Осенью умерла приятельница Лизы Зинка Макарова. Это была скоропостижная смерть. От отека легкого. За несколько дней до ее кончины Лиза Леонтьева навестила Зинку, не бескорыстно. Лизе хотелось пристроиться на ее фирму. Из захудалой москвички Макарова за считанные месяцы превратилась в преуспевающую даму. Зинка пообещала Лизе протекцию, а потом не позвонила. Лиза обиделась, и напрасно. Но это выяснилось только весной.

В апреле Лизе позвонила близкая подруга Зинки Макаровой Леся Рындина. Оказалось, что Зинка скончалась через три дня после встречи с Лизой. Родственники не захотели видеть на похоронах посторонних, поэтому никто из их "дачной тусовки" там не был. Все они были дружны еще с детских лет, так как лето проводили в поселке Зараево, на своих дачах.

Продолжение. Смотри syn_lovp.htm

***

продолжение телесериала "Рабыня Изаура"

Приметила ее сразу, ведь Аня часто проходила мимо маленькой площади трех углов, где ежилось в своих облупленных одеждах пегое здание междугородной телефонной станции. Площадь была летней. Это не значит, что весной она стаивала, а осенью утекала с дождем. Но она была летней - ее пыль и сиреневое марево тянулись по-летнему единственно и неповторимо. И цыганка выродилась из жары июльским днем.

Поначалу у цыганки был стереотипный облик: платок с пиратским узлом на виске, алый, пионовые юбки - что там еще?..

Колючкой с репейного куста она вцеплялась в зевак и стремительно загромождала площадь казенными домами, белокурыми королями и удачами - да все по поздним дорожкам. Из хаоса поздних темных дорожек выхлестывалась и поднималась вверх, туда, единственная настоящая, со ступенями. По ней хотелось пойти, но все было недосуг или, вернее, не хватало последнего импульса, чтобы пойти. И вот однажды Аня увидела, как цыганка стремительно погарцевала вверх по ступенькам, и Аня потянулась туда, сама пока не зная зачем: то ли за прохладой, то ли за смуглокожей бегуньей.

Продолжение. Смотри nivelij.htm

***

Саша мучительно вспоминала сон. Она удержала в памяти только середину его: полутемный подвал заставлен ящиками, сбоку-длинный коридор, похожий на тоннель, потому что там, в конце его, светло. Саша еще может выбрать и очень радуется, что выберет коридор. Радуясь, она шагает к ящикам и, наверное, идет сквозь них, ведь ящики остаются нераздвинутыми, а она оказывается в самой середине. Пошевелиться нельзя, но Саша вздыхает, и ящики начинают падать на нее, придавливая тяжестью и ужасом.

Это не весь сон. Что-то очень важное было в начале или в конце, но Саша не могла вспомнить, и недосказанное мучило.

Она встала из-за стола, на котором были разложены тетради четвероклассников, включила настольную лампу и, раздвинув плотные шторы, остановилась у окна. "Почему мне снится такое, почему? Почему так давило? Что это за тяжесть? Сила давления жизни, как часто говорит Игорь? Но почему ящики?"

- Ну да... да,-сказала Саша вслух и положила ладонь на темное от вечера стекло. Дикий холод стекла понравился ей: он был таким пронзительным и свежим после искусственной духоты настольной лампы.

Под Сашиным окном стояли частные домики, на их крышах ровно лежал снег, он облегчал темноту вечера. Фруктовый сад по-зимнему обнищал, голые ветви торчали неприютно. Желтые огоньки маленьких домиков и фонарей "дышали" в темноте.

Саша знала, что за окном мороз жжет, но почему-то от всей этой жизни с ее огнями, тугим снегом, маленькими домами пахло теплом... "Есть другая жизнь... Как из печки дымком..."

Продолжение. Смотри zim_cerm.htm

В марте Илья неожиданно почувствовал наступление весны. Он шел к автобусной остановке через сквер, каких уже мало осталось в городе; лишь кое-где, пробиваясь сквозь ледяную корку, одичало торчали голые кусты, а вокруг ширились свободные площадки, на которых летом разбивали цветники.

В одном месте, недалеко от асфальтовой дорожки, снег сошел, высвободив маленькую лужайку такой сухой желтой травы, будто она и не знала снега и не мокла. Единственное, что напоминало о зимнем забытье-это то, как она была примята: безжалостно вдавлена в землю, проутюжена.

Илья присел на корточки, разворошил рукой жесткую старую траву - и на душе стало легче. Повинуясь желанию освободиться от чего-то, он стащил с головы тяжелую, душную шапку из волчьего меха и разворошил слежавшиеся волосы так же, как перед тем --траву...

День был одним из тех свежих и влажных, когда о солнце забыто, небо притухшее, и во всем чувствуется нежная болезненность, которая необъяснима и которая ощущается только ранней весной...

Прозрачная кожица березы, розовая и трепетная, шелушилась, будто на ране, что и заживает уже и еще болит: Ноздреватый снег загрязнился, раньше чистый литой полог его стал тонким, редким, и земля просачивалась сквозь него черными глянцевыми родниками. Илья смотрел на них, и ему казалось, что они бьют из тех самых глубин, где происходит сейчас удивительная работа оживления, где по неведомым тоннелям, через крутые сплетения корней, по соцветиям каменных и растительных жил текут горячие соки обновления...

Продолжение. Смотри vnutr_rs.htm

Тетка Настасья кричала: "Режут!" Из дома напротив неспешно вышла бабуля в белом, крапленном синими точками платке. Глядя себе под ноги, перешла пыльную, в рытвинах, дорогу и покорно встала около глухих ворот подворья Калиных. Бабуля не могла видеть скандала, но все-таки была теперь поближе к нему.

Стоял июльский полдень. Духота поубавила живости и веселья в листьях яблонь и вишен, разморила собак, вытравила, казалось, всю свежесть вокруг. Поселок затаился.

Не в ладах с этой тишью гремел скандал у Калиных.

Иван Хлебцов, сосед их, задумчиво глядел на калинские дела сверху: отец приказал ему залезть на крышу-поглядеть, где подправить. Иван (за делами-то городскими) приезжал домой нечасто. Вот и пришлось лезть на огняную крышу.

Иван стоял на лестнице. Глядя вниз, на двор Калиных, забывался и, приваливаясь к крыше, обжигал то локоть, то грудь-вздрагивал.

По двору метался Семен Калин-сын тетки Настасьи, ровесник Ивана - сорокалетний мужик. В галошах на босу ногу, в галифе, на икрах рыжие волосы дикобразятся. На голом теле - старый бостоновый пиджак.

- Паскудница! - ревел Семка и, набычившись, хватал за рога Ночку, стараясь стронуть ее с места.

Тетка Настасья, уперев руки в бока и нагнувшись, стояла посреди двора - толстая, тяжелая - и время от времени взвизгивала тоненьким голоском:

- Золотые мои, режут!

Семка трубно сморкался и с новой силой на телушку рычал.

"Делятся", - понял Иван.

Продолжение. Смотри obci_lad.htm

***

Русская миллионерша Ася Воронцова летела на необычное свидание к своему возлюбленному.

Весенним вечером на подмосковном аэродроме ее ожидал личный самолет "Синий шмель". В малиновых потоках заходящего солнца он мерцал нездешним светом, обещая волшебное будущее, полное нежности и грез:

Подхваченная порывом легкого ветра, Ася взбежала по лестнице к

открытому люку, пожала руку преданному пилоту, а затем обернулась, приветственно кивнув на прощание подруге Нелли, которая неожиданно заплакала. Изящная и порывистая, как газель, Нелли всегда отличалась экспансивностью.

Задраили люк.

Уставший от неподвижности "Синий шмель" весело рванулся к солнцу, и Ася прошептала:

- Я лечу к тебе, Максим.

Здесь, на островах Адриатики, Юлия чувствовала себя неземным созданием, пропитанным ликующим южным сиянием и веселой дерзостью. За свои тридцать пять лет она, пожалуй, никогда не ощущала подобной эйфории, даже в юности. 

Продолжение. Смотри not_venc.htm

Тор с наслаждением мчался по мосту "Амулет графини", который соединял два берега Золотой Рогнеды. Его серебристый "Ангел" развил поистине волшебную скорость и Тору казалось, что душа его летит навстречу Золотым гроздьям Фрионы. Так издавна называли правый берег реки, где холмы легко взбегали ввысь, к солнцу, и там, в непостижимой дали, превращались в горы. Холмы эти, известные всему миру, поражали своим великолепием. Искусными фрионскими мастерами на них были возведены дворцы, замки и особняки, окруженные пышными садами и цветниками. Шальное мартовское солнце затопило Фриону и празднично горели купола церквей, весело поблескивали вертящиеся ротонды особняков. Близился желанный для Тора миг. Он любил выезжать с магистрали, которая знаменовала собой как бы цепочку мнимого амулета, на ту площадку, что являла непосредственно самый амулет. Именно оттуда Золотые гроздья Фрионы представали во всем своем великолепии. "Ангел", словно готовый взлететь, легко выехал на самую широкую часть моста и в это мгновение, слева от себя, Тор увидел роскошный кадиллак "Оберн-щит" и неожиданно остро почувствовал опасность.

Продолжение. Смотри friona.htm

***

Стоило сильнее нажать на педаль - и скутер летел вперед с неистовостью акулы. Настя словно растворялась в соленых брызгах. Ей казалось, что солнце избрало Средиземное море чашей наслаждений. Вдали, в ослепительной яркости, хмельно покачивался Кипрский берег, а именно - Лимассол - ПАРИЖ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ. Он источал аромат блаженства и роскоши.

Уже неделю пребывая постоялицей отеля ЧЕРЧИЛЛЬ, Настя - простая русская душа - сделала для себя открытие. Главная притягательная сила богатства заключалась не в удушающих песцовых шубах, полами которых мели московские улицы пассии новых русских. Подлинный магнетизм роскоши она ощутила в классном отеле, где вс╠ ласкало слух и облегчало вашу жизнь, в крупном и в мелочах доводя ее до райского комфорта. На пляже играла пленительная музыка, сновали приветливые киприоты, чьи мягкие руки всегда были готовы к услугам. Нет сомнения, Настя никогда не пожелала бы себе оказаться в команде прислуги. В этой жизни надо быть сильным - аксиома. Лишь тогда солнечным лучом пробивается шанс примкнуть к стану повелителей. И пусть Катя, старшая сестра, часто твердила в суровой, оцепеневшей в депрессии Москве о духовном величии. Полностью признавая благородную силу интеллекта и начитанности, Настя благодарила Бога, подкинувшего ей эффектные внешние данные.

Высокая, изящная, с длинными, до колен, прозрачными на солнце волосами, она знала, как умеет привлечь к себе поклонников обаянием своей улыбки, матовой свежестью кожи, игривостью интонаций. На ее правом бедре всегда был приторочен невидимый колчан со стрелами Амура, и Настя выпускала их стремительно и точно в цель.

Продолжение. Смотри pdr_knjz.htm

Часть 1

1. Стриптиз-бар ночного клуба. За столиком - Ларин и Барсуков. Макс - современный комильфо. Виктор - типичный новый русский, подражает американцам. Громко смеется, закидывает ноги на стол.

На сцене, похожей на небольшой подиум, - Аннушка - девица "европейского стандарта".

Ларин. Породистая кобылка!

Барсуков. Видел бы ты ее на Кипре!..

Ларин. Не отказался бы:

Барсуков. Бешеное солнце. Тонны соленой воды:

Ларин. : И Аннушка, вместо Афродиты, выходит из пены? Кайф.

Барсуков. Завидуешь?

Ларин. Грешен. Пока ты расслаблялся в Лимассоле, я бродячим псом гонял из редакции в редакцию. На улицах - грязный снег. В метро - вонь. Сплошные стрессы.

Барсуков. Так тебе и надо. Я всегда говорил: не хочешь рискнуть - загинайся. Да и велик ли риск в вашем деле, Макс! Состряпал забойную статейку, и полный вперед - к баксам!

Ларин. Очнись, Виктор, какие там доллары за статью? Оплата исключительно в деревянных. На проезд в метро, и то не хватит.

Барсуков (смеется) Тогда катайся на "мерсе" - как я!

Ларин (задумчиво) Ты, Виктор, рано учуял свой путь:

Барсуков. Рано?! Нам с тобой по 33. А в начале девяностых я еще петушком скакал на биржу. Рядовой брокер! Торговал всяким дерьмом. От калькуляторов до тухлой рыбы!..

Ларин. Зато теперь: Крупный воротила. И в Лимассоле - через оффшорку - ты, кажется, торганул не тухлятиной: Горячее было дело?

Ларин и Барсуков обменялись многозначительными взглядами.