НЕМНОГО О РУССКОМ ЯЗЫКЕ

В этом вагоне раньше перевозили телят. Теперь в нем везли детей, с запада на восток, из Латвии - в Сибирь. В щели дуло так, что шестилетняя Дзидра Швикулис никак не могла согреться. Она пыталась кутаться с головой в легкое пальтишко, прижималась к брату Карлу, и все равно мерзла. От холода у Дзидры закружилась и заболела голова. Тяжелый сон, похожий на бред, накинулся на нее, вернув к событиям недавнего прошлого в каком-то сюрреалистическом виде. Впрочем, все, что случилось, и впрямь было похоже на страшный сон.

Сначала, прорезая ее детскую жизнь раскатом грома, произошел арест отца. Крепкого латышского крестьянина Яна Швикулиса забрали люди в форме с хмурыми лицами, говорившие по-русски. Дзидра русского языка не знала, поэтому не могла понять, за что папу арестовали, но видя, как плачет мать, поняла, что произошло что-то страшное, и заплакала сама. Сквозь слезы она видела, как один из двоих русских открыл ящик комода и забирал оттуда в карман мамины бусы и серьги. Через два дня другие люди пришли, чтобы забрать маму и ее с братом. И тогда Дзидра подумала, что эти два дня от ареста отца и до этого времени были счастьем - они ведь продолжали жить дома, и мама была с ними. А теперь - маму куда-то повели, а их с братом посадили в поезд, где ехали одни дети. Большинство из них плакали почти постоянно, потом засыпали, потом, проснувшись, снова плакали. Так продолжалось всю долгую дорогу. Однажды из их вагона вынесли трехлетнюю девочку, которая ночью умерла.

 ... Проснулась Дзидра от того, что поезд стоял.

- Что там?- спросила она у брата.

- Я думаю, что мы приехали,- ответил Карл.

- Если ты будешь со мной, мне не будет страшно,- произнесла пересохшими губами Дзидра.- Только очень пить хочется, и все тело больно.

После этого она потеряла сознание.
 

* * *

Детей распределяли по избам. Карла поселили у какой-то пожилой женщины с мужем-стариком. А Дзидру с высокой температурой положили в избе довольно молодой еще, но измученной бабы с тремя детьми. Муж этой крестьянки был на фронте, а ей самой велели стать председателем колхоза. Отказаться она не смела.

Дзидре отвели лежанку в углу избы и накрыли каким-то цветастым засаленным тряпьем. Дня два она бредила. Чьи-то руки время от времени давали девочке пить что-то горячее, а больше к ней не подходили. Трое детей этой женщины постояли возле Дзидры, с любопытством глядя на нее, только первые пятнадцать минут и затем исчезли. Когда прошел кризис, и Дзидра осталась жива, она лежала очень слабая и потихоньку оглядывала избу, насколько позволял обзор из угла. Рано утром хозяйка уходила на весь день, оставляя детям на столе еду, накрытую полотенцем. Трое детей - два мальчика и девочка - без матери шалили, валялись на печке, о чем-то переговариваясь. Иногда девочка подходила к Дзидре и протягивала ей мисочку с холодным супом, хлеб или молоко. Поначалу дети пытались разговаривать с маленькой латышкой, но та только непонимающе смотрела на них, и детям стало с ней скучно. Больше они с Дзидрой не общались.

Вечером в избу возвращалась председательша колхоза. Сначала она тяжело опускалась на стул и глядела в пол, похожая на загнанную лошадь. Потом поднимала глаза на беспорядок, который учиняли за весь день ее дети, и что-то говорила им грубым и крикливым голосом. Потом поднималась со стула, брала веник и начинала подметать грязный пол. При этом председательша периодически повторяла одно и то же непонятное слово. Прислушавшись, Дзидра уловила его и решила, что так по-русски называется веник.

Дзидра очень жалела эту измученную тетю, потому что видела, как ей тяжело. И осуждала детей за то, что они так себя ведут. Сама она в своем латышском доме всегда помогала маме, сколько помнила себя. Дзидре очень хотелось как-то облегчить жизнь председательши. Но пока что она была слишком слабая после болезни.

Прошло еще сколько-то времени, и Дзидра, от природы сильная и здоровая, окончательно окрепла. Однажды вечером, когда председательша вернулась домой, черная от усталости, Дзидра вскочила со своей лежанки, схватила веник и стала старательно подметать пол, повторяя при этом выученное слово. И тут лицо председательши оживилось, затем расширились глаза, она подошла к девочке и громко спросила ее:

- Ты что это тут мне говоришь?!

Дзидра угодливо улыбнулась, затем подняла руку с веником и повторила, указывая на него левой рукой:

- Блядь!

Это и было первое слово великого и могучего русского языка, которое выучила латышская девочка, попав в 1941 году в Россию.

- А ну не смей! И-ишь ты! Нельзя! И-ишь ты! - кричала председательша, грозя пальцем девочке.

Дзидра перестала улыбаться и расстроилась, поняв, что она все-таки чем-то не угодила тете, а ведь так хотела. Она положила веник на место, вернулась в свой угол и грустно присела на краешек лежанки. В избе стало тихо. Председательша подошла к девочке, села рядом с ней, обняла крепко и сказала:

- Дурочка ты моя несчастная...
 

* * *

Прошло много лет. Родители Карла и Дзидры так и пропали. Карл вырос и вернулся в Латвию. Женился. У них с женой двое сыновей и прекрасное богатое хозяйство, с садом, огородом, свиньями, курами и огромным кирпичным домом.

Дзидра выросла, выучилась и стала инженером на крупном Красноярском заводе. Это высокая красивая женщина, которая говорит на правильном и плавном русском языке. До сорока лет Дзидра не выходила замуж, потому что никого не любила. В сорок лет она влюбилась и вышла замуж за ссыльного.

Ольга Лебедева
rect@consv.msu.ru


  
Home Следующий рассказ