От автора
Еще с осени прошлого, 1991 года я надолго оказался в больнице. Между тем время шло, и уже подходило 28 февраля 1992 года тринадцатилетие моего сына Ивана. Я видел, что не смогу быть в этот день дома, что поздравлять сына мне придется всего-навсего по телефону... А как же быть с подарком?
И тогда мне пришло на ум сочинить подарок: пересказать для Вани стихами эпизод из жития св. Иоанна Богослова, в честь коего сыну моему было наречено имя. Ваня всегда очень радовался, что у него такой великий молитвенник на небесах. А какой эпизод выбрать? Сами понимаете, отрочество возраст, когда душа еще не взрослая, но искушения уже взрослые; всякий скажет опасное время . И я вспомнил древний рассказ о юном ученике Иоанна Богослова, пошедшем представить только! в разбойники, но возвращенном к вере и покаянию неутомимой отеческой заботой дряхлолетнего Апостола.
Мне хотелось бы надеяться, что когда-нибудь на последней черте мой сын, как юноша из этого рассказа, постыдится своего святого.
Итак домашние стихи о священном предмете. Поскольку предмет священный стихи не могли не быть серьезными по сути. Но поскольку стихи домашние , очень домашние , они не могли быть чересчур серьезными по тону, их серьезность должна была быть смягчена непрерывной улыбкой, которой, надеюсь, никто не примет за иронию.
Все тут домашнее настолько, что не стал бы печатать. Но в этом журнале, может быть, можно; потому что церковный приход семья; и сама Церковь Христова нечто домашнее .

Сын мой Ваня, сын любимый,
Как мы веруем, хранимый
По предстательству святого
Иоанна Богослова!
Хочешь, в дар и в назиданье
Расскажу о нем сказанье?

Кто сравнится с Богословом?
Сердцем избранный Христовым,
К сердцу оному припавший,
У креста Господня ставший,
Слову со креста внимавший,
Матерь Божью в дом принявший,
День за днем Ее питавший,
От заботы ограждавший;
Дивных истин тайнозритель,
Что открыл ему Учитель,
После всех скитаний трудных,
После всех видений чудных,
Три послания оставив
И Евангелье составив,
Про грядущие свершенья
Записавши Откровенье,
В возрасте весьма преклонном
Старец жил в многоколонном
Древнем городе Эфесе,
Где народ, как в темном лесе,
Заблюдясь во тьме пороков,
Ждал его святых уроков.

Меж его учениками
Был любимый: юн годами,
К слову проповеди чуток,
И живой имел рассудок.
К старцу в нем любовь светилась;
Но в душе младой вершилась
Брань меж Богом и бесами.
В час недобрый он с дружками
Непотребными спознался,
Грубой лести их поддался,
Пробудившей в нем гордыню,
И забыл про благостыню.
Старца он, увы, оставил
И куда ж стопы направил?
Под Эфесом были горы,
Где разбойники и воры
На прохожих нападали
И до нитки обирали.
Живучи в толиком сраме,
За свой ум ценим ворами,
Юноша над буйным станом
Стал заглавным атаманом.

Слово слабое не скажет,
Сердце лишь тебе подскажет,
Как скорбел святой в кручине
По своем духовном сыне.
Что же сделать он решился?
Дивно молвить: устремился,
К небесам возведши взоры,
По тропе крутейшей в горы.
Как-то старческие ноги
По такой брели дороге?
Пот и слезы проливая,
Немощь преодолевая,
До засады он добрался
И во власть воров отдался.
Вот я! Путника хватайте,
Как скотину, подгоняйте,
К вашему ведите стану,
Прямо в руки атаману!
То краснея, то бледнея,
Слова вымолвить не смея,
Так взирал юнец в смущеньи
На нежданное явленье
Старца; вдруг он вихрем взвился
И бежать, бежать пустился!
Но бежит и старец следом
В путь немерян и неведом:
Поминутно оступаясь,
В кровь о камни разбиваясь,
Кличет он в тоске утраты:
Чадо милое, куда ты?

Древняя вещает повесть:
Победила в юном совесть.
Бег он кончил; с чувством муки
К старцу взор простер и руки,
Пал на грудь к нему с рыданьем,
Дух очистил покаяньем.
От греховных язв излечен,
Впредь всецело безупречен,
Был он старцу верным сыном,
Ревностным христианином.
Меж воров одни смутились,
Мимовольно умилились
О таком благом примере,
После путь искали к вере,
Покаянья плод творили;
Те же, что упорней были,
Увлеклись дебатом бурным
По вопросам процедурным,
Нового вождя избранье
Ставя на голосованье.