Мерзкий моросящий дождь сыпал всю ночь и утро, шершавя большие лужи на бугристом, как галечный пляж, асфальте. Иногда резкими порывами ветер встряхивал насквозь промокшие деревья и траву, превращая дождь в серые горизонтальные полосы, и задувал сырость под огромный мусорный бак, и тогда плотный непромокаемый комбинезон Черного покрывался серебристо-седой росяной пленкой. Бак стоял на невысоком бетонном возвышении, и Черный счел сухое и относительно теплое местечко под его дном вполне пригодным для ночлега. Можно было бы, конечно, и просто включить защитное поле и устроиться где-нибудь еще, но Черному не хотелось лишний раз попадаться кому-то на глаза, как впрочем, и тратить лишнюю энергию.

Черный сидел, подперев голову руками и грустно размышлял. На душе у него было, прямо сказать, препакостно. Полигон он "провалил" - это уже наверняка. Вряд ли компьютер оценит такое активное вмешательство в чужую действительность, даже с благой целью, выше чем на двойку. Черный чертыхнулся про себя. Впрочем, что скажет об этом какой-нибудь профессор, ему было сейчас совершенно все равно.

Черный вздохнул и в который раз перебрал в памяти все пункты "Библии" - так с легкой руки какого-то шутника в Центре подготовки назывался длинный список действий, которые следовало предпринимать при возникновении непредвиденных ситуаций. Ситуаций, конечно, психологических - физических трудностей для искусственного тела, полностью повинующегося не то что разуму - даже эмоциям, просто не существовало. Но как быть в данном случае, при данной причине, в "Библии" ничего не говорилось.

Собственно, причина-то была проста, как сам мир. Просто Черного угораздило ("Именно угораздило" - подумал Черный.) невовремя влюбиться. Не могло этого случиться, по всем, которые только есть, теоретическим канонам не могло! Невозможно влюбиться в кого-то из мира, которого даже на самом деле и нет, который существует только в памяти компьютера. Однако, поди же, докажи это сердцу. Ему же не объяснишь, что оно поступает не по утвержденным господами-теоретиками правилам. ("Самих бы вас сюда с вашей теорией!") Разум Черного, казалось, восставал против чувств, и от его безмолвного крика, неслышимого даже серо шуршащему дождю, ныла, словно сдавленная огненным обручем голова.

Черный готов был прислушаться к голосу разума, как он делал это всегда. Но чувства были ему более не подвластны. Он пытался как-то отвлечься, думать о чем-то другом, но снова и снова его мысли возвращались к Ней - голубоглазому неведомому существу из придуманного электронным мозгом мира, которое стало теперь для Черного самым дорогим на свете. Черный прекрасно знал, что все переживаемое им бессмысленно, что, как ни прекрасен сон, все равно рано или поздно придется проснуться, вернувшись в свой настоящий мир, и от этого на душе становилось еще тоскливее.

Черный смахнул с мокрой от брызг дождя щеки случайную слезинку. Повесился бы с тоски, черт побери, да ведь только искусственное тело - лишь мертвый корпус, машина, пусть даже и абсолютно универсальная. Черный в сердцах проклял тех, кто только придумал эту затею. На что все эти возможности супергероя из сказки, если все равно он не может справиться с этой безнадежной любовью, сжигающей его своим неумолимым огнем изнутри. И ведь самое главное, он даже увидеться с Ней больше не сможет, ведь он не знает ни кто она, ни где ее искать. А найти кого-то в огромном неизвестном мире, даже при всех его супервозможностях, даже когда сердце само ведет, как стрелка компаса, Черный все равно не успеет, ведь время Полигона не бесконечно, и скоро безжалостный компьютер заставит его проснуться, оставив только воспоминания, щемящие душу, словно заноза...

Черный отрешенно слушал, как шелестят снаружи капли. Делать ничего не хотелось, хотелось так вот и сидеть до самого конца Полигона, пусть даже его исключат из Отряда подготовки за абсолютную непригодность к профессии псинавта.

Внезапно его ухо уловило слабые всхлипывания, где-то совсем рядом, снаружи, за железной стеной. Сердце неизвестно почему как-то вздрогнуло и часто-часто забилось. Черный, оттолкнувшись рукой, выскользнул из своего убежища и поспешил на звук, разбивая дождевые капли невидимым колпаком защитного поля.

* * *

Гайя сжалась в комочек на огромном, как бревно, сиреневом огрызке карандаша и горько плакала, закрыв лицо руками, - только мелко вздрагивали ее плечи. Она не замечала ни мягко-упругих ударов дождевых капель, от которых ее светло-голубой комбинезон промок настолько, что стал темно-синим, ни холодных ручейков, сбегавших на лоб с ее слипшихся в мокрые сосульки волос и смешивающихся на щеках со слезинками, солеными, когда она облизнула губы. Холодный мокрый ручеек, пробившись где-то под плотно застегнутым воротничком, противно пополз за шиворот. Гайя инстинктивно поежилась. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что теперь она наверняка простудится, за этой мыслью вереницей пошли другие, еще более мрачные. "Наверное, Рокки будет больше всех грустить, если я умру", - подумала она печально. - "Простите, братья, непутевую сестру свою, но так, наверное, будет лучше..." Гайечка взглянула на ручеек, шуршащий по буграм асфальта у ее ног, в котором кружились редкие соринки, и, вспомнив вновь вчерашний день, снова заплакала. Нет. Больше она никогда ничего изобретать не будет. Все равно от ее безделушек нет никакого проку. Не было никогда и не будет. Только один вред, как вчера, когда ее новый двигатель попросту взорвался. И правильно Чип сказал, что все, что она делает - пустые и опасные забавы. Только... Только все равно это так обидно!..

Внезапно она поняла, что больше не чувствует дождя, хотя по-прежнему слышит ровный шуршащий шелест капель. Она быстрым, резким движением подняла голову, так что мокрые волосы рассыпали в стороны веер брызг. Дождя действительно не было. То есть, его не было над ней и вокруг нее, и она с удивлением наблюдала, как капли сползают по стенкам развернувшегося над ней невидимого купола.

Черный осторожно кашлянул. Девушка в голубом резко обернулась и вскочила с бревна, но увидев знакомый ей черный комбинезон, быстро успокоилась. "Что с Вами? Что-нибудь случилось?" - Черный пока не доверял своему мимолетному знанию ее родного языка, воспользовавшись вместо этого обычной телепатией. Реакция незнакомки была мгновенной и неожиданной для него. Незнакомка просто бросилась к нему и снова заплакала, уткнувшись в его плечо.

Черный попытался успокоить ее, нежно гладя шелк ее огненно-желтых длинных волос, но ни ласковые слова, произносимые вслух и одновременно телепатируемые беззвучно, ни даже мощная генерация "полей эмоционального плюса", безотказная на Земле, не помогали. Пришлось просто дать девушке возможность выплакаться вволю, хотя сердце Черного, казалось, тоже плакало вместе с ней...

* * *

Они сидели вдвоем в низенькой комнатке, словно вытравленной в стволе гигантского, похожего на скалу, ясеня, углы которой были гладко закруглены, а полированные стены покрывал затейливый узор прожилок и кружочков, словно на срезе беспорядочного клубка тонких трубочек, плотно набитых отвердевшим песком. Гайечка, опершись локотком о край низенького деревянного столика и склонившись бархатной щечкой к своей узкой ладошке, рассеянно смотрела на желто-оранжевый огонек свечи, словно танцующий в светло-голубой оторочке над поблескивающим озерцом расплавленного стеарина, прозрачные капли которого одна за другой соскальзывали через желтовато-белые берега, сползали вниз и, застывая тягучими ручейками, беловатыми, словно разбавленное водой молоко, повисали сосулями, похожими на пещерные сталактиты. По стенам волнами метались черные тени. Откуда-то издалека доносились едва слышимые голоса и сухие щелчки перестрелок - в гостиной по соседству вся остальная компания смотрела по телеку очередной боевик, но дерево стен словно съедало все звуки. Черный молчаливо смотрел на мерцающий в Гайечкиных глазах отблеск свечи. Вот уже несколько месяцев, по местному счету, они были вместе - с тех пор, как он уговорил Гайю вернуться домой. Черный помнил тот день, словно это было вчера, помнил, как шумной радостью сменилась угрюмая молчаливость Чипа и Дейла, как, едва завидев их вдали, к ним навстречу бросился крепыш Роки и чуть не задушил обоих в своих медвежьих объятиях, а над ними с громким жужжанием кругами носился, что-то весело щебеча, малыш со смешным именем Вжик. Общительные и по-детски веселые, они сразу приняли Черного как друга, словно все они были знакомы с ним уже много лет. На следующий день Черный, чтобы была возможность хотя бы видеть каждый день бесконечно милое ему личико, выжег плотными сгустками энергии маленькую каморку в толстой, давно засохшей корявой ветви по соседству.

Любовь, которую он тщательно прятал в себе, медленно сжигала его изнутри, заставляя судорожно биться, когда Она была рядом, даже искусственное, бесстрастным разумом компьютера созданное сердце. Но Черный не мог, не имел права открыться Гайе. Он предпочел бы сгореть в этом адском огне, чем хоть немного, даже случайно, обжечь ее этим пламенем. Теперь он жил только для нее, но так, чтобы она не знала об этом. Помогать ей в работе всегда, когда бы она ни попросила помочь, рассказывать ей все, что он только помнил о своем, "настоящем", мире было теперь для Черного самой большой радостью.

Когда она была рядом, Черный переставал чувствовать время. И эти месяцы столь же счастливые, сколь и мучительные, проскользнули совсем незаметно, так незаметно, как это умеет делать только время, да еще, пожалуй, вода в тихой, спокойной реке, где, сколько ни смотри, тонкие прядки струй вечно плетутся в серебряные тугие косы, закручиваются локонами маленьких водоворотов и шепчут, шепчут старые добрые сказки, которые, наверное, сложила когда-то в юности своей сама Земля, чтобы баюкать своих непутевых детей. И вот - все. Подсознательно он чувствовал, что ему остался только день, только один-единственный день в этом мире, который как-то исподволь стал ему словно родным. Завтра перед ним откроется одному ему видимая колышащаяся дверь, куда он шагнет, чтобы, пройдя сладкую дремоту темноты, очнуться в мягком удобном кресле, снять шлем, а потом - всеми силами стараться забыть все, как утром забывается грустный до слез сон. А окутанное черной тканью комбинезона искусственное тело рассыплется мельчайшей пылью, в мгновение истаивающей на ветру. Черный незаметно стиснул зубы, чтобы удержать предательскую слезу. А может быть, и лучше, что Гайя к нему равнодушна. Не нужно, чтобы из-за этого плакал кто-то еще. Но сказать об этом все равно придется. Черный вздохнул и произнес, негромко и тяжело, не поднимая глаз и стараясь закрыться, чтобы не чувствовать ее эмоций и этим единением не выдать своих чувств:

- Гайечка! Прости, я должен был, наверное, сказать тебе раньше... В общем, мне осталось жить в этом мире только до завтра.

Черный не видел, как Гайечка, чуть побледнев, до боли прикусила губку жемчужно-белыми зубками, чтобы не вскрикнуть, чтобы не выдать себя, даже неосторожным вздохом всколыхнув тонкий трепещущий огонек свечи. Она ждала этих слов. Ждала, знала, что это будет рано или поздно, но все равно это было для нее неожиданным. Но она знала, что делать. И недаром снова и снова по ночам проигрывала в своем сознании все возможные варианты. Только бы теперь не выдать себя, ведь она совершенно не уверена, что все будет как надо...

Она глубоко вздохнула, чтобы скрыть дрожь в голосе:

- Да, помнишь, ты обещал мне скопировать поплавок для самолета? Пожалуйста, если ты сможешь... Правда, завтра утром мне надо будет кое-куда отлучиться, но я попрошу Чипа, он покажет тебе, какой поплавок...

Черный печально усмехнулся про себя. Что-ж, наверное, так будет лучше. А что-нибудь скопировать напоследок... Разве это трудно, если это нужно Ей?

* * *

Большой круглый ярко-оранжевый апельсин Солнца выкатился из-за вершин огромных, словно скалистая гряда, сонных пасмурных деревьев и покатилось по небу, разгораясь через цыпленочью желтизну ослепительной белизной. Утро умывалось искрящимся в траве и на мягких зеленых одеялах мха бисеринками росы, а где-то вдалеке пробовали голос ранние птицы. Черный стоял, скрестив руки на груди, на огромном жестком, покрытом тонкой седой шерсткой поверх глянцево-гладкой, словно носорожья шкура, листе, покачивающемся, словно на волнах, на тугом, упруго изогнутом черешке. Конечно, в реальном мире такое же Солнце, такие же рассветы, ласкаемые теплым, пропахшим травами и немудреными луговыми цветами летним ветерком... И все равно было грустно, словно он прощался со всем этим навсегда.

Прогревшийся под разгоревшимся солнцем пружинящий под ногами, словно батуд, лист вздрогнул и закачался вверх-вниз, словно маленькая лодочка на поднятых увальнем-баржей бьющих в борта мягких волнах. Черный оглянулся.

- Гайка просила меня показать тебе поплавок, - быстрой скороговоркой сказал Чип и замолк, балансируя на изогнувшемся дугой черешке. - Если, конечно, ты... - слегка раскачавшись, он ловко перепрыгнул на соседнюю ветку и, переводя дыхание, договорил: - Если ты сейчас не занят.

Черный в последний раз бросил взгляд на пушистый, ослепляющий даже сквозь скрытые внутри глаз световые фильтры солнечный шарик, мимо которого в глубокой голубизне лениво плыли рваные комочки облачного пуха.

- Что-ж, я готов. Пошли.

- Это здесь. - Чип махнул мохнатой лапкой на огромный, вдвое больше него ростом слегка овальный оранжевый ящик из накрепко стянутых сваркой кусков алюминиевого листа, поставленный вертикально возле большого бурого камня. Черный остановился шагах в десяти, внимательно осмотрел, наклоня голову, это неустойчивое сооружение и замер неподвижно, пока подсознание просвечивало объект насквозь, осторожно ощупывая каждую его молекулу невидимыми тугими щупальцами силовых линий невидимых полей, слой за слоем запоминая всю его внутреннюю структуру. Но вот слабое трепещуще-голубое свечение, пеленой окутавшее поплавок и лежащий рядом камень, сообщило Черному, что считывание закончено. Словно очнувшись от забытья, он медленно и ровно повернул голову чуть-чуть вправо. Картинка раздвоилась. Словно тончайшая воздушная пленка, смазываясь, стекла с объекта вправо и повисла среди мха, бесплотная, но как две капли воды повторяющая цвет и форму - тускло светящийся призрак предмета. Черный чуть повел глазами, выравнивая картинку. Секунда - и прямо на глазах неосязаемый воздушный мираж начал заполняться непрозрачностью, наливаясь тяжестью и ощутимо вдавливаясь в песок. Еще миг - и слабое свечение погасло, оставив на песке второй поплавок, точную копию первого, точно так же опертый на точно такой же камень...

* * *

Эль услышал где-то рядом приглушенный дремотой шум. Открывать глаза не хотелось. Но шум не утихал, становился все громче и назойливей. Тяжелые, будто чугунные шторы, веки становились все легче, ресницы словно отклеивались друг от друга, пропуская к глазам слабые проблески дневного света. Открыв глаза, Эль увидел вокруг целую гомонящую толпу. Большинство лиц, кроме командора Отряда, крепкого, жилистого мужчины средних лет, Трорга, да нескольких приятелей, было ему незнакомо. Снова послышался шум и, раздвигая руками плотную толпу, к креслу протолкался Мерг. Приветствуя его, Эль приподнял голову и только теперь с удивлением обнаружил отсутствие подключенного ранее к реалитрону шлема. Мерг по привычке пригладил рукой усы и осторожно спросил: - С тобой все в порядке, малыш?

Окружающая толпа притихла. Было слышно только негромкое жужжание компьютера.

- Вроде бы все "о'кей". - Эль подозрительно осмотрелся по сторонам: похоже, за несколько секунд его отсутствия стряслось что-то на редкость особенное. - А что случилось?

Мерг вздохнул. - Да проклятый компьютер сбесился, - с отчаянием в голосе заявил он.

- Как это? - Эль захлопал ресницами. - Не может быть!

- А вот так. Сначала у тебя "поплыло" время... Кстати, как ты думаешь, сколько ты провел в этом кресле?

Эль сообразил, что за отведенные "по теории" три секунды вся эта компания просто не успела бы здесь появиться. Следовательно, отступление от теории? Странно... - Не знаю, - наконец ответил он. - Мне показалось... секунд тридцать?

- Тридцать! - Мерг хмыкнул. - Трое суток! Похоже, компьютер каким-то образом замедлил твое время: для тебя прошло всего полминуты, а для всех остальных - три дня. Потом компьютер начал словно с кем-то переговариваться прямо сквозь твой мозг. Мы записали сигналы по обоим направлениям, но пока не можем их расшифровать. Пробовали заставить машину саму выдать на экран содержание передачи - клавиатура оказалась полностью блокирована, а перезапускать или выключать компьютер нельзя, пока ты был с ним связан. Потом обмен информацией стал настолько быстрым, а сигналы настолько мощными, что начали оплавляться провода, ведущие к шлему. И что же, ты думаешь, было дальше? Этот проклятый аппарат тут же вообще отключил шлем, выдал на экран стандартное сообщение об этом и преспокойно продолжил свои неизвестные разговоры сквозь тебя, связавшись с твоим мозгом неизвестно какими полями! Провода холодные, индикации сигнала на шлеме нет, замеры на разъемах - нуль, а сигналы в обе стороны идут и машина их исправно обрабатывает, судя по информации на экране. Шлем мы на всякий случай с тебя сняли... - Мерг умолк, чтобы перевести дух, и в этот момент за его спиной кто-то громко чертыхнулся. Толпа расступилась, и Эль увидел сидящего за беспокойно мерцающим экраном пожилого доцента Кановского с кафедры моделирования реальности. Кановский обвел всех присутствующих удивленным взглядом и, снова попытавшись что-то набрать на клавиатуре, продолжил:

- Что за черт! Компьютер сообщил об окончании реалитрирования, но не закрывает фрейм, а на все мои попытки закрыть его вручную отвечает, что реалитрирование продолжается. Может, барахлит програ...

Договорить до конца он не успел. Компьютер громко, совсем по-поросячьи, хрюкнул, свет в зале разом потускнел и погас, а в углу напротив, откуда с воплями шарахнулись кто куда несколько молодых людей, начало разгораться голубовато-белое, оплетенное тонкой потрескивающей кисеей коронных разрядов овальное колышащееся облако. Голубовато-белый неземной свет, отраженный зеркальными стенами зала, осветил испуганные лица. Стало жутковато.

Облако ярко вспыхнуло, залив слепящим белым огнем зал, и тут же снова потускнело. Теперь это был словно белесый туман, внутри которого угадывался чей-то темный, словно сдавленный со всех сторон светом силуэт. Свечение начало угасать, распространяя свежащий запах озона, и одновременно люминесцентные лампы под потолком ожили, постепенно набирая яркость.

Когда обычный "дневной" свет вновь заполнил зал, на месте светящегося облака уже стояла, моргая и отчаянно протирая маленькими кулачками большие, с длинными ресницами голубые глаза, прелестная девушка. Жмурясь от яркого света, она тряхнула головой, и ее длинные, цвета лепестка подсолнуха, шелковистые волосы словно вспыхнули на спокойном голубом фоне ее комбинезона. Эль замер в кресле с широко открытыми глазами. Конечно же, он мгновенно узнал Гайю, хотя теперь она, неуловимо изменившись внешне, выглядела совсем как обычная земная девушка. Но как, откуда она могла здесь оказаться? А она, смутившись и слегка покраснев, шагнула к нему навстречу, и в нависшей гробовой тишине раздался такой знакомый Элю милый звонкий голос: - А ты на самом деле не такой уж и "черный"... - В голубых глазах блеснула смешинка, но мгновение спустя ее взгляд вновь стал серьезным. - Прости, пожалуйста, что я теперь немного не такая, как раньше. - Волнуясь, она говорила словно скороговоркой. - Просто мне хотелось быть такой же, как ты... - она смущенно опустила глаза и замолкла.

Эль крепко сжал в своей руке ее теплую узкую ладошку: - Но как тебе это удалось?

- Я не могла иначе. - Она осторожно подсела на краешек кресла. - Прости, мне, наверное, нужно было сказать тебе раньше... В общем, я была внутри того поплавка, помнишь? Я оставила свою копию там, в своем мире, а сама прошла в ваш, следом за тобой. - Она лукаво улыбнулась. - Мне пришлось для этого слегка потрудиться, но все получилось как нельзя лучше.

- То есть ты нашла способ перемещаться из любого пространства в любое? Но ведь весь ваш мир - для нас просто модель в памяти машины... - Эль смотрел на нее широко распахнутыми глазами.

- Не совсем, - покачала головой Гайя. - Понимаешь, похоже, параллельно существующих пространств бесконечно много, а в бесконечно большом количестве вещей всегда хоть одна, да найдется с наперед заданными свойствами. Нужно только ее найти... Так что модель в памяти вашей машины была только проекцией нашего мира на ваш, вроде ключа для входа. Вы раньше всегда работали только с моделью, а я вот решила прийти к тебе сквозь эту модель.

- Так ты просто гений! - Эль ласково погладил ее мягкие волосы. - Но как ты смогла все это придумать?

Она в ответ вздохнула и, неуловимо быстро чмокнув его в щеку, ответила: - Сама не знаю. Наверное, потому что мне больше всего хотелось быть рядом с тобой. Всегда, с тех пор, как ты помог мне вернуться домой. Я не могла сказать тебе об этом раньше, боялась, что у меня может не получиться переход, а ты будешь потом из-за меня грустить. Я ведь поняла тебя с первого взгляда, но не имела права ответить. Прости меня, пожалуйста. Если сможешь... - она, окончательно смутившись, закрыла ладошками свое милое личико.

Эль быстро осмотрелся. Кроме них двоих, в зале не было никого. Даже компьютер был выключен, чтобы они могли остаться наедине... Он осторожно обнял Гайечку за плечи. - Мог не получиться переход? Как это?

- Ну, могло получиться так, что я вышла бы из своего пространства и не смогла бы войти в ваше. Например, если бы не хватило энергии для моего... - она на секунду замолкла, видимо, подбирая нужное слово. - Рождения.

- И что тогда?

Гайя серьезно посмотрела ему прямо в глаза. - Тогда я осталась бы навсегда ни там, ни тут. Просто исчезла бы, и все.

Эль почувствовал, что по его спине пробежал неприятный холодок. - Но ведь это значит, что ты могла погибнуть? Неужели ты не боялась?

- Боялась. Но все равно предпочла бы это, чем оставаться одной после твоего ухода. - Она быстрым, таким привычным Элю жестом поправила прическу. - Ну ладно. Хватит вспоминать о прошлых страхах. Ведь все кончилось благополучно.

- Мы опять вместе... И, надеюсь, теперь навсегда?

- Если ты, конечно, не против, - Гайечка кокетливо состроила Элю "глазки" и звонко рассмеялась.

- Тогда пойдем. Я познакомлю тебя с нашим миром. - Эль снова взял ее за руку, совсем так, как взрослые ведут на прогулку любимое дитя.

Шуршащая раздвижная дверь автоматически раскрылась, пропуская идущую рука об руку пару, и снова задвинулась. Только зеркала тихо зазвенели своими бархатно-хрустальными тонкими голосами...