Некоторое время назад на гостеприимных страницах Корчмы развернулась небольшая дискуссия о моей профпригодности. Некий оппонент, настоящее имя коего не имею несчастья знать, решил доказать всем, что мои познания в истории и библеистике стремятся к нулю. Для этого он задал мне ряд вопросов, на которые я, не подозревая ловушки, спокойно ответил по памяти, после чего мой экс-оппонент победоносно “сразил” меня заранее подготовленными “перлами” своей эрудиции. “Перлы” эти являются выписками, в большинстве случаев дословными, из работ Анатолия Фоменко, что я почувствовал сразу же, и что при первой же возможности проверил. Скажем, “первоклассная” цитата из рукописи 1622 года полностью воспроизводит текст стр. 329, тома 2 работы Фоменко со товарищи “Библейская Русь” (М., 1998). Трудолюбивый переписчик не потрудился даже изъять из текста рукописи комментарии Фоменко, существенно искажавшие смысл текста. Это является серьезной текстологической ошибкой. Тех, кого это интересует могу снабдить полным перечнем ссылок на Фоменко, но проще будет заглянуть в вышеуказанный труд и в произведения одного из вдохновителей Фоменко — Н. А. Морозова. Там вы найдете все те же неисчерпаемые сокровища мудрости. От ответов на мои вопросы, вполне легкие, экзаменатор благоразумно уклонился, предварительно выругавшись. Ни я, ни, надеюсь, он не имеем дальнейшего желания продолжать обмен письмами. Но осталось несколько невыясненных вопросов, которые, полагаю, необходимо осветить. В противном случае полученная корчемовцами “ценная информация” грозит навсегда осесть в их головах и стать предметом многих ошибок и недоразумений.

Слово “Ставрос” греческое. Означает в древнейший период действительно “столб” или “шест”, реже “кол”. Все из дерева. Сродни с древнеиндоевропейским “staurr” и русским “ст-оять”, оттуда же и английское st-ay и т. д. Обычно означает элемент ограды, частокола и т. д. и употребляется у Гомера: Илиад. 24, 453; Одисс. 14, 11, Фукидида, IV, 90, Ксенофонта Анабасис. V, 2, Плутарха Артаксеркс. 17, 7. У последнего “ставрос” и впрямь — орудие казни, но менее всего он походит на “кол”. “Не успел царь заподозрить недоброе, как она уже передала евнуха палачам, приказавши содрать с него живьем кожу и тело приколотить к трем столбам — поперек, а кожу распялить отдельно”. Как видите, эта омерзительная казнь похожа на что угодно, но только не на посажение на кол. Благо для обозначения “кола” испоьзовалось другое слово “skolops”, обозначавшее специально именно заостренную палку. У Геродота именно глагол “anaskolpidzo” используется для обозначения посажения на кол живых людей (I, 128 (это, кстати, ассирийский и лидийский способ казни), а глагол “anastauroo” указывает на выставление для повешения мертвых тел (III, 125). Часто глаголы используются вперемежку, для обозначения собственно распятия. Это зависело от того, был ли человек повешен на прямом столбе (сколопс) или же на чем-то близком к известному нам кресту “ставрос”. Еще слово “ставрос” использовалось для обозначения колонны, основания здания и т. д. Такое значение см. у Геродота V, 16; Фукидида VII, 25. Лживость фоменковских утверждений видна уже здесь, но, поскольку, скажем, Н. Морозов ничего не говорил о посажении на кол, а просто отстаивал ту версию, что Иисус был повешен на столбе, а не на кресте, то идем дальше.

Распятие как способ казни изобрели отнюдь не римляне. Первопроходцами были персы, не желавшие осквернять землю, посвященную Ахурамазде, мертвыми телами казненных. Об этом их обыкновении многократно говорит Геродот (III, 132; 159; IV, 43; VI, 30; VII, 194). Некоторые ученые, правда, пердполагают, что изобретателями были не персы, а финикийцы. Много вышло из Ханаана всякого зла. Так или иначе, но она была широко распространена на Ближнем Востоке, вытеснив более отвратительное на вид, но куда менее мучительное посажение на кол. Греки воспринимали такую казнь как страшное варварство. Особенно возмутительным казалось распятие свободного человека. Однако Александр Македонский и здесь оказался благодарным учеником персов. В городе Тире он распял 2000 человек (Квинт Курций Руф, История Александра, IV, 4). От завоевателя метод восприняли его последователи — Диадохи (Диодор Сицил. XVI, 61). Сохранялась она и во 2-1 веках до н. э. и использовалась для рабов, о чем свидетельствует надпись, найденная в Карии и помещенная в IV томе собрания Надписей Средиземноморья (BMI) под № 1036. В ходе своей религиозной войны против иудеев в 167-166 годах селевкидский царь Антиох Епифан распинал тех, кто не хотел отречься от веры отцов (Иосиф Флавий. Иуд. Древн. 12, 14). Иудейские цари, правда не из лучших, переняли от гонителя этот способ умерщвления. Царь Александр I Яннай, покорив один из восставших городов, привел пленных в Иерусалим, где распял 800 человек (Иосиф Флавий. Древн. 13, 380). Однако идею креста римляне восприняли не у своих традиционных учителей — греков, а у злейших врагов, — карфагенян, которыми эта мерзкая казнь использовалась весьма часто (Валерий Максим II, 7; Силий Италик II, 334, Полибий I, 24). Заимствование было сделано в глубокой древности, при первых царях, согласно Ливию (I, 26), или при царе-тиране Тарквинии Гордом (Цицерон. В защиту Рабирия. IV). У римлян эта казнь традиционно воспринималась как servile supplicium [наказание для рабов] (Тацит. История IV, 11). Скажем, Помпей, после разгрома Спартака распял тысячи рабов на дороге в Рим. Впрочем, упоминание о распятии как о рабской казни встречается еще во фрагментах Плавта. Позднее о нем говорит Ювенал (Сатиры. VI, 219). Еще одним разрядом преступлений, которые карались распятием, был разбой (не случайно, что на кресте Иисус распят между двумя разбойниками — lestai). Это описано в “Сатириконе” Петрония (111, 5), “Метаморфозах” Апулея (I, 14-15).

После превращения Рима в Средиземноморскую Державу распятие, как наиболее эффективное средство устрашения, стало применяться еще и к жителям покоренных провинций. Иосиф Флавий дает настоящий скорбный перечень распятий, учинявшхся римлянами в Палестине, особенно в ходе восстания 66-70 гг н. э. (Древности. 17, 10; 20, 6; Иудейская война. II, 12, 6; 13, 2; 14, 9;III, 7, 33; V, 11, 1; VII, 10, 1). Флавий зовет распятие “самой мучительной из смертей” (VII, 6, 4). В одном из отрывков описывается такая чудовищная картина: “Воины, в своем ожесточении и ненависти, ради насмешки пригвождали пойманных в самых различных позах, а численность их была такова, что не хватало уже ни места для крестов, ни крестов для тел” (V, 11, 1). В ХХ веке находки в гробнице Гиват Ха-Митвар в Иерусалиме, сделанные в 1968, дали неожиданное подтверждение именно этому отрывку из Флавия. Погребение распятого относится к 1 веку н. э., скорее всего именно ко времени восстания и среди многочисленных подробностей, подтверждавших показания письменных источников, было и нечто совсем ими не упоминавшееся. Обе пятки казненного были соединены вместе одним большим железным гвоздем. Размер гвоздя 14 см длинны, 2 — ширины. Гвоздь на конце загнут на 2 см. Сохранились остатки широкой “шляпки” (точнее даже планки) из фисташкового дерева. На загнутом конце обнаружены остатки оливкового дерева. Последнее обстоятельство сильно озадачило ученых, поскольку:

Как происходило распятие? Существовало три формы креста. Прямой вертикальный столб (skolops). Исходя из употребления слова “ставрос” Иисус не мог быть распят на нем, так что версия Морозова-Фоменко совсем не катит. Затем, крест в форме буквы Т (crux comissa), состоявший из столба и подвешенной к нему горизонтальной перекладины. Наконец, крест в нынешней форме (crux imissa), состоявший из двух равномерно скрещенных перекладин. Скорее всего один из двух последних типов и был орудием казни Иисуса. Слово “ставрос”, кстати, достаточно часто применялось только к обозначению горизонтальной перекладины, которая у римлян называлась patibullum (отсюда и “нести свой крест”). Был еще и crux decussata, известный у нас более как андреевский - Х. Указание евангелистов (Матф. 27, 37; Лук. 23, 38), что надписание вины Иисуса помещено было над его головой, указывает скорее на crux imissa, который и является традиционным христианским символом. Указание на то, что с древнейших времен именно крест считался орудием голгофской казни находим мы и в языческой каррикатуре на христиан, относящейся к III веку и найденной при раскопках в Риме. Осужденных сперва бичевали специальной плеткой - flagellum, имевшей небольшие свинцовые шарики на конце и причинявшей неимоверные мучения. Она приводила и к огромной потере крови. Выдержать такую процедуру дважды человек уже был бы не в силах. И она-то скорее всего и послужила одной из причин сравнительно быстрой смерти Иисуса. Распятие происходило за городом и осужденный до места казни сам нес свою перекладину. Хотя она и не была тяжелой, но Иисус в какой-то момент настолько ослаб, что за него ее донес Симон Киринеянин (Мк. 15, 21; Ин. 19, 17).

На месте казни уже возвышались вертикальные столбы. Там милосердные иудейские знатные женщины, специально объединившиеся для этой цели, давали осужденным напиток из вина, смешанного с миррой, которое притупляло страдания (“Санхедрин” в варианте Вавилонского Талмуда. 43а.) Руки осужденного сперва прибивались к перекладине железными гвоздями в запястья (по новейшим археологическим данным, совпадающим с показаниями Туринской Плащаницы, помимо Евангелия от Иоанна гвозди упоминаются и в апокрифическом Евангеллии Петра), сперва правая, затем левая. Осужденный в это время лежал на земле, а затем его поднимали вместе с перекладиной. Тело осужденного, в целях предотвращения обвисания фиксировалось небольшим “седлом” (pegma-греч, sedle-лат), — куском дерева в виде рога, вставленным в вертикальный столб где-то посредине. До недавнего времени полагалось, что подставки для ног не существовало и они прибивались гвоздями прямо к столбу, причем различные источники по разному решают вопрос обе ли ноги пробивались одним гвоздем, или каждая по отдельности. Крест Иисуса был не очень высоким, хотя и выше остальных двух, самое большее на полметра выше роста человека. Иисус мог совершенно свободно разговаривать с креста с матерью и учениками.

Но достаточно часто кресты сильно превышали человеческий рост, дабы выставить преступника на всеобщее обозрение. Для всеобщего оповещения на грудь, или, как с Иисусом, над головой вывешивалось обвинение causa poenae. Крест Иисуса стоял чуть в отдалении от крестов двух разбойников. Степень отвратительности происходящего была невообразимой — осужденный, понятное дело, не мог справить естественных нужд, был беззащитен перед птицами и весьма многочисленными на Юге и любящими кровь насекомыми. Казнь производилась в публичных местах и на осужденного сыпался град насмешек и оскорблений. От страшной боли руки и ноги человека напрягались, и почти приостанавливалась циркуляция крови. Через некоторое время мозговые и желудочные артерии переполнялись кровью, вызывая пульсирующую боль в голове, травматическую лихорадку и судороги.Страшно болели нанесенные гвоздями и плеткой раны. Смерть на кресте обыкновенно была долгой; редко осужденный умирал ранее чем через тридцать шесть часов после казни, а иногда проживал до девяти дней; поэтому крест охраняли центурион и четверо солдат. Если власти решали прекратить мучения осужденного, ему перебивали голени молотом (гр. skelokopia, лат. crurifragium), как было с разбойниками и наносили “удар милосердия” мечом или копьем, обычно в бок (percussio или perforatio sub alas), как случилось с уже мертвым Иисусом. В противном случае смерть наступала от постепенного удшья и общего ослабления организма.

“Начальнику хора. При появлении зари. Псалом Давида.

Theological Dictionary of the New Testament. vol. 7. Ed. G. Kittel., 1983;

M. Hangel, Crucifixion. 1977; J.

J. Blinzler. Der Prozess Jesu. 1960.