-за их убогих скейтов и позорного прикида (фиолетовых спортивок с дутыми коленками и тому подобного) просто гоняли.

Между тем, это, с одной стороны, мешало мне сделать клуб массовым (для чего меня и пригласил Бородакер), а, с другой стороны, подрывало торговлю. Хотя новички редко покупают что-то путное и дорогое, зато они выгребают все старое, покоцанное, полуубитое у продвинутых, а те уже оснащаются чем-то серьезным. В общем, движение происходит быстро и в нужном направлении.

10 микрорайону не повезло еще в том, что их лидером пытался быть Лолет, парень достаточно взрослый уже, а потому совершенно безнадежный, чтобы хоть чему-то научиться. Малышовое окружение расслабляло его скромность и поощряло воображение. Короче говоря, он заврался вконец, живописуя у себя на горе, в каком-то скверике у дома-музея Чехова, какие темы он мутит на Лысом и Железках и как его уважает Хороня, Печкин, Минимакс и прочие.

Кажется, Лолета слегка побили и как раз кто-то из этих самых "друзей", а его малышовая команда лишилась всякого шанса кататься внизу.

Только с Мамедом каким-то чудом познакомились два мальчишки - Скирдель и Вано. Мамед учил их кататься, что-то продал из своего старого, что-то помог сделать, так что в 10 микрорайоне стали разбираться и в скейт-материалах и в темах. Вано был совсем маленький, лет 11, на брюхе его доски был красиво и тщательно нарисован огромный фашистский крест. Скирделю, наверное, было лет 13, как-нибудь о них расскажу подробнее, а сейчас достаточно того, что мне просто по пути было подниматься с ними снизу в мою общагу на горе, и именно они познакомили меня с остальными скейтерами из своей тусовки.

Ну и конечно, они стали гонцами "благой вести", что на Железках можно кататься всем.

Часть третья. Наждачок

Я свернул с Набережной поближе к морю и катил вдоль огромного белого теплохода. С его носа спускался толстенный белый канат, а у самой чугунной штуки, к которой канат был примотан (да простят меня мариманы за такое тупое описание), на нем сидел маленький мальчишка и задумчиво водил большой стритовый скейт одной ногой туда-сюда. Я подъехал и сразу стал гладить его по голове, сказав только одно восхищенное слово - "наждак!".

Ему было лет 11, одет он был по-нашему: в рыжих кедах "Вижн" (которые почему-то необъяснимо дешево продавали на ялтинском базаре, так что даже некоторые старушки их полюбили); в пестрых бермудах ниже колен и в огроменной майке с большими вырезами, через которые и верх бермудов уже показывался.

Моему ласковому вниманию к своей голове он не удивился, ему и самому нравилось, как он подстрижен, форма головы у него была очень красивая, без всяких бугров и ложбинок. Отсутствие волос всегда делает глаза выразительными и как бы увеличивает их. Лицо у него было правильным и симпатичным, но честно говоря, лицо-то я совсем не помню. Потому что я наслаждался только покалыванием его щеточки в моей ладони. Не помню я и имени, хотя, конечно, мы познакомились, и я повел его на Железки, на которые он как раз и смотрел со стороны, качаясь на своем монстровском канате.

Только перед этим к нам подошел еще мальчишка, лет 12-13, очень чистенько и дорого одетый, носочки только, думаю, долларов по 12 были у него, такие тогда вообще никто не носил из русских (советских? Из наших, короче). Внешности его я не помню, помню, что сложен он был ладно и на мордочку милый, держался уверенно и вежливо. Что-то они там с моим новым знакомым перетерли пару минут, и он нас оставил.

"Наждачок" пояснил, что пацан "показывает город" пасажирам с шипов (то есть с западных пароходов). Я вообще-то в университете подготовку гида-переводчика прошел, и мне стало занятно узнать подробности. Ведь есть плановые экскурсии и люди, которые их ведут. Оказывается, мальчика нанимает какой-нибудь один турист, чтобы погулять по городу, посмотреть "места" (я уже стал догадываться, какие и у кого), берет за это малыш нормальные бабки - 15 долларов, иногда и больше дают. По тем временам продуктов на эти деньги и на месяц семье хватило бы. На доллар, например, мяса килограмма 3-4 можно было купить

О бизнесе своего друга Наждачок отзывался с уважением, все-таки он требовал приличного знания английского, а вот парней, которые просто таскали к шипу водку, презирал. Почему-то у всех скейтеров это считалось несолидным. А вот толкануть или сменять на что-то тельняшку, бескозырку и прочую красноармейщину считалось достойным и солидным.

Сам Наждачок тоже имел бизнес, вместе с огромной майкой он унаследовал его от брата, которого недавно забрали в армию. Это была продажа сигарет у дома-музея Чехову. Немцы покупали их целыми блоками, платили марками, навар был процентов 200-300.

Когда я спросил у него, кто твои друзья, он с достоинством ответил "ялтинская фарца с дома Чехова", согласитесь, что занятно слышать это от 11 летнего мальчугана.

На Южном берегу мужчина никогда не жил на одну зарплату. Матросы загранплавания возили что-то на продажу, ну а работа на берегу: матрос-спасатель на пляже, сторож, слесарь-сантехник в каком-нибудь санатории, водитель, строитель - оклады минимальные. При этом вокруг непрерывный кутеж и гульба курортников, свихнуться можно.

Почти все ялтинские мои мальчишки или помогали матерям торговать на базаре (отцы у скейтеров везде редкость), или сами как-то крутились.

Толстый Филя (он не катался, а только тусовался с нашими) торговал дурью на дискотеках, все об этом знали, иногда у него что-то "спускалось сверху" для бесплатного угощения, так что парни считали его нормальным и не жадным пацаном, хотя на плане никто из скейтеров не сидел.

Еще одним забавным украшением ялтинской Набережной были два веселых педюгана Саша и Маша. Я их видел только издали, но Печкин и другие мне про них рассказывали весело и спокойно.

Я всю жизнь прожил в Симферополе, который всего-то раза в три больше Ялты, но такой откровенности и понятности отношений, никогда еще не чувствовал.

Я познакомил Наждачка с ребятами, попросил кого-то его поучить, и отправился в Подростковый центр, а может пообедать (или и то, и другое). По дороге я обратил внимание на молодого парня, сидящего на асфальте с картонкой для милостыни. На голове у него были наушники, в руках плэйер, под стеной стояли костыли, а единственной ногой он отбивал ритм. Он был аккуратный и трезвый, подавали ему хорошо.

После обеда я никого не нашел ни на Железках, ни на Лысом и поехал к морскому вокзалу. Между ним и Массандровским пляжем был небольшой хаос из развороченных штормами бетонных плит и блоков, с них мои скейтеры обычно ныряли. Наждачок был уже в гуще компании, его спокойствие и умение не лезть на глаза сразу оценили. Я тут же влез среди толпы, погладил его по голове перед тем, как окунуться, а потом уже залег на солнышке основательно и так же основательно устроил руку на его колючем чуде. Медленно и лениво я обсуждал с парнями, как хорошо было бы тянуть по доске "вижаком", если бы на ней была не наждачная бумага, а такие вот замечательные сверх-короткие волоски. Все сочувствовали моему восторгу.

Да, больные мы были ребята&hellip

Впрочем, не мы одни. Вскоре после нашего возвращения с купания на Железки приковылял тот самый "нищий". Он познакомился с нами, рассказал, что попал в аварию на машине, и что брат у него катается на скейте, да и сам он раньше любил. Он удобно устроился рядом с площадкой, попросил кого-то привезти ему пивка, а потом достал пачку денег и стал заказывать себе показательную программу. Больше всего ему нравилось как скользят по трубам на осях, а потом со средины труб с подбивом доски поворачивают ее поперек и скользят на "брюхе".

Наждачку надо было домой, и я предложил "угостить" его канатной дорогой, а заодно показать, где живу. Был чудесный, летний уже по жаре, но по-весеннему умытый и свежий, майский день. Болтаться на огромной высоте над ялтинскими крышами, рассматривая все, что происходит в тесных двориках, всегда мне нравилось. В фильме "Асса" неплохо показана и нарядная церковь, которая видна с канатки и прочие красивости, но только там съемка зимняя. А тут - все ярче и оттенено свежей зеленью, просто загляденье.

Он стоял на коленках на скамье, где я сидел, мы глазели по сторонам и болтали о ялтинской жизни. Никогда еще я не слышал от такого маленького мальчика столь верных и независимых суждений. Я точно не спрашивал его о школе, да и какое значение она имела для него или для меня?

Мы пришли ко мне, наверное, я что-то показал из своего товара, он полистал журналы, а потом попрощался.

Мы еще встречались потом у моря и на Набережной, и он всегда позволял мне гладить себя по наждачку, но он стал уже одним из многих, на которых я должен был делить себя поровну.