АНЕКДОТЫ ОТ БЕРГА

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

Нам песня строить и жить помогает.

Рассказывает Игорь Грызлов (Москва), хотя Борис Жуков (тоже москвич) утверждает, что слышал эту историю из других источников и о других героях.
В 60-е годы, когда песни Окуджавы как-то сами собой легализовались, сразу несколько известных композиторов-песенников вдруг проявили интерес к возможному сотрудничеству с ним. Булат Шалвович, в ту пору еще стеснявшийся своего вторжения на "чужую территорию", не решился им отказать. Ничего путного из этого сотрудничества так и не вышло (пока на горизонте не появился Исаак Шварц), но в одном случае оно зашло настолько далеко, что увлекшийся мэтр пригласил своего будущего соавтора к себе домой. До этого Окуджаве ни разу не случалось бывать дома у людей с таким уровнем жизни (ведущие эстрадные композиторы имели самые высокие легальные доходы в СССР), и увиденное его прямо-таки ошарашило. Когда он вновь обрел способность говорить, он спросил:
- Имярек Имярекович, откуда все это?
Маэстро снисходительно похлопал его по плечу:
- Песни надо писать, молодой человек!


Вариант Михаила Столяра, слышавшего нечто аналогичное от Александра Городницкого. Однажды спускаясь в лифте, Булат, которого тогда еще нечасто величали Шалвовичем, "подобрал" двумя этажами ниже жившего там Илью Резника, великого поэта-песельника, и, подивившись разнице в одежде своей и известного "профи", произнес слова о том, что - вот, мол, я поэт, писатель, у меня книжки выходят, а такой красоты писаной, как твои, Илюша, наряды, близко не видывал.
На что его визави и ответил:
- Песенки надо писать, Булатик!


ДоСТОинство СТАтуса.

Во второй половине 80-х, когда вполне нормальным (а главое - едва ли не предельно реальным по возможностям большинства клубов) гонораром считался "полтинник" - 50 рублей, среди ленинградских клубных, как теперь бы сказали, менеджеров было популярно следующее определение: "Один мэтр равен ста рублям".

Бедность и порок.

Рассказывает Владимир Васильев:
- Во время фестиваля "Петербургский аккорд" в мае 1996 года мы жили в гостинице "Октябрьская". И вот на второй день путанья там набежало - море, и стали они звонить по номерам. Одному барду позвонили, второму, Вите Луферову... А я жил с Сухаревым. Говорю:
- Дмитрий Антонович, что же нам никто не звонит? Неужели му такие совсем уже никудышные?
И вот надо уезжать на "чайхану", Дмитрий Антонович уже поехал, а я остался, и тут - звонок:
- Алло, добрый вечер!
- Добрый вечер!
- Мы еще с Вами не знакомы?
- А-а!.. Все понятно!
- А что Вам понятно? Мы-то с Вами еще не знакомы!
- Всего доброго!
Говорю ребятам:
- Ну вот, а нас не обошли вниманием. Теперь чувствую себя полноценным человеком!
- А-а, Володя, - отвечают, - ты не видел, что вечером было! Они же приходят с мордоворотами, которые проверяют платежеспособность. "Мальчики" такие. И вот звонят им с телефона дежурной по этажу две такие красавицы:
- Ребятки, не надо приезжать, не надо: они бедные все!

Народная примета.

Если Вадим Мищук не порвал во время концерта ни одной струны, значит концерт прошел "на халяву".

ЗНАТЬ СВОИХ ГЕРОЕВ!

Ни имени, ни отчества...

Из книги драматурга Александра Володина "Так неспокойно на душе":
"Я увидел его в гостинице "Октябрьская" в компании московских поэтов. Он поставил ногу на стул, на колено - гитару, подтянул струны и начал. Что начал? Потом это стали называть песнями Окуджавы. А тогда было еще непонятно, что это. Как назвать? Как рассказать об этом, что произошло в гостинице "Октябрьская"?
Окуджава уехал в Москву. А я рассказывал и рассказывал о нем, пока директор Дома искусств не полюбопытствовал, что это были за песни. Я изложил их своими словами. И вскоре в ленинградском Доме искусств был запланирован первый публичный вечер Окуджавы.
Я обзвонил всех, уговаривая прийти.
- Что, хороший голос? - спрашивали меня.
- Не в этом дело, он сам сочиняет слова!
- Хорошие стихи?
- Не в этом дело, он сам сочиняет музыку!
- Хорошие мелодии?
- Не в этом дело!..
Перед тем как я должен был представить его слушателям, он попросил:
- Только не говорите, что это песни. Это стихи.
Видимо, он не был уверен в музыкальных достоинствах того, что он делал.
На следующем вечере Окуджавы в Доме искусств стояла толпа.
- Что такое тут? - спрашивали прохожие.
- Аджубей приехал, - отвечали.


Звезда.
Рассказывает Олег Митяев:
- В Магнитогорске я как-то выступал в одном техникуме. Организатор концерта прибежал к директору учебного заведения и говорит, мол, такой популярный автор, все его знают...
Директор взял афишу и со словами "сейчас проверим, какой он популярный" пошел в аудиторию, где занимались студенты.
Развернул перед ними лист и спросил:
- Кто это?
Ответ прозвучал очень дружно:
- Рэмбо!

Рассказывает Елена Настасий, автор из Волгограда: - Всесоюзный фестиваль АП в Киеве 1990 г. Около столовой стоит довольно привлекательная молодая особа женского пола и явно кого-то ожидает. По главной аллее, усиленно держа равновесие, ко входу в столовую приближается Олег Григорьевич (Митяев - прим. сост.). Взгляд его концентрируется на особе.
- Девушка, Вы такая... такая... Давайте с Вами познакомимся!
С трудом изображая наивное удивление на лице, особа изрекает:
- Меня Лена зовут, а Вас?
На этих словах улыбка с лица мэтра медленно сползает в сторону.
Но тут поспевает помощь в лице Тарасова:
- Девушка, это Олег Митяев!
- Митяев... Митяев... А, "Изгиб гитары желтой!.."
Костя даже не подозревал, что Олег так хорошо бегает...


Фамильное.

Рассказывает Александр Вольдман.
Конец 70-х. Агитпоезд ЦК ВЛКСМ по Нечерноземью. В составе агитбригады - еще и Сашин брат Михаил. В одном из населенных пунктов артистов уже ждет рукописная афиша, на которой начертано:
"В программе - два брата: Вальдман и Вельдман!"

Два слова.

Рассказывает Берг:
- В середине семидесятых Дмитрий Дихтер по делам службы, тогда еще инженерной, частенько наведывался в Новосибирск, где регулярно оказывался в гостеприимном континууме КСП Новосибирского электротехнического института - НЭТИ. Однажды он вернулся в Европу в совершеннейшем восторге от тамошнего академического мужского хора, который - представляешь, Вова, мужики в смокингах, манишках и бабочках - поет "Атлантов" Городницкого и "Молитву" Окуджавы! Кстати, об этом даже писал хороший журнал "Клуб и художественная самодеятельность".
Но более всего на Диму произвело впечатление то, что с хором работает (аранжирует и все такое прочее) настоящий композитор, член союза, хотя и молодой, а главное - интереснейший мужик... Как-то, бишь, его... Фамилия - два таких простых-простых русских слова... Во, вспомнил: Бляхер!


А похож!

Рассказывает Дмитрий Дихтер.
В те годы в Новосибирске клубы плодились с китайским неприличием. Один из них был основан Игорем Фидельманом по кличке "Фидель" на базе какого-то женского общежития. И по четвергам прекрасные дамы собирались на звуки магнитофона, на котором Фидель крутил им очередную жертву, перемежая записи собственными комментариями.
И вот однажды в четверг появляется Дихтер. Фидель отменяет консервированного Розенбаума и выпускает живого Диму. А афишку про Розенбаума снять забывает. Короче, Дихтер поет, а красный уголок битком забит девушками, на головах которых белеют тюрбаны-полотенца после бани, и еще две головы в дверях - и диалог:
- Это кто, Розенбаум?
- Да нет, Дихтер какой-то.
- А похож!


Аналогичный случай. Рассказывает Владимир Васильев:
- 1990 год, киевский всесоюзный фестиваль. Меня туда не пригласили, я там был в командировке. Думаю, заеду к ребятам. И пошел Бориса Бурду искать. Вижу - стоит Юра Устинов возле домика, печальный... Спрашиваю:
- Юра, что такое?
- Да, Володя, спать хочу, а они, заразы, набухались, я не могу заснуть.
Я говорю:
- А я Бурду ищу.
- Ну, пойди спроси.
Захожу - действительно, сидят в дымину пьяные. Один на меня голову поднимает, смотрит... Я говорю:
- Бурду видел?
Он вскакивает, вытягивается передо мной:
- Ой, Боря, я столько Ваших песен слышал, а живого ни разу не видел!

Рассказывает Елена Настасий:
- "Петербургский аккорд" 1996 г. Я, увидев впервые Альфреда Тальковского:
- А кто этот мирзаянообразный мужчина?

В плену обычая.

Рассказывает Ринат Газизов (Йошкар-Ола).
Однажды, 30 марта в Йошкар-Олу неожиданно приехал Ланцберг, причем совсем ненадолго, числа до третьего-четвертого апреля. Я, конечно, загорелся провести его концерт. 1-го уже договорился с залом и начал обзвонку: так, мол, и так, завтра концерт Ланцберга, приходите...
- Ага, конечно, - слышались в ответ иронические голоса. - С первым апреля!
После нескольких звонков я понял, что дело плохо - никто не придет. Звоню на местную студию "Европы плюс": ребята, выручайте, дайте информацию, что Ланцберг приехал и завтра концерт...
- Ага, Ланцберг приехал, - отвечают мне с той же интонацией. - А Окуджаву он, часом, с собой не привез? Или ты думаешь, что мы тут про календарь забыли?
Пришлось брать гостя под руки и тащить его живьем на радио. Только тогда там поверили. Тут же сделали прямой эфир, и концерт прошел нормально.


...А так все верно!

Рассказывает Юлий Ким:
- Натан Эйдельман (историк - прим. сост.) прослушал мою песню "Бомбардиры" из цикла "песен 1812 года": - Хорошо, очень хорошо. Только вот... Ну это, конечно, неважно, ты ничего не меняй, просто дело в том, что в 1812 году в русской армии чина генерал-аншефа уже не было. Но ты пой, как поешь. Только вот еще... Ну это уж совсем мелочь, но правильнее произносить не "гренад╠р", как у тебя, а "гренадер". Но это ерунда, не обращай внимания. Только вот...
И таких "только вот" он мне наговорил столько, что я потом, наверно, около года эту песню не пел. Но после каждого он повторял:
- Но это неважно, ты пой. Пой и ничего не меняй!


ЗАМЕЧЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ, МЫСЛИ И ИЗРЕЧЕНИЯ

Грошевой уют.

В 70-е годы, как известно, самодеятельная песня была у властей не в самой большой чести, и книжки по этой тематике издавались с большим скрипом. Публикации были все больше в периодике, нередко провинциальной.
Но существовало положение, по которому материал, уже изданный в последние годы (то есть прошедший цензуру), можно было публиковать без повторного прохождения ее - достаточно было предъявить прошлую публикацию. И изобретательные челябинские горклубовцы во главе с Леонорой Коробицыной бросили по стране клич - все песенные публикации шлите нам, сделаем сборники!
И сделали, целых два.
Но, видимо, какое-то тревожное чувство не покидало тех, кто работал над этими книжками. Во всяком случае, в первой из них, изданной в 1976 г. под невинным названием "Песенник", в песне В.Благонадежина и Н.Карпова "Пять ребят", которая, как известно, начинается словами "Дым костра создает уют...", на одну накладку "наклалась" другая. Сначала вместо "дыма костра" появился "серый дым", создающий уют. Но так, видимо, было в предыдущей публикации - деваться некуда.
Хуже, что в слове "дым" вместо "ы" была напечатана "о"!


С любовью к женщине.

Рассказывает Андрей Скуратович (Минск):
- В 1987 году к 50-летию Арика Круппа был выпущен буклет, в котором среди опечаток была такая: в строчке из песни Евгения Клячкина "Девчонки наши катятся, / Одергивая платьица..." в слове "одергивая" первой буквой была "с".

Умная машина!

Алла и Марк Левитаны, известные питерские архивисты и составители сборников песен, рассказывают, какие песни "поет" им сканер. А точнее, не сканер, а "Файнридер".
Чтобы было понятно непосвященным: сканер - это устройство, считывающее графические изображения, в том числе тексты, например, с бумаги и вводящее их в память компьютера. А "Finereader" - программа, позволяющая распознавать текст и представлять его знаки не в виде графических изображений букв, а в их машинной кодировке.
Так вот, читая Ю.Кукина, программа выдала:

"И чай не в стаканах,
А в чашечках чахлых роз..."
(Вместо "чайных".)

К женщинам же она отнеслась с куда большим пиететом:

"Леди идут по свету..."

Нижнетагильский (а ныне израильский) автор текстов ряда известных слов Михаил Сипер как-то раз в Казани (в 1983 году) сказал:
- Я могу это спеть. Я могу это сыграть. Но записывать это надо на стерео (гитару в один канал, голос - в другой) и проигрывать в разных городах.

Берг всегда начинает занятие в своем мастер-классе со следующей фразы:
- Если с чем-либо из того, что я вам сегодня скажу, вы лет через десять согласитесь, значит, я не такой уж и дурак. А если года через три, - значит, и вы тоже.

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Я тебе упаду!

Григорий Дикштейн рассказал, какую телеграмму он послал своему другу Евгению Клячкину на сорокалетие. Текст был достаточно лаконичен:
"Поздравляю юбилеем и пусть бычок не падает"!

О переселении душ.

Вообще использование телеграфного языка, игнорирующего союзы, предлоги, знаки препинания и прочую пузатую мелочь, дает порой удивительные результаты.
Рассказывают, что где-то в провинции ждали приезда с концертами сразу нескольких столичных авторов, а кого точно - предполагалось уточнить. И вот один из них - вроде бы Александр Перов - дает телеграмму о приезде: такого-то числа "буду Лоресом"!


Весь кайф в процессе!

Рассказывает Николай Адаменко (Харьков).
- Андрея Козловского спросили как-то раз, мол, чего ты все мотаешься то в Польшу, то из Польши, то в Польшу, то из Польши - уж выбрал бы что-нибудь одно!
- Понимаешь,- ответил Андрей,- и там хреново, и тут хреново... Ездить интересно!

Два признака интеллигента.

Борис Жуков вспомнил некогда поведанную ему историю:
- В конце 70-х три члена бакинского КАПа (клуба авторской песни) - Яков Коган, Александр Барьюдин и еще один, фамилии которого я забыл, - возвращаясь рано утром с какого-то слета, были задержаны постовым милиционером, которому показался подозрительным их внешний вид (штормовки, рюкзаки, топоры и т.
п.). Никакие объяснения не помогли - всех троих препроводили в отделение, и дежурный начальник приступил к выяснению личностей.
- Фамилия?
- Коган.
- Имя?
- Яков.
........
- Национальность?
- Еврей.
- Горский? - после паузы и с надеждой в голосе спросил начальник.
- Да нет, обычный...
- Ты тоже еврей? - вдруг обратился начальник к Барьюдину.
- Да.
- И ты? - спросил он у третьего мушкетера.
- И я, - подтвердил тот.
- Слушай, ты кого мне привел?! - вдруг набросился начальник на бдительного постового. - Это же интеллигенция©!
Но интеллигенция там или не интеллигенция, а процедура выяснения личности, будучи начата, должна быть доведена до конца. Последовали неизбежные вопросы о месте жительства, а затем...
- Телефон домашний есть?
- Да.
- У тебя тоже? И у тебя? Слушай, я же говорил тебе, что это интеллигенция! ©У них у всех телефоны есть!
(Примечание: история может быть проверена и уточнена у обоих названных ее участников, у израильтянки Любы Лейбзон, бывшего президента КАПа, а также у москвички Веры Ильиной, от которой мы ее и узнали.)


Вот он какой!

Диалог, подслушанный в Московском центре авторской песни:
- Не знаешь, какой у Михалева домашний телефон? - Кажется, белый.

Две бутылки все же лучше, чем одна!

Рассказывает Юрий Рыков (Ленинград - Лисичанск - Москва).
- Декабрь 1978 года. В Чебоксарах тогда впервые проводился ставший затем популярным фестиваль-"вертушка", когда гала-концерты шли одновременно в трех залах, а в перерывах бригады на "рафиках" оперативно перебрасывались по кругу - и так три отделения.
И вот летит в Чебоксары ленинградская делегация. В основном - клуб "Меридиан" (Алексей Брунов, Вячеслав Вахратимов, Виктор Федоров, Михаил Трегер, Юрий Рыков и президент Анна Яшунская), а кроме того, Евгений Клячкин и Валентин Вихорев.
Лайнер АН-24, промежуточная посадка в г.Иваново, где отродясь публику на время стоянки не водили в аэропорт (да и был и он на самом деле!), а - мороз, барды начинают дубеть.
И тут спортивный Валентин Иваныч Вихорев предложил прыгать в длину с места - кто дальше - для сугрева. Ну, все прыгнули, а Клячкин не прыгнул: несолидно! И все стали над ним смеяться, а он этого не любил. И чтобы переключить внимание с себя на другую персону, а заодно отомстить Вихореву, он сказал:
- А не слабо тебе, Валя, почесать правой ногой за левым ухом?
Сам-то он понимал, что, скорее всего, не слабо, но представил себе, как Вихорев будет садиться в снег, тянуть эту ногу... Всем станет смешно, и он, Евгений Исакыч, будет отмщен.
- А на что спорим? - осведомился не только спортивный, но и, как оказалось, практичный Вихорев.
- Ну, на бутылку коньяку.
Спор был зафиксирован многочисленными свидетелями, и Вихорев... Нет, он не стал садиться в снег, а прямо как стоял, так поднял ногу, подхватил ее руками, подтянул, почесал, где надо, и поставил на место - все это, не покачнувшись.
И разориться бы Клячкину на коньяке, да друг его оказался еще и непьющим и согласился на две бутылки кефира.
Комментарий Валентина Вихорева:
- Не кефир, а трехлитровый баллон виноградного сока!


Еще о стеклотаре.

Клячкина вообще обижали все, кому не лень. Особенным садизмом, как это явствует из рассказа Валерия Бокова, отличался Юрий Кукин.
Когда однажды на время каких-то гала-мероприятий бардов поселили в столичной гостинице "Украина", Кукин завалился в номер к Клячкину и стал над ним издеваться в особо изощренной форме. Выглядело это так: Кукин ходил по комнате взад -вперед, разглядывая разные находящиеся в ней предметы. При этом он молчал.
Клячкин тоже молчал, продолжая бриться. По мере развития событий движения его (а он водил электробритвой по лицу) становились все более ожесточенными. Наконец, Кукин зафиксировал свое внимание на граненом стакане. Более того, он взял этот стакан в руки и принялся его всесторонне изучать.
- Тебе чего? - как мог спокойно спросил Клячкин.
- Да вот, у меня в номере точно такой же стакан...
- И что!?
- Пропал.
- А этот при чем!?!?
- Да похож!


"Ну что, мой друг, свистишь?"

Рассказывает Андрей Крылов (Москва).
В начале 1970-х годов парижское русское издательство "Имка-пресс" выпустило двухтомник "Песни русских бардов". Разумеется, ни о какой выплате гонораров и даже авторском согласии тогда не могло быть и речи. Но "Имка" честно выписала соответствующие суммы, и когда лет через 15 один из авторов сборника - Юрий Кукин - впервые оказался в Париже, он к своему изумлению получил на руки немалую сумму в твердой валюте.
После недолгого размышления Юрий Алексеевич решил, что это деньги шальные и их сам бог велел прогулять. А поскольку он очень любил пиво, он зашел в первый попавшийся магазинчик и потребовал на все самого дорогого пива. Надо сказать, что по-французски он в ту пору понимал плохо. Уединившись с драгоценным грузом в номере, Кукин приступил к делу. Распечатал одну банку, выпил... Вкус вроде ничего, но чего-то не хватает, да и хмель не берет. Осушил вторую - то же самое. Что за черт? Пришлось обратиться к помощи переводчика...
...В те годы в Европе на фоне общего увлечения здоровым образом жизни как раз только-только появлялось безалкогольное пиво. Будучи продуктом новым, модным и к тому же более сложным в изготовлении, оно уверенно занимало первые строчки в прейскурантах пивных сортов. Понятно, что советскому человеку никак не могло прийти в голову ни сама идея пива без градусов, ни то, что оно может стоить дороже обычного.


- Ну, погоди!

Где-то в провинции ждали приезда Вадима Егорова. Желая уточнить какие-то детали, позвонили ему домой, где застали только его жену. В разговоре с ней выяснилось, что барду нужна диета, что и было соблюдено.
И вот он приехал, его угощают, все хорошо, но чего-то не хватает. Он и спрашивает:
- А почему в еде чего-то не хватает?
Провинциалы, люди простые, возьми да и скажи, мол, Ваша супруга...
- Приеду домой - убью!

Дядя Петя - гармонист.

Рассказал, кажется, Сергей Григорьев (член группы "Ку-ку" московского куста "SCO", ныне Филя в телепередаче "Спокойной ночи, малыши!" и кто-то из НТВшных "кукол")...
... что когда Евгений Кустовский, лидер "Ку-ку", а затем создатель ансамбля "Скай", еще учился в Московской государсвенной консерватории, его вдвоем с приятелем декан за какую-то провинность послал на хозработы. Смысл оных заключался в очистке от снега памятника великому русскому П.И.Чайковскому работы Веры Мухиной, поскольку сам Петр Ильич сидит, широко расставив руки-ноги и в такой позе чистить снег не может. Завершить работу надлежало к восьми часам утра.
Что и было сделано. В назначенный час гений встречал идущих на занятия студентов и преподавателей, растягивая мехи снежной гармошки.


Только до Харисовки!

Рассказывает Борис Гордон.
- 1994 год, станция Свияжск. Казанским участникам чебоксарского фестиваля подан заказной автобус. Только они расселись - заглядывает в дверь незнакомая бабуля и, глядя в упор на Виталия Харисова, спрашивает:
- Козловский?
Виталий, участвовавший в выступлениях и студийных записях Андрея Козловского, понял вопрос совершенно однозначно и адекватно, как ему показалось, ответил:
- Нет, я только его аккомпаниатор.
Чем поверг старушку в немалое недоумение, ибо ей хотелось узнать совсем другое - не этот ли автобус - на Козловку, тот, что идет только раз в день.


Специфическое удовольствие.

Рассказывает Валерий Мустафин (Казань), как приехал он однажды в Москву, а один знакомый его спрашивает:
- У тебя есть где остановиться?
- В принципе, да, - отвечает Валерий. - Можно у M., а можно и у N.
(Разумеется, вместо импортных букв были названы конкретные фамилии, в том числе N - довольно известного барда, недавно переехавшего из провинции в столицу, знатного собеседника).
- Конечно, можно и у N, - согласился знакомый, - но ведь его слушать придется!

Не откладывай на завтра!

Рассказывает известный казанский автор Валерий Боков.
1986 год. Серия гала-концертов ведущих бардов, взяв старт в Ленинграде, докатилась до Челябинска.
После выступления Валерия Сергеева в гримуборной возникли два здоровенных парня. Один из них волок футляр, по всей видимости, с баяном. Из его слов стало понятно, что в детстве, мальчонкой, на ильменском фестивале он впервые увидел и услышал Валеру Сергеева, который сразу и навсегда запал ему в душу. И вот теперь он надеется пообщаться с кумиром.
О том, что может сулить общение с кумиром при помощи баяна, Сергеев и Боков хотя и догадались, но рвения не проявили. Как смогли, они успокоили поклонников и предложили перенести раут на завтра в гостиничный номер. Парни согласились и ушли, а оба Валерия, довольные успехом на дипломатическом фронте стали жить до завтра.
Наутро парни приперлись в номер. Наши барды, в состоянии "после вчерашнего" не могучи оказать должного отпора, в полушоке пассивно ждут самого страшного. Гости, напротив, действуют весьма решительно. Они раскрывают футляр и достают оттуда... канистру пива, литров эдак на двадцать. И это - на второй год действия антиалкогольного указа, когда пиво было одним из дефицитов первой необходимости!
Валеры в полном отпаде: ведь начать можно было еще вчера!


Понятное - простительно.

Сергей Губанов (Москва) рассказывает, что на первом всеcоюзном фестивале авторской песни в Саратове в 1986 году организаторы предусмотрительно, не дожидаясь результатов творческого процесса, разместили некоторых участников в вытрезвителе, что само по себе - анекдот.
Однажды, вернувшись с мероприятия, постояльцы этого милого "отеля" обнаружили, что в их вещах кто-то основательно покопался. В результате Женя Вдовин, приехавший с московской группой "Мышеловка", недосчитался флакона одеколона, а другой мышелов, который и поведал миру об этом происшествии, обнаружил пропажу блока сигарет "Рига", привезенного по его заказу ребятами из ансамбля "Домино".
Обсудив ситуацию, потерпевшие и посочувствовавшие пришли к выводу, что - ничего особенного, ибо все предельно логично: просто кто-то выпил, после чего захотел покурить...