В старой школе
Первые годы я учился в старой деревянной школе,
и там было интересно. Это было сразу после войны. В школу мы шли через
картофельное поле, которое раскопали в центре города, потом мимо каких-то
ветхих заборов, через рынок, между длинными рядами, и долго не могли вырваться
из этих рядов и прилавков, и всегда опаздывали. Каждый день было что-нибудь
новое - кто что принес. Некоторые ребята часто нас удивляли, и вокруг них
толпились все остальные. Один, по фамилии Наумов, всегда приносил жмых,
кукурузный и подсолнечный, и раздавал кусками, а от самых больших позволял
отгрызать, не выпуская из рук, и все прикладывались и отгрызали. Ну, дай
еще, дай... - и он протягивает желтоватый этот кусок с черными крапинками
семечных шелушек. Другой, его звали Клочков, чаще всего приносил заклепки
- желтые и красные, черные и синие, маленькие, тоненькие, и большие - с
толстыми короткими ножками и широкими шляпками. Он, чудак, менял свои заклепки
на фантики, на конфетные бумажки, свернутые плотным пакетиком, он был азартным
игроком, и даже плакал, если проигрывал, а его заклепки мы разбивали камнями.
Некоторые, маленькие, взрывались сразу, а по другим надо было бить сильно
и умело, и каждый раз с замиранием сердца - вот сейчас, вот сейчас... Был
еще мальчик, который приносил особенные переводные картинки, он говорил,
они немецкие,- и продавал их за еду, и у кого было - давали ему хлеб с
колбасой, которая называлась собачья радость, с копченым сыром, эстонским,
и он всегда был сыт и доволен. Мальчик по фамилии Котельников часто приходил
с новыми сумками, через плечо, с офицерскими планшетами, и эти сумки он
продавал старшеклассникам. Его звали Котел, и, действительно, голова
у него была большая и тяжелая, лицо с нависающим лбом, а все на лице было
мелкое и терялось - маленький сморщенный носик, голубые, вечно прищуренные
глазки. Он смеялся и говорил как-то по-особенному, и потом, когда я услышал
голос Буратино по радио, то узнал нашего Котла. Однажды он зачем-то полез
под парту и долго не вылезал. Сначала мы смеялись над ним, а он молчал,
и стал как-то странно загребать рукавом школьную грязь и бумажки. Пришлось
спуститься к нему, и его лицо нас испугало - голубое, с розовой пеной вокруг
рта и слепыми белками глаз... Так было еще несколько раз, а потом он исчез.
Среди этих наших мелких событий разворачивалась большая борьба двух сил.
Один мальчик, высокий и тонкий, по фамилии Васильев, боролся за справедливость.
Он всегда за это боролся, и вокруг него толпились слабые и обиженные,
он говорил с ними покровительственно и властно, собирал вместе, и они ходили
после школы на свалку, а потом он увлекся борьбой и стал испытывать приемы
на своих подшефных. В чем была его справедливость, я точно не знаю,
но он не хотел, чтобы кого-нибудь бил другой мальчик, по фамилии Веселов.
Васильев своих наказывал, но Веселов не должен был никого бить. Этот Веселов
был второгодник, гораздо сильней всех, и жил сам по себе. Он сидел с кем
хотел, во время уроков часто лежал на задней парте или уходил курить
в коридор - учиться он не хотел. И справедливость ему была не нужна, он
иногда бил тех, кто не дал ему списать или не подсказал - и тут же
забывал, снова лежал на парте и ни с кем не объединялся. Васильева он не
любил, но и не трогал, несколько задних парт было его, он не терпел на
них людей из той компании, жестоко вышвыривал, и снова дремал там...
Старую школу разрушили и нас перевели в
новое здание. Веселов первым куда-то исчез, понемногу рассеялись и остальные,
пришли новые, и больше ничего не меняли и не продавали в коридорах - стало
строже, а может и время изменилось: исчез жмых, пропали заклепки,
и фантики перестали радовать, и за хлеб с колбасой уже ничего не давали.
Теперь все играли в волейбол, ездили на велосипедах и танцевали на школьных
вечерах. На месте старой школы теперь сквер, и картофельное поле превратилось
в парк, его назвали - Пионерский.
Продолжение
Возврат в Содержание/content/