Архим. Сергий (Савельев)

СЛОВО О ЛЮБВИ И ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ХРИСТИАН

Когда душа в печали, что с ней делать? Не вырвешь ее и не поставишь на ее место другую душу, веселую и беззаботную. Какая есть, такая и есть. И от печали души печаль и исходит.

Но в печали и радость заключена, и нет радости без печали. Радость без печали - только лишь призрак радости: рассеется - и ничего, кроме горечи, не останется. А радость, которая проходит через печаль, - она светлая, она оплодотворяет нашу душу, она укрепляет нас на пути ко спасению.

Вот мы здесь с вами о многом беседовали и многое мы с вами утвердили для себя незыблемое. Мы признали с вами, что наша жизнь, наше общество, наша родина - неделимы. Те, кто хочет поделить их на части, эти люди нам чужды. Это не то, что для души нашей нужно, а то, что только отягощает нас.

Вот это, дорогие мои, мы всегда должны помнить. Мы не должны оправдываться тем, что, мол, мы-то христиане, мы-то верующие, а вот они - люди неверующие, и, следовательно, какое же может быть у нас единение с ними?

Единение у нас с ними в духе любви. Единение у нас с ними в том, что мы общими силами созидаем справедливую жизнь. У нас есть к ним полное доверие в том, что они именно к этому стремятся. А если это так, - а это именно так и есть, - то о каком же разделении может быть речь? Мы неделимы, и чем труднее нам, чем сложнее жизнь, тем крепче мы стоим на нашей неделимости. И вы знаете это, я вам как-то говорил об этом. Мне было трудно это сказать, потому что вы никогда этого, может быть, не слышали и не услышите, но я вам говорил и сегодня вам повторю это.

Прошедшие десятилетия часто были очень тяжелыми. Была борьба, было общее смущение и смятение, озлобление доходило до крайней степени. Много людей было погублено, много жизней и страданий осталось позади.

И все же, дорогие мои, когда вспоминаешь все это, то невольно в сердце просится голос: "И тогда мы были неделимы".

И те, кто остался в снегах далеких, и те, кто был на полях сражений, и кто бы в каких бы условиях ни был - все составляли и составляют единый народ. Я вам сказал, что и кости тех, кто остался где-то там, на далеком Севере, они к нам как бы вопиют и как бы говорят нам: "Братья! Так сложилась жизнь, что мы там остались, но мы с вами нераздельны, потому что мы были один наш народ, одна Родина".

Это, конечно, понять трудно. Очень легко сказать: "Ты - предатель, а ты, наоборот, такой-то человек". Можно очень легко сказать: "Ты - виновен, а ты не виновен", - и виновного судить-рядить. Это все очень просто и легко. А вот иметь такую любовь, чтобы вместить в своем сердце все и остаться верным Христу, и любви, и человеку - вот это, дорогие мои, очень трудно, но это и есть самое главное, к чему нас призывает Господь.

Я знаю, мне могут сказать: "Да что ты говоришь! Разве ты не знаешь, что эти люди были наши заклятые враги?" Я отвечу: "Все знаю. И знаю даже больше, чем вы знаете, но все-таки все мы - под одним Покровом. У всех у нас общая хижина, общая хата. Когда-то люди жили и говорили: "Моя хата с краю, я никого не знаю", - но это время прошло! Сейчас другое время. Хата наша - общая, крыша наша - общая, и нас связует воедино любовь и стремление к справедливой, святой жизни.

Опять слышишь: "Святой жизни?! Да какая там святая жизнь! И Бога не хотят помянуть, и церковь не нужна".

Знаю, все знаю. И больше вас я знаю - я понимаю, почему людям трудно произнести слово "Бог", я понимаю, почему им Церковь святая тяжка. Не Бог им тяжек, а тяжки грехи, которыми мы, христиане, в течение двух тысяч лет оскверняли землю, - и в это же время исповедовали Христа! Тут поневоле можно и возненавидеть Того, Кем мы прикрывали свои грехи!

Но ведь не Его же возненавидели, не Христа, не Бога ненавидят и ненавидели, а нас - людей, которые именем Христа оскверняли землю! И те, кто были рядом, кто не имел веры, видев, как мы оскверняем землю, видев, как мы используем Церковь для прикрытия всякого беззакония, думали, что здесь-то Бог и есть. Но какой же здесь Бог? Бога здесь нет.

В семнадцатом году случилась катастрофа. Я говорю вам - Катастрофа. Мне могут опять сказать: "Какая катастрофа, тогда было освобождение, начало новой исторической эпохи". Верно, я знаю это. Я больше это знаю и все-таки говорю: "Была Катастрофа". Почему я так говорю? Да потому, что я вас больше люблю, потому я и говорю, что была Катастрофа. Разве вам нужна была кровь человеческая? Кому она была нужна? Кому это было нужно, кому нужна гражданская война, кому все это было нужно? А вместе с тем - это было неизбежно. Почему неизбежно? Да потому, дорогие мои, что путы греховные опутали, до такой степени связали нас, что нужно было их рубить.

Неужели вы думаете, что страдания людей кому-то нужны? Нет! Это наше несчастье, это наша беда.

Ведь если бы мы с самого начала христианской эры оставались верны евангельской истине, если бы мы положили это законом своей жизни, то зачем нам нужно было бы проливать кровь? Зачем одним людям обогащаться за счет других? Зачем одним людям мучить других и создавать свое благополучие? Зачем христианам резать друг друга? Это не нужно было бы, ведь это противно душе человека, ибо "душа человеческая - христианка по своей природе", и ей это чуждо, и если это случилось, то это катастрофа, это несчастье, это наше общее горе и общая беда.

Вот мы строим теперь новое общество. Много, конечно, таких людей, которые смеются над этим, - пусть смеются! Но мы-то, люди Христовы, любящие человека, разве можем мы смеяться над этим? Нет, мы не только не можем, но и о другом я беспокоюсь, и другое меня мучает. Вот, я представляю себе, вдруг наша новая жизнь - она не будет создана, мы не сумеем так согласовать друг с другом свои силы, так полюбить друг друга и так полюбить правду жизни, что зло нас поработит. Что мы тогда скажем?

Найдутся люди и скажут: "А вот там был такой-то человек, он так много зла причинил, что вот и получилось такое-то дело". Найдутся и такие, которые скажут так: "Это все потому, что были бюрократы, - или еще какие-то неправильные, нехорошие люди" Нет, дорогие мои, мы так не скажем. А скажем так: "Была попытка создать справедливую жизнь, но она не удалась". - "Кому?" - "Народу". - "Какому?" - "Русскому народу и тем народам, которые вместе с ним ее создавали". Это обо всех нас, а не о ком-нибудь в отдельности, ибо все мы будем повинны в том, что пережив так много испытаний и уже познав теперь, как ужасна жизнь в условиях неправды, допустили в своей жизни что-то такое темное, что нас разъединяет.

И если у нас вообще в жизни беспорядок, то, ведь, дорогие мои, мы всегда говорим, всегда указываем: "Вот такой-то виноват". Вот, например, сейчас, в сегодняшний день, шел я сюда, в храм, подходит ко мне одна женщина и говорит, что она больна, что то-то и то-то у нее. А я вижу, что ничего она не больна, а сказала мне несколько слов и потом, вдруг, говорит мне: "Вот моя соседка такая-сякая...", - и как только она мне это сказала, я сразу же понял, что болен-то у нее дух, нет у нее христианского сознания, и поэтому она уже находится на неправильном пути, на таком пути, который ничего, кроме горя, ей не принесет, если она не исправит свою жизнь.

Мы сейчас находимся в очень тяжелом положении, я говорю - мы, христиане. Мы очень много говорили о том, что церковная иерархия повинна в этом и что могут быть даже и слишком строгие слова в отношении ее. Мы говорили о том, что очень повинны в этом и господствующие слои населения, которые для защиты своих интересов использовали Церковь как прикрытие. Мы много и об этом говорили.

Но, дорогие мои, нам - не судить! Суд Божий - он изрекается! И суд Божий обрушился на тех, кто своей жизнью осквернил имя Его. И наше дело - не судить, наше дело понять, что и мы с вами повинны в этом церковном разорении, мы - рядовые верующие люди.

Как мы могли такое допустить? Ну, представьте себе, что назначили меня в ваш храм. Я пришел сюда к вам и стал здесь служить в нетрезвом виде: сегодня послужил, завтра послужил, а потом стал приходить в храм и от меня попахивает водочкой. А вы смотрите и думаете: "Ах, что там", - и или в другой храм уйдете, или перестанете совсем ходить, или будете ходить и не обращать никакого внимания. Хорошо. Скажите, пожалуйста, будет ли вина на вас за то, что вы допустили такого священника в свой храм служить и не сплотились и не отвели его от храма?

Вы могли бы прийти в патриархию, и просить, и молить. Если бы там вас не услышали, не захотели бы услышать, то у вас есть исполнительный орган - приходской совет, и вы, как община, можете священника не пустить в святой храм.

Вы скажете: "Что делать? Как же быть?" - Молиться. Как молиться? По церковному уставу. Господь научит, как молиться. Раньше в египетских, ливийских и других монастырях были скиты, в которых жили монахи - то есть такие же обычные люди, как каждый из вас! - и они собирались и совершали утреню, вечерню, полунощницу - все так, <как в уставе>, и молитва была у них вдохновенная! А для нужд церковных они приглашали к себе священника, который приезжал и совершал Евхаристию и причащал их там, и если было нужно, то еще какие-то таинства совершал, то есть совершал то, что простой человек уже не может совершить. Значит, дело-то в чем? В том, что если бы вы сами были на высоте своего призвания, то вы были бы стойки, устояли бы в таком искушении, и не допустили бы, чтобы у престола Божия находился священник, который разоряет храм Божий!

Это я для примера говорю вам. Ведь это же началось две тысячи лет тому назад. Ведь Константин равноапостольный - который, вернее, называется равноапостольным - который сделал церковь господствующей, ведь он не случайно это сделал. Ему это было нужно для укрепления своей империи, поэтому-то ему вера единая была нужна. "Августу единоначальствующу на земли... многоначалие преста", то есть как он, цезарь Август, император римский, един и многоначалие перестало, так вот и благодаря вере Христовой, христианской вере - многобожие прекратилось. Ему это было нужно для укрепления своей империи. Но разве это нужно было христианам? Зачем это нужно было христианам? Как они могли быть господствующими?

Если бы было иначе... Когда я думаю обо всем этом, я вижу, что здесь был уже упадок христианской веры, что в самом христианском обществе уже было разложение, уже желание какого-то господствующего положения, уже не хотелось идти тем узким путем, которым Господь призывает идти. Ведь у христианина нет широкого пути, у него узкий путь. А узким путем неприятно идти - то ли дело, когда широкий путь, открытый! А дальше - больше: сильные мира пошли в церковь, и пошла церковная жизнь уже совершенно в другом направлении - не туда, куда нужно.

Хорошо, а разве верующие люди - масса, сама масса - разве она не повинна в том, что чуждые, враждебные Церкви люди ворвались в нее и захватили власть над ней? Конечно, повинны. Каждый человек повинен. В разной мере - один больше, другой меньше, но всем нам нужно сознавать эту вину. Вина за горькое положение нашей церковной жизни лежит на каждом из нас.

Так вот, дорогие мои, я и вам хочу сказать: перестанем отныне судить кого бы то ни было, будем прежде всего судить самих себя, имея перед собой закон Христовой жизни. Пусть это будет у вас всегда, начиная с раннего утра, - и дома, и в условиях служебных, и где бы вы ни были.

Наша совесть проверяется по евангельским истинам. Если есть отклонение - стой, остановись, дальше шага не делай. Почему? Потому что следующий шаг будет у тебя уже темный шаг, он приведет тебя к тяжелым последствиям, и ты можешь так запутаться в сетях вражиих, что уже и нельзя будет оттуда спастись...

Да хранит вас Господь!