Выделенное таким цветом автору статьи не принадлежит.

Дисбат - это зона. Здесь "тянут срок" военнослужащие срочной службы.

...Вот и еще один ступил на тщательно выметенный плац этого спецподразделения СА - Николай Р. Ему 19 лет, и осужден он на три года за неумышленное убийство своего товарища и ровесника Олега Ж. Баловались парни с оружием и спутали пустой магазин со снаряженным. Прозвучал выстрел...

В дисциплинарный батальон Белорусского военного округа мы приехали с "рекомендательным" письмом из Генштаба МО СССР. (Иначе туда просто не попасть.) От нас не скрывали, что этот дисбат - один из лучших, если не сказать, образцовый.

Здесь около восьмисот осужденных. Цифра эта меняется каждый день - одни освобождаются, другие заступают на их место. Потому, наверное, и называют армейских зэков "переменным составом".

Как, за что попадают сюда наши 18-20-летние защитники?

...Специальные воинские подразделения, где отбывают наказание военнослужащие, введены в русской армии с конца прошлого века. Подобные спецформирования есть и в армиях других стран.

Правду сказать, мы с фотокорреспондентом, до этого в дисбате не бывавшие, были немало удивлены увиденным. Настраивались-то как-никак на встречу с местом лишения свободы. Причем с "поправкой" на армию. Ожидали увидеть бытовую неустроенность, неряшливость, запустение и грязь, угрюмых заключенных и таких же угрюмых "граждан начальников". Бьющих через край радости и веселья мы, конечно, здесь не обнаружили, но чистота, опрятность, нормальные человеческие отношения между офицерами и осужденными - все это сразу заметно.

Вячеслав Юрьевич Бортник, подполковник, ставший командиром этого батальона восемь лет назад, - человек, как мне показалось, прямой и своенравный. Есть в нем способность к принятию нестандартных решений. На первый взгляд, может, и пустяковых, но - самостоятельных, своих. К примеру, он разрешил своим офицерам носить вместо сапог ботинки. Мотивирует это просто: от того, что в сапогах, еще никто умнее не стал. Тот же Бортник гарантировал своим подчиненным еженедельный выходной (штука для армии редкая) и фиксированный рабочий день - если в подразделении порядок.

Таков Бортник. Он умеет спокойно поговорить с осужденным, а может, в случае необходимости, "обломать" его жестко, сурово - посредством гауптвахты с питанием через сутки...

Как живет дисбат? После подъема, физзарядки и завтрака стройные (действительно тщательно выстроенные) колонны осужденных отправляются под охраной на работы. И вот тут-то кроется едва ли не главная проблема всех дисбатов страны, а их около двадцати, о которой говорили мне и комбат, и заместитель начальника Управления Генштаба генерал-майор Ю. Кудинов: отсутствие серьезного фронта работ для осужденных.

Мы имели возможность убедиться в этом, приехав на один из объектов, где, с позволения сказать, трудились осужденные. Четыре десятка здоровенных, откормленных (из одного с офицерами котла) парней, буквально изнывая от безделья и переизбытка энергии, слонялись по этажам недостроенного здания. Сопровождавший нас майор извлек из строительного вагончика заспанного капитана, сделал ему, как водится, втык, велел построить работяг. И им сделал накачку, сказал слова о перевоспитании трудом.

А Бортник в это самое перевоспитание, в эту трудотерапию не верит - и все тут! Он убежден в другом. В том, что только ограничение в свободе может заставить человека перевоспитываться, думать о ее цене. Он это по-своему понимает. Обратил наше внимание на телевизоры в спальнях осужденных. (Это на самом деле были не казармы, не камеры, а спальни.)

- Я бы, - говорит он, - им и видео туда поставил, пусть смотрят и чувствуют себя почти на свободе. Вот это самое "почти", по-моему, только и может заставить по-настоящему стремиться к настоящей свободе.

Двойственные чувства испытывал я, находясь в этом дисбате. Аккуратность, чистота, досмотренность во всем - это, конечно, не могло не радовать. Но, с другой стороны... Не раз бывал в строевых армейских частях, в батальонах спецназа, у десантников, военных строителей, у летунов... И вот теперь, прогуливаясь по армейской заключенной зоне, я сравнивал условия жизни и службы преступников и тех, кто честно исполняет свой воинский долг. Сравнение получалось в пользу первых.

Нормально ли, справедливо ли это?

- Конечно, нет, - ответил мне (уже в Москве) генерал-майор Ю. Кудинов. - И дело здесь не в том, что в дисциплинарных частях кто-то пытается создать тепличные условия для осужденных. Просто здесь, в ДЧ, строжайше соблюдаются требования уставов, здесь верховенствует, - он выделил голосом и повторил даже, - здесь верховенствует закон. Чего не скажешь о многих и многих нормальных воинских подразделениях...

Поэтому, наверное, и довелось слышать от осужденных странное на первый взгляд утверждение: попади я сразу в дисбат, никогда бы не совершил преступления... И еще Бортник рассказывал: иногда осужденные, освобождаемые досрочно, просят не направлять их обратно в строительные части, они готовы дослуживать здесь, в дисбате.

Стоит ли офицерам обольщаться "верховенством закона"? Может, все проще - в нежелании нести нелегкую строевую службу?

Но не все здесь так гладко и хорошо, как могло показаться читателю. Есть проблема, не уступающая по важности отсутствию фронта работ. Это борьба с проникновением в дисциплинарные части духа "настоящей", "гражданской" зоны, уголовщины, "отрицалы".

...С Илесом Барахановым и Хи-заром Дильмаевым мы беседовали на гауптвахте. В минский их перевели из дисбата Московского военного округа. Там во время работ был зверски убит один из осужденных. Назревала угроза бунта, массового неповиновения. Было принято решение рассредоточить криминогенное ядро "лидеров", "центровых".

...И тут, у Бортника, Илес и Хизар поначалу принялись "качать права".

Комбат знает, чем это может закончиться: не пресечешь вовремя - они весь дисбат могут с ног на голову перевернуть. И потому для таких - "губа".

- Здесь, - говорит подполковник, - делать нечего, сиди и думай о жизни. А еще можно со старожилами через решетку переговариваться: те объяснят, кто здесь хозяин и что здесь за порядки. А хозяин здесь я. И порядки есть и будут такие, каких требует Закон.

...Лязгают замки и засовы, раскрываются скрипучие зарешеченные двери: обед принесли. Скупая снедь выставляется на стол: по количеству арестантов. Осужденных из одиночных камер поочередно выпускают, и они берут каждый свою пайку. Кто уходит с миской и кружкой, а кто-то- только с кружкой. Кому что положено. Чужого (я потом узнавал) никто ни разу не взял.

Мы прощались с подполковником Бортником, когда захлопнулись ворота за двумя вновь прибывшими осужденными. Знакомимся: Юрий Молотков и Андрей Шпак. По полтора года отслужили в Латвии, осуждены на три года каждый за хищение теплых - "афганских" - полушубков. В отпуск парни собирались, решили прибарахлиться... На "гражданке" могли получить и большие сроки. (В дисбате же три года - срок максимальный.)

И я снова задаю себе вопрос справедливо ли это, когда за преступление, совершенное гражданским лицом или военнослужащим определяется разная мера наказания? Не во зло ли себе, обществу существует эта поблажка?

Полковник юстиции Владимир Скрипко:

- Специфика армии позволяет отбывать наказание в дисциплинарных частях, не прибегая к местам лишения свободы. Продолжается служба... Есть возможность уберечь человека, пусть оступившегося, от столкновения с уголовным миром...

Но ведь преступление совевершено!

И почему никто не печется о водителях, осужденных за неумышленный наезд, о бухгалтерах, уличенных в недостаче, о мастерах производственниках, на чьих участках случились несчастные чаи? Почему их не "берегут от столкновения с блатным миром?!

Вопросы, вопросы... В Управлении Генералы штаба Вооруженных Сил СССР сообщили о том, что сейчас пересматривается Закон об уголовной ответственности за воинские преступления. В Верховном Совете СССР проект его принят за основу. Новая редакция закона предусматривает снижение максимального срока наказания с трех до двух лет.