Вдруг что-то насторожило ее, кажется, какой-то звук, не то шорох, не то шепот. Почудилось? Таня открыла глаза и чуть приподняла голову. Да. Звук есть. И доносится он от выключенного темного ящика - от телевизора. Раздался вздох, теперь уже явственный, глубокий человеческий вздох. Таня похолодела. Потом, собравшись, спросила нарочито громко:

- Кто здесь?

Воцарилась длинная, как жизнь, пауза. Потом Таня услышала:

- Я.

- Кто - "я"? - Таня почувствовала, как у нее на голове слегка шевелятся волосы, а пальцы ног, несмотря на жару, стали ледяными.

- Трудно сказать, кто я теперь. Ты только, пожалуйста, не пугайся.

- Ничего себе "не пугайся"! Я сейчас помру со страха! Ты хоть где? И кто ты такой,  в конце концов?! - Танин голос дрожал на высоких тонах и почти становился криком.

- Пожалуйста, я прошу тебя, успокойся. Я сейчас все тебе объясню. Успокойся. Я в телевизоре.

- Что?! - Таня вскочила с дивана.

- Не кричи, будь добра. Сядь. И выслушай.

С трудом осадив себя, Таня присела на краешек дивана, но дрожь била во всем теле.

- М-м-м... - раздался опять тяжелый и мучительный вздох. - Я действительно в телевизоре. Слушай.

Я родился в очень бедной семье. Отец рано умер, и меня воспитывала мать. Родина моя - Бразилия, но только не шикарные города, которых я никогда и в глаза-то не видел, а маленькая деревенька, каких по берегам Амазонки раскинуто множество. Жизнь наша там чрезвычайно глуха и оторвана от всего мира. Но и в ней есть свои прелести. До шестнадцати лет мы с матерью вели обычный для всех тамошних крестьян образ жизни - что-то выращивали, что-то ловили, мать еще готовила лекарственные травки. Тем и жили. В шестнадцать лет к нам в дом пришел человек из местной администрации, которая курирует все наши деревни. Этот человек сказал нам с матерью, что умер почтальон, развозивший почту по всем деревням, и предложил мне, молодому и сильному, занять его место. Мы с матерью согласились. Все-таки, какая-никакая - а профессия. Хорошо, что я пошел на это. Десять лет, что я проработал почтальоном - интересное время в моей жизни. Я каждый день отправлялся на лодке по нашей красавице-реке, объезжая все деревни. Там я знакомился с людьми, а они - со мной. Люди любили меня, ждали, сообщали новости, иногда угощали фруктами и местной кокосовой водкой. Однажды в одной из деревень я подружился с девушкой. Мы полюбили друг друга. Потом решили пожениться. Деревенский народ готовился к большому торжеству: почтальон женится!

Как-то из администрации пришла бумага, в которой говорилось о том, что за последний год участились случаи гибели людей от крокодилов. Действительно, в наших местах крокодилы - это настоящий бич. Кровожадные и ненасытные, они нападали на жителей, особенно на рыбаков. А в тот год их народилось столько, что образовались целые стаи коварных убийц, от которых практически не было спасенья. Поскольку я был единственным человеком, объезжающим все деревни, мне поручили помимо почтовых обязанностей читать лекции о мерах предосторожности против крокодилов. Текст лекций был также выслан. Конечно, я не оратор, но эта новая работа, поначалу тяготившая меня, стала мне постепенно приятной и даже позволила выявить глубоко дремавшие артистические способности. Держа текст перед собою, а затем, выучивши его наизусть, просто жестикулируя, я читал местным жителям инструкцию. Позже, по прошествии некоторого времени, стал разукрашивать ее новыми выражениями, читал в лицах, изображал крокодила, невинную жертву, даже умудрялся создавать образ амазонских джунглей. Для неискушенных крестьян эти лекции превратились в спектакли, на которые сбегались все без исключения, даже кормящие матери с младенцами у груди. Они сидели тихо и неподвижно, раскрыв рты и слушая каждое мое слово, провожая завороженным взглядом каждый мой жест. Я думаю, Шекспир не всегда пользовался таким успехом у публики, какой дарили мне эти бедные, отзывчивые люди.

В тот роковой день я выступал в деревне своей невесты, среди публики сидела и она сама, красивая, робкая, с открытым ртом и развевающимися черными волосами.

Начал я с того, что голосом изобразил гул ветра в наших джунглях, потом вплел в эту звуковую ткань голоса птиц и насекомых. Затем создал образ веселого беспечного рыбака, который плывет в лодке по реке, напевая нехитрую крестьянскую песенку. После этого я стал хищной пиранью, из тех, что густо копошатся вокруг лодки в воде, тщетно клацая зубастой пастью. И в тот момент, когда я стал переходить к воплощению образа крокодила, затаившегося среди коряг в речной тине, ко мне незаметно подполз сам реальный, настоящий крокодил и ... съел меня. Никто из публики не заметил его так же, как и я сам, потому что все были увлечены моей актерской игрой. Какой артист во мне погиб!

Что тут началось! Взрослые кричали, дети плакали, а моя невеста, бесстрашно подскочив к самой пасти людоеда, успела сорвать с моей ноги кожаную сандалию и прижала к своей груди. Боли я не помню. В памяти остался лишь сильный удар во всем теле, потом какая-то темнота с шумом, а затем я снова оказался там же, но как бы в воздухе. Сверху я видел свои ноги, торчавшие из пасти крокодила, и народ, в ужасе разбегавшийся в разные стороны. Некоторое время я еще болтался над деревнями и Амазонкой, после чего в один день меня подняла мощная волна и понесла наверх.

И вот тут-то случилось непредвиденное. Планета наша оказалась настолько опутанной сетями телевидения, что попав в них, я болтаюсь по телевизионным программам всего мира вот уже третий год, не в силах вырваться отсюда и получить положенное каждой человеческой душе успокоение...

В темной комнате московской квартиры воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдельными тяжкими вздохами из телевизора.

- Я тебе не верю, - хрипловатым голосом наконец произнесла Таня. Она уже перестала дрожать и только пыталась справиться с впечатлением от всего услышанного.

- Это твое право, - заговорил вновь голос из телевизора. - В таком случае, я обещаю тебе больше никогда не появляться и не пугать тебя. Я оказался здесь только потому, что у тебя очень хорошая атмосфера для души... Прощай.

- Постой. Дай осмыслить все, что ты сказал. Для человека, который никогда не сталкивался ни с чем сверхестественным, это очень сложная задача. Ты должен меня понять.

- Хорошо, я подожду.

В комнате опять стало тихо. Где-то вдалеке промчалась последняя электричка.

- Как тебе помочь? - спокойно спросила Таня.

- Есть один способ, но он слишком опасен, а я никогда не позволю себе подвергнуть кого-либо подобному риску.

- Какой?

- Нет.

- Скажи. Может быть, я смогу что-нибудь еще додумать.

- Понимаешь, - нерешительно начал голос, - болтаясь в этой паутине в течение двух с лишним лет, я выучил множество языков, узнал огромное количество информации, участвовал в тысячах фильмов и спектаклей. Дело в том, что я могу входить в видеообраз и становиться тем персонажем, который показывают по телевизору. Благодаря этому я переиграл столько ролей, сколько не снилось ни одному актеру. Так сказать, воплотил то, что не смог полностью реализовать при жизни. Так я на протяжении этого времени и перехожу из Анны Карениной в Горбачева, а из Гамлета в какого-нибудь воркутинского шахтера, у которого берут интервью. Это чрезвычайно интересно - побывать в чужой шкуре. Но вот есть такая вещь на телевидении: прямой эфир. Он сочетает в себе и живого человека и его видеообраз одновременно. Влезть в такой образ я могу безболезненно, покинуть телестудию вместе с ним - тоже, а вот вырваться из его тела смогу только вместе с его душой, то есть - убью его тем самым. Как сделать так, чтобы участник прямого эфира вынес мою душу с телевидения и не погиб - эта задача для меня не решаемая.

Таня долго молчала, а затем спросила:

- Тебя как зовут-то?

- Педро.

- Вот что, Педро. Все, что ты рассказал, слишком необычно и сложно. Дай мне подумать, привыкнуть ко всему этому, а потом я обязательно что-нибудь изобрету. Вот увидишь. Только не исчезай. Давай, назначь мне встречу через денька два, и мы снова все обсудим.

-В ближайшие три дня меня здесь не будет: на китайском телевидении планируется цикл спектаклей из древнего эпоса, я хочу поучаствовать. Никогда еще не играл в древнекитайской драме! После этого я хочу побыть в роли Ивана Лапшина - это уже на вашем телевидении. Вот где-то после этого фильма я появлюсь. Смотри телевизор, а я дам тебе так или иначе знак с экрана. Вот увидишь.

- Ладно. Тогда, ориентировочно, - до пятницы?

- Ну, где-то так, да. Пока.

- Пока.

И снова стало тихо. Таня пошла на кухню, включила чайник и попила чайку. Постепенно успокоившись, она вернулась в комнату, легла и уснула.

Три дня пролетели за работой. Таня покрасила потолок в кухне, поклеила обои в комнатах, убралась во всей квартире. Вечером третьего по счету дня с удовольствием посмотрела по телевизору фильм Алексея Германа "Мой друг Иван Лапшин". Потом переключила на "Времечко". Репортажи и новости шли друг за другом, и Таня увлеклась событиями. Внезапно она обратила внимание на то, что на протяжении всего эфира Лев Новоженов подмигивает ей. Тогда она подумала, что у него просто нервный тик. Но когда он Ольгу Грозную назвал Танюшей, а затем снова отчетливо подмигнул в камеру, она поняла, что это Педро подает ей знак.

Поздно вечером, выключив телевизор, Таня сидела в темноте и размышляла. В открытую настежь дверь лоджии опять доносился ласковый шум июльской листвы. "Как интересен и непредсказуем этот мир. Как прекрасна наша жизнь", - умиротворенно думала она, когда тихий голос окликнул ее по имени.

- Я здесь, Педро, - ответила она и подсела поближе к телевизору.

- Ты что-нибудь придумала? - грустно спросил бывший почтальон. - Я немного устал сегодня. Все-таки фильмы вашего Алексея Германа забирают всю душу целиком и с трудом отпускают потом. Ты что-нибудь придумала? - повторил Педро свой вопрос.

- Да... Почему ты думаешь, что влезть можно только в живой видеообраз? Ведь ты можешь временно стать каким-нибудь предметом, который потом вынесут со студии.
- Я об этом не подумал. Я не обращаю внимания на предметы. Меня слишком интересуют люди, их характеры и судьбы. Как ты думаешь, наверное, я все-таки гениальный актер, а?

- Давай об этом потом. Вот что. У нас по шестой программе идет передача "Знак качества". Туда может придти кто хочет и выступить с чем угодно. Мы с тобой сделаем так. Я пойду на эту студию, прочитаю какое-нибудь стихотворение в камеру - это неважно. На мне будут бирюзовые бусы. Ты влезешь в них, а потом, когда я выйду наружу, просто вылетишь оттуда. Согласен?

Педро помолчал и затем нерешительно согласился:

- Давай попробуем. Я просто не знаю, как это получится с неодушевленным предметом.

- А откуда ты знаешь, что у бирюзы нет души?

В назначенный день и час Таня была на Гоголевском бульваре, где располагается студия ТВ-6 передачи "Знак качества". Ее поставили в очередь за бодрым старичком с крашеными жидкими волосами, который в камеру объяснялся в любви какой-то Зинаиде Ивановне Охримец. Эта самая Охримец, как стало ясно из его речи, все время прогоняет его и даже вешает телефонную трубку. "Но настанет день, когда ты оценишь всю силу моей любви, которая подобна девятому валу и движет солнце и светила", - говорил в камеру пылкий влюбленный, и тут Таня услышала от девушки-оператора короткое "Сейчас вы", и приготовилась.

Когда старичок закончил, Таня вышла на площадку перед камерой и начала читать:
 

Я кончился. А ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу,
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева,
Со всею далью беспредельной...

В этот момент она почувствовала, как на ее шее вздрогнули бирюзовые бусы. Она дочитала стихотворение и пошла к выходу.

Гоголевский бульвар был залит солнцем. Таня повернула голову налево, чтобы перейти дорогу, и увидела следы автомобильной аварии. Синие "Жигули" криво стояли посреди проезжей части, в стороне от них, у обочины находилась машина реанимации. Толпа людей окружала это место.

- Что случилось? - спросила Таня у старушки.

- Парнишку сбил вот этот, - старушка показала пальцем на мужчину, с которым разговаривали милиционеры в машине ГАИ. - Пьяный, небось.

Таня перешла дорогу, и хотела найти скамейку, чтобы присесть, но в тот момент, когда она шла мимо киоска, ее бусы вдруг резко вздрогнули, затем сами собой рванули с шеи в воздух и там рассыпались. Когда она взглянула вверх, ей показалось, что вокруг разлетающихся бусинок появилось голубоватое облачко, которое быстро улетело. А может это бирюза дала такой шлейф? Она улыбнулась и наклонилась к земле, чтобы собрать голубые зернышки. Девочка с собакой ей помогала.

В машине реанимации лежал бездыханный студент Щукинского училища Петр Овчинников. Врачи - мужчина и женщина - пытались оживить его с помощью электрошока, но ничего не выходило. Да и надежды особой не было, потому что при столкновении с "Жигулями" парень получил сильнейшую черепно-мозговую травму. Поэтому когда у него вдруг появился пульс, женщина взглянула на своего коллегу и сказала ему торжествующе:

- Й-ес!!

- Не может быть, - ответил недоверчивый и осторожный врач Осипов.

- Может, Валерик, может. С тебя шоколадка с орешками.

Петю отвезли в Первую Градскую больницу. Там он пролежал очень долго. Оказалось, что все функции мозга сохранены, речь и реакции нормальные, но родных и друзей он не узнавал, пришлось заново со всеми знакомиться. Зато когда после академического отпуска Петр вернулся в свое училище, преподаватели отметили у него резкий всплеск актерского таланта. Злые богемные языки связали это с травмой мозга. На дипломном спектакле он работал так профессионально и глубоко, что получил приглашение сразу из нескольких театров Москвы и две главных роли в кино. О нем заговорили. В газете "Московский комсомолец" молодой театровед написал: "Когда смотришь игру Овчинникова, кажется, что смерти нет, а есть только долгая, интересная и прекрасная жизнь".

Сам-то Петр знал это наверняка и беспокоился только одной проблемой. Получая после спектаклей корзины цветов, Овчинников хотел бы их все отправить некой женщине. Вот только он не знал, где она. Ведь телевизоры стоят в каждой московской квартире...