Так было

     Мы познакомились на даче. Толстенькая женщина с добрыми глазами. Учительница музыки. Она жила с матерью, похожей на нее, только немного толще и старше. Они говорили басом, и у обеих усики над верхней губой. У нас было временное жилье дача, а они жили здесь постоянно, в деревянном двухэтажном доме на высоком втором этаже. Мне понравилось  у них. Уютно и просторно, и видно, что не каждый день убирают. Везде книги и журналы, валяются, где попало, даже на полу. Они жили не одни, но Карлуши не было дома, он гулял.  Учительницу звали Ангелина. Сейчас будем слушать музыку - она взяла легкими послушными пальцами очень толстую пластинку, темную, как будто из железа, с легкой паутинкой царапин, и подошла к проигрывателю. Сейчас будет дырочкой искать штырек... Я знал, что это трудно, но она сразу надела пластинку, и мы стали слушать. Голос пробивался через треск, как свет сквозь густую паутину.
     - Что поделаешь, старая-престарая,- она вздохнула, - да и видеть его надо было, не просто слушать...
     Голос извивался, шутил, смеялся над нами, красиво картавил, растягивал гласные язвительно, иронично, а потом ударил резкими короткими словами и конец.
     У него руки длинные, белые и гибкие, как лебеди - и он все-все руками мог изобразить.   Впрочем, почему мог... Он жив и поет еще.
     Где тела сплете-е-нные колыхал джаз-банд... выговаривал голос, а потом вдруг: И души вашей нищей убо-о-жество было так нелегко разгадать... Вы ухо-о-дите, ваше ничтожество... Полукровка. Ошибка опять.
     Вдруг я услышал кто-то царапает дверь. Это Карлуша хозяйка побежала открывать. Вошел небольшой пес, очень низкий и длинный как такса, но с мордой и ушами спаниэля.
     - Это наш Дон Карлос. Карлуша, познакомься с гостями.
     Карлуша выбрал меня, подошел и протянул лапу. Она была теплой и тяжелой. На шее у него две складки кожи, свисают и болтаются, когда он ходит. Карлуше семнадцать лет...   Ого, а мне только тринадцать. Карлуша лег и стал слушать музыку.  Розовый живот плавно поднимался и опускался, по нему неторопливо ползали блохи.  Карлос, укоризненно сказала старушка мать, что ты демонстрируешь свои достоинства... Карлуша не ответил, вздохнул, и пошел на кухню. Оттуда раздалось чавкание.  Он курицу любит, а другого мяса не ест. Он у нас самый старый...
     Я смотрел книги. Если хочешь возьми почитать... только не эту, не эту Ангелина испугалась и осторожно выдернула книжку из рук. Эта непристойная подтвердила старушка и улыбнулась моей матери. У нее глаза были живей, чем у дочери.  Наверное потому что она в свое время родила ребеночка. А дочь не смогла подумал я, а потом спросил у мамы. Они несчастные люди...  И счастливые... А кто это пел?   Вертинский, был такой певец...
     Потом мы часто ходили к ним. Иди, погуляй с Карлушей . Я надевал ошейник на теплую жилистую шею, а поводок нес в руках, отдельно. Карлуша шел впереди и терпеливо оглядывался, как старший брат, который все знает лучше меня и показывает дорогу. Мы шли по редкому сосновому лесу, по гладким шелковым иголкам и курчавому мху, пересекали длинные муравьиные пути и нигде не встречали людей. Карлуша сам знал, когда хватит гулять, и вел меня домой.
     Приходим, а на середину комнаты выдвинут стол с белой длинной скатертью, она блестит, переливается старинная. Мы пьем чай и едим пирог. Он подгорел, но зато с малиновым вареньем. Ангелина подкладывает мне все новые куски, подливает чай и вздыхает. Потом мы снова слушаем голос из другой таинственной жизни, прощаемся. Карлуша, проводим гостей . Они идут до большой дороги, отсюда видна наша дача. У дома я оборачиваюсь женщины с собакой уже нет, сумрак понемногу опускается, повисает на колючих деревьях... Становится прохладно...  Давно это было.

  Продолжение
Возврат к Содержанию/content/