Сергей Корнев
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
трогательная история
Посвящается программе "Babes" на волне 106,8 fm.
"В сфере эмоций и чувств никакой границы
между человеком и животным не существует."
Чарльз Дарвин
1.
Откуда она взялась, никто не знает. Может быть, она родилась
сама собой из мягких хлопьев серой пыли, которые мама как-то
забыла подмести. Только однажды Коля, шестилетний маленький
мальчик, вдруг услышал ночью (а спал он в комнате всегда один),
что кто-то скребется под его кроваткой. "Мышка," - сразу подумал
Коля. Скоро он догадался, и где она скреблась - в коробке, куда
были сложены старые плюшевые игрушки. "Может быть, там была и
маленькая плюшевая мышка", - Коля сделал вид, будто уже не помнит,
что именно лежало в коробке. А потом, когда он уверил себя, что
плюшевая мышка там действительно раньше была, то уже не заглядывал
в коробку, чтобы не разочароваться, если обнаружит эту игрушку на
своем месте.
Мышонок - Коля тогда еще не знал, что это девочка, - жил,
оказывается, не в коробке. Норку его Коля обнаружил под кроватью,
между полом и стеной: там под плинтусом была небольшая щель.
Услышав как-то раз мелкий топоток под кроватью, Коля забрался туда
и увидел серый кончик хвоста, который высовывался из щели.
"Хвост," - подумал мальчик. - "Дернуть или не дернуть? А вдруг
обидится?" - Он все же поднес руку, чтобы схватить мышку за этот
хвостик, но тот быстро втянулся в дырочку.
Днем мышонок прятался, зато ночью шумел и бегал по всей
комнате, - Коля, уже когда все спали, любил наблюдать, как
стремительная серая тень проносится по разлитым на полу лужицам
лунного света. Правда, он почти не видел ее - скорее слышал, и по
звуку догадывался о том, что она сейчас делает. Вот она
карабкается на шкаф, - слышно, как мелкие коготки царапают
деревяшку, - перебегает по нему на книжную полку, иногда
останавливаясь и пробуя зубами особенно вкусный корешок, - и
вдруг, оттолкнувшись от полки всеми четырьмя лапками, пулей
перелетает на штору. "Сумасшедшая!" - восхищенно думает Коля.
Штора качается, маленькая черная тень на ней медленно перемещается
все ниже и ниже. И вдруг снова прыгает - прямо на Колину кровать.
Коля чувствует, что кто-то маленький и легкий, как комочек ваты,
пробегает, чуть слышно сопя, по одеялу и шлепается на пол.
Однажды Коля заметил, что мышка иногда проползает под дверь и
убегает на кухню, - выйдя как-то раз ночью в прихожую, он услышал,
как кто-то хозяйничает в мусорном ведерке. "Наверное, она кушать
хочет," - догадался мальчик. На следующий день, вечером, втайне от
мамы он высыпал прямо перед норкой горсть подсолнечных семечек и
поставил блюдце с водой.
Мышка оказалась очень хозяйственной. К своему удивлению, утром
Коля не увидел рядом с норкой ни одного семечка, - все, до
последнего зернышка, она перетащила в свой домик. Блюдце Коля
решил убрать до вечера, чтобы мама ни о чем не догадалась, пока он
будет в школе (а он уже ходил в школу, в первый класс).
После этого кроме семечек Коля подкладывал мышонку еще много
всяких вкусных вещей: кусочки яблока и банана, арахис, дольку
апельсина, шоколадные конфеты, печенье, кусочек Сникерса, лесные
орешки, - конечно, без скорлупы. - "Еще зубки сломает, - они ведь
у нее маленькие", - думал Коля. Орешки она любила, как и семечки.
Также охотно она кушала арахис, оставляя потом перед входом в
норку аккуратную горку шелухи. К фруктам и овощам она почти не
притрагивалась, - только огурец немного погрызла и проела дорожку
в капустном листе, совсем как гусеница. Кусочки печенья она
затаскивала в норку, - иногда по ночам Коля слышал, как она его
там грызет. Шоколадные конфеты мышка не брала; только однажды,
когда Коля положил ей такую горькую, с вареньем внутри, мышонок
вылизал из нее все варенье, хотя шоколад не тронул. Сникерс он
тоже целиком не ел, а только выковыривал орешки.
2.
Однажды, вернувшись из школы, Коля услышал, как мама говорила
папе:
- Ты побеседовал бы все-таки с Машей, - меня-то она и слушать
не захочет.
(Машей звали Колину старшую сестру, которая училась уже в
одиннадцатом классе, и вообще была совсем взрослой.)
- Ну и что я, по твоему, должен ей сказать? - уныло спросил
папа.
- А то и скажи... парней, что ли, вокруг мало? Вон, за ней и
Андрюшка бегает... - да и вообще, у них там все еще в первом
классе в нее повлюблялись.
- Вот ты бы сама и попробовала ей сказать...
- У тебя с ней контакт лучше, - отрезала мама. - Если я начну
говорить, она меня обругает, и истерику еще закатит.
Папа что-то хотел сказать, но мама не дала ему открыть рот:
- Ты же все-таки отец. Единственная дочь связалась с каким-
то... с бандитом связалась, - слово "бандит" мама произнесла с
особенным ударением. - Может, он и наркоман еще...
Коля сразу догадался, о ком они говорят. Сергей заходил к ним
несколько раз, когда родителей не было дома. Он показался Коле
странным, но в общем понравился: в отличие от других взрослых, он
никогда не приставал к нему с глупыми вопросами типа "Как твои
успехи в школе, мальчик?" (особенно Коле не нравилось это
последнее слово) или "Кого ты больше любишь, папу или маму?".
Сергей разговаривал с ним всегда о вещах понятных и не скучных.
Так, заметив однажды, что Коля играет в "Варкрафт два", он дал ему
несколько полезных советов и очень внимательно выслушал
собственные Колины рассуждения о всяких премудростях этой игры.
Еще Коле понравилось, что оба они, оказывается, любят одну и ту же
радиостанцию, которая так и называлась "Радио Станция,"- остальные
взрослые почему-то ее не любили, и, входя в Колину комнату, мама
обычно делала такое лицо, будто только что съела что-то очень
кислое, и говорила, закрывая уши руками: "Опять ты эти отбойные
молотки включил!" Маше Станция тоже не очень нравилась - по
вечерам она больше любила слушать Жени Шаден на "Европе-плюс", а
по утрам - "Серебряный дождь".
Работал Сергей, кажется, охранником - как-то раз Коля заметил у
него под расстегнутым пиджаком пистолет в белой кобуре. Этим
наверно объяснялось и его не совсем обычное для взрослого
знакомство с компьютерными играми: охранников Коля видел в банке,
cde работала мама, - они там ничего не делали, а только смотрели
телевизор и игрались в Doom. Коля тогда подумал еще, что когда
вырастет, у него тоже будет интересная работа.
Хотя Сергей Коле нравился, в его облике было несколько
странностей. У него был какой-то утомленный вид, что особенно
подчеркивали печальные неподвижные глаза, мутного, чуть
зеленоватого цвета. "Наверно это потому, что он ночью не спит, а
что-нибудь охраняет," - решил про себя Коля. Говорил он всегда
ровным, без интонации голосом, - Коля никогда не видел, чтобы он
смеялся, или наоборот, выходил из себя. В этом он был похож на
дядю Женю, одного папиного знакомого, старого военного, - папа
рассказывал, что однажды у дяди Жени в руках взорвалась граната,
но его даже не поцарапало, а осколками поубивало всех, кто стоял
вокруг. И с тех пор дядя Женя тоже стал странным, никогда не
смеется, всегда говорит ровным тихим голосом и поет в церковном
хоре.
Еще Колю смешило, что волосы у Сергея были собраны сзади в
хвостик, как у маленьких девочек. А в ухе была сережка - маленькое
металлическое колечко. До этого Коля думал, что сережки носят
только девочки и еще актеры в иностранных фильмах.
- Ну хорошо, хорошо. Завтра же и поговорю, - папа наконец
сдался.
- А почему не сегодня?
- Сегодня у меня голова что-то разболелась. Я завтра вечером
обязательно поговорю. Обязательно...
- Вот так всегда, - завтра, завтра, - а потом спохватимся... -
подвела мама печальный итог. - И, кстати, с мышью бы давно
разобрался. Бегает тут. Может, ее отравить?
- Да нет, травить не нужно, - еще залезет куда-нибудь в щель,
сдохнет там... - ответил ей папа. - Я лучше мышеловку завтра
принесу.
- Опять "завтра".
- Ну хорошо, хорошо, - мышеловку я сегодня принесу.
"Значит, они узнали про мышку," - испуганно подумал Коля. -
"Что же делать? Неужели..."
В крайнем волнении он прошел в свою комнату. "Как же они
догадались про мышку? Я же им ничего не говорил." Он машинально
взял в руки книжку, которая со вчерашнего дня лежала открытой на
столе. Книжка было про Винни Пуха. Коля повертел ее в руках,
полистал, а потом его взгляд остановился на одной из страниц.
"- А она красивая?
- Это не имеет значения, - меланхолично ответил Иа.
- Совсем не имеет? - Пух удивился и почесал затылок.
- Совсем.
- Почему, Иа? Тебе не нравятся красивые девочки-ослики?
- Понимаешь, Винни, главное не кого любить, а как любить.
- Нет, не понимаю, - честно признался Пух.
- А я понимаю, - вмешался Кролик, который подошел как раз
вначале этого разговора.
- Вот ответь мне, Пух, - где находится любовь?
- Где? - переспросил Пух.
- В твоей собственной голове. Значит от твоей собственной
головы все и зависит. Что у нее внутри - такая будет и любовь.
- Но у меня в голове только опилки... - огорчился Пух."
Коля отложил книжку в сторону, - читать ему сейчас совсем не
хотелось, хоть она и была с картинками. Ему все мерещилась ужасная
стальная мышеловка с острыми-острыми зубьями, как у пилы, в
которую забредает ничего не подозревающая мышка... Она
обрадовалась, увидев приманку, и даже животик, маленький пушистый
животик потерла лапкой, предвкушая вкусный ужин. И вот,
облизнувшись, и повязав себе малюсенькую салфетку, чтобы крошки не
падали на шубку, она берет кусочек сыра, а в это время ужасные
зубья... - дальше Коле не хотелось это себе представлять. Он
подошел к музыкальному центру и поймал любимую волну. Там на фоне
музыки шел какой-то женский разговор.
"- А ты можешь сказать, за что он в тебя влюбился?
- Ну, ты так прямо спрашиваешь... - девушка рассмеялась. - Не
знаю даже, - я тогда тихая была такая, как мышка. Вообще, я не
считала себя красивой. Вот у меня была подруга..."
Коля слушал это разговор вполуха, - он все так же напряженно
думал. "Может, попросить их, чтобы не ловили мышку? Кому она
мешает? Пусть себе живет тихонько..." - Но этот вариант он сразу
отбросил: папу-то уговорить еще можно, а с мамой спорить
бесполезно, Коля это хорошо знал.
"..Ну вот, значит, я была как мышка - и тут представляешь, ко
мне подходит такой сильный, красивый... такой брюнет..."
"Все равно нужно помочь мышке!" - твердо решил мальчик.
3.
- Вот тут мы ее и поставим, - в комнату вошел папа с небольшой
металлической мышеловкой в руках. - Ты знаешь, Коля, что у тебя
мышка в комнате живет? Прямо под кроватью, в щелочке.
- Мышка? - Коля сделал удивленное лицо.
- Ты не бойся, если ночью что-нибудь хлопнет, - это значит она
поймалась. И под кровать не лазь, а то сам попадешься.
Коля нерешительно взглянул на папу и осторожно спросил:
- Пап, а зачем ее ловить? Пусть бы себе жила...
- Нужно, Коля: она ведь вредная, - бегает ночью, спать тебе
мешает.
Коля решил не продолжать этот разговор, чтобы папа чего-нибудь
не заподозрил. Но как только тот окончил возиться под кроватью и
вышел из комнаты, Коля взял толстую книжку (кажется, это был
"Незнайка на Луне") и прислонил ее к самой мышиной норке - чтобы
мышка пока не выбиралась оттуда. А когда наступила ночь, мальчик
захлопнул мышеловку, и вытащив из нее приманку - кусочек сыра -
положил ее перед входом в мышиный домик.
- Ты не трогал мышеловку, Коля? - спросил у него наутро папа.
- Нет. А разве мышка не поймалась? Там что-то щелкнуло ночью!
Так громко!
- Ничего нет, - даже сыр унесла. Хитрая очень мышка, - опытная
наверно. Ну ничего, мы ее перехитрим.
"Что это он задумал?" - насторожился Коля.
- Мышь хитрая оказалась, - они уже, наверно, привыкли к этим
железным мышеловкам, - сказал папа маме, и почему-то в его голосе
слышались виноватые нотки. - Я сегодня другую, пластмассовую
мышеловку поставлю.
- Ладно, как знаешь. Только ты мне мышами голову не
заговаривай, - ты с девочкой сегодня поговоришь?
- Ну поговорю, поговорю. Вечером - как сказал, - обреченно
ответил папа.
- Видишь, как хитро устроено, - показывал он Коле новую
мышеловку.
Мышеловка представляла собой черную пластмассовую трубку,
квадратную в сечении. Длиной она была примерно в два с половиной
мышиных роста (если, конечно, считать с хвостом). Посередине эта
трубка была изогнута в виде буквы V - только ножки у нее были
разведены пошире. Один ее конец закрывался розовой пластмассовой
крышкой, на которой, с внутренней стороны, закреплялась приманка.
Другой прикрывала розовая дверца на шарнире. В рабочем состоянии
мышеловка лежала на одной из своих ножек, - той, которая с
дверцей, а вторая, с приманкой, была приподнята кверху. Конец,
который лежал на полу, был открыт, - пока он был прижат к полу,
розовой дверце, нависавшей над отверстием, мешали закрыться две
пластмассовые ножки, на которые она опиралась.
Чем-то мышеловка напоминала весы. Если ее качнуть, - так чтобы
открытый конец приподнялся вверх, - розовые ножки теряют опору и
дверца тут же захлопывается. По замыслу архитекторов, мышка,
привлеченная запахом приманки, должна была проскользнуть между
пары розовых пластмассовых ножек в таинственный мрак туннеля,
добраться до изгиба там внутри, - а затем ее продолговатое,
обтекаемое тельце скользнет выше, выше, выше, достанет до самой
глубины, нетерпеливо упрется в розовую стенку, прикрывающую
противоположный конец...
- Смотри - мышка забегает сюда, - продолжал объяснять папа, -
добегает до самого конца, где приманка закреплена, - вот до сюда,
видишь? И этот конец с мышкой начинает весить больше, чем другой.
Мышеловка переваливается на другой бок, и дверца захлопывается.
Папа продемонстрировал это, нажав на пальцем на торчащий вверх
конец туннеля, - дверца действительно захлопнулась.
- Видишь? И мышка тут внутри сидит.
- А хвостик ей не прищемит?
- Нет, не прищемит.
"Вот и хорошо," - подумал Коля. - "Все равно я раньше замечу,
как она попадется. Выпущу ее тогда на волю, - а заодно можно будет
и за хвостик немножко подержать."
Свет в Колиной комнате уже выключили, и теперь он, лежа в
кроватке, старался не заснуть, чтобы не пропустить момент, когда
мышка поймается. Делать было нечего, поэтому мальчик прислушался к
долетавшим до него отрывкам разговора в соседней комнате, где папа
о чем-то спорил с Машей. - Вообще-то папа и Маша очень дружили, но
теперь почему-то ссорились, чуть ли не ругались. Из-за стены,
правда, доносился в основном папин басистый голос, - Машин был
слышен, только когда она повышала тон.
- ...И ничего я не устарел. Просто у нас идеалы какие-то были.
Мы, там, ходили в рваной джинсовке, Джона Леннона слушали, -
хиповали, одним словом, - а у вас только деньги на уме и
развлечения... и кстати, если б ты не родилась, я бы сейчас совсем
по-другому жил... постой, постой, - если ты меня не выслушаешь, я
ведь с ним самим поговорю... нет, я конечно понимаю, что у парня
может быть несколько подружек - но чтобы так прямо им всем об этом
говорить...
- Видишь, - донесся наконец взволнованный Машин голос, - просто
он честный, - другой бы обманывал... он ищет, - как ты не
понимаешь?
- Нет, ты послушай, что я тебе скажу. Послушай - не перебивай.
На несколько секунд установилась тишина - видимо, папа вспоминал
какие-то идеи времен своей студенческой юности.
- А я вот что думаю: любовь и поиск - вещи несовместимые.
Перебор-то ведь - штука бесконечная. Ну сама посмотри, ты же
девочка сообразительная. Допустим, он остановился на тебе и у вас
все хорошо, - но ведь в любой момент может появиться новая
девушка, которая чем-то тебя превосходит - и значит, если он
настроен на перебор, он тебя бросит и будет за ней бегать. Выбор -
такая штука, что если человек на это настроился - он никогда не
остановится... и совсем я с тобой не как с ребенком
разговариваю... может, я действительно "устарел", только все-таки
кое-что и я понимаю. Знаешь, в зоологии есть такая штука -
импринтинг, цыпленок как увидит свою маму один раз... ну и что,
что у цыплят - у людей точно также... тут, понимаешь, сначала идет
как бы установка на этого человека, а все остальное приходит
потом. Лучше, хуже, там, сравнение, оценка, спорт, того-сего - все
это к любви никакого отношения не имеет. А у него что? Какой-то
перебор, похождения на скотном дворе, знаешь ли, среди
штампованных инкубаторских блондинок... я сам знаю, что ты не
блондинка... ("Действительно, не блондинка," - подумал Коля, -
Маша была рыжая, или, как она сама предпочитала говорить, - яркая
шатенка.)
Кажется, в соседней комнате включили телевизор, - наверное, это
Маше надоело слушать папу. Уверенный женский голос рассказывал там
что-то - и как раз про любовь. Разговор на минуту стих, - видимо,
и папе, и Маше нужно было перевести дух.
"...было с Филиппом. Вот я как понимаю: любовь - это что-то
вреде религиозной веры. Ты как бы говоришь себе: "да, это он" и с
этого момента выбор кончается, и ты себя как бы заранее обрекаешь
вот именно на этого человека. Хотя еще толком и не знаешь, хороший
он или плохой, и вообще что он из себя представляет. Но ты все
равно веришь - что он твой и единственный. А на всех остальных
тебе наплевать. Это как в религии: ты, допустим, христианин, а кто-
то эту веру ругать начинает - а ты все равно веришь, и ее ни на
столечко сомнению не подвергаешь - а просто подбираешь аргументы,
чтобы ее защитить. Пусть там костры горят, инквизиция, священники
продажные - а ты все равно веришь, и оправдываешь, - и
оправдываешь все что угодно, любые недостатки."
Заиграла какая-то песня про военных - конечно про настоящих
военных.
- Вот-вот, правильно Алла Борисовна говорит, - папа знал, что
Маша, несмотря на свой возраст и интеллект, почему-то любит
Пугачеву, и теперь был рад, что телевизор включился как раз
вовремя и у него появился такой авторитетный союзник.
- Это вот настоящая любовь, а твоему Сергею все это до
лампочки, - он только на талии и бедра смотрит, - как спортсмен,
по восходящей, очки набирает... я и не злюсь, я просто хочу, чтоб
ты знала, чего ему на самом деле от тебя нужно... если кому-то
любовь нужна, а не спортивные мероприятия, то ему даже лучше
остановиться на девушке серой и заурядной, - с внешней стороны,
конечно, - и главное, единственной. Знаешь, как у нас с мамой
было? Ехал я в троллейбусе, а она тогда контролером подрабатывала
- она такая бойкая была девушка. И вот я как увидел ее, так сразу
и понял все. И пожалел, что у меня есть билет. Я специально потом
несколько раз без билета ей попадался... ну и что, что сто раз
рассказывал - послушай еще, если не доходит...
- Что должно дойти? - это опять Маша.
- А то и должно дойти... что?! Какой эдипов комплекс! Ты как с
отцом разговариваешь?!
Телевизор почему-то выключился, и разговор стал слышен более
отчетливо.
- А зачем ты тогда оскорбляешь человека, которого совсем не
знаешь. Ты же не знаешь, какой он?
- Ну и какой? Если честно - действительно, он мне не нравится,
- голос у папы стал каким-то тусклым и усталым. - И маме не
нравится. ("А мне нравится," - подумал Коля.) Хоть он и говорит,
что в ФСБ работает, а я так думаю, - извини, - что с таким фэйсом
ему только в гангстеры дорога.
- Вот вы всегда так - по внешности судите! А что у человека в
душе, вам наплевать.
- Ну и что ты там за сокровища у него в душе откопала?
Теперь почему-то стало наоборот - папин голос был почти не
слышен, и до Коли доходил только звонкий Машин голосок.
- Он только на вид крутой, - а на самом деле он такой нежный,
ранимый... да, да - именно поэтому у него и женщин много - не
смейся, ты же не знаешь, а я знаю... а я все понимаю: его просто
бросила девушка, которую он очень любил, он теперь страдает, и
очень боится, что снова такое будет. Поэтому у него несколько -
если кто-то бросит, то не так обидно. Просто он теперь боится
привязаться к какой-то одной девушке.
- Это он тебе так говорит? - папин голос приобрел какую-то
странную интонацию.
- А какая разница? Если хочешь знать - я сама во всем виновата.
Ему очень нужна моя помощь - понимаешь? - я должна вести себя так,
чтобы он понял, что меня не нужно бояться. И когда он это увидит,
то всех остальных бросит. Но это все равно не ваше с мамой дело.
Я, между прочим, вам с мамой друг друга любить не мешала.
На некоторое время установилась тишина.
- Наверно я действительно устарел, - каким-то совсем
подавленным голосом сказал папа, - то есть у меня в голове что-то
устарело. А может, это у тебя в голове что-то свихнулось...
Хлопнула дверь. Огорченный папа сел в кресло (слегка заскрипела
пружина) и, чтобы рассеяться, опять включил телевизор. Кажется,
там шла передача "В мире животных", - и судя по звукам,
доносившимся до Коли, показывали что-то про мышей. Коля начал
прислушиваться.
"...известны человечеству уже давно, еще со времен древней
месопотамской цивилизации. В городе Ниппуре до сих пор остались
поражающие воображение развалины святилища Белого Мышонка, в
котором жил Священный Белый Мышонок Энниду. К Священной Норке
этого мышонка каждый понедельник верующие приносили золото,
серебро, драгоценные камни, слоновую кость, жемчуг, богато
украшенные ремесленные изделия и другие плоды месопотамской
природы.
Культ Священного Мышонка тесно переплетался с ближневосточным
культом Астарты-Изиды, древней богини плодородия и подземного
мира. Именно в подземное царство, по представлениям древних
шумеров, ведут мышиные норки. Сам же Священный Мышонок считался
последней, недостающей частью бога Осириса (Адониса), который, по
древней легенде, был убит и разрублен на множество частей злым
богом Сетом, покровителем пустынь. Сет разбросал эти части по
всему миру, а богиня Изида, странствуя по свету, собрала их и
оживила Осириса, - не нашла она только одну его часть, самую
нужную, которая и превратилась в Священного Мышонка. С той поры
каждый год на весеннем празднике плодородия совершался обряд
символического воссоединения Изиды и Осириса, или, как говорили
сами верующие, "Священный Мышонок Энниду возвращается в Священную
Норку Богини".
Этот культ в древней Месопотамии был настолько силен, что
привел к нескольким войнам между Вавилоном и древним Египтом;
древние египтяне, как известно, отреклись от веры отцов и стали
поклоняться кошкам, извечным антагонистам мышей. На знаменитой
стелле вавилонского царя Хамму-раби, где был высечен свод законов
древневавилонского царства, в Преамбуле (пункт 8, статья 5)
значится: "А посему повелеваем мы, царь царей, царь множеств, царь
четырех стран света..."
В этот момент Коля услышал пластмассовый щелчок, и сразу же
вслед за этим - какой-то скрежет. "Попалась!" - подумал он с
волнением. Он встал, включил настольную лампу (верхний свет для
маскировки от взрослых он не включал) - и увидел, что мышеловка
захлопнулась. Кто-то там изнутри отчаянно пытался ее процарапать.
Коля приложил черную трубочку к уху - скрежет прекратился,
осталось только тихое шуршание там внутри.
"Испугалась наверное," - Коля представил, как страшно мышонку
там в темноте. - "Он же не знает, что я хороший, думает наверно,
что его съедят."
Коля снял розовую крышку и тут же, чтобы зверек не сбежал,
закрыл отверстие ладошкой. Потом перевернул мышеловку открытым
концом вниз и слегка потряс, - он почувствовал, как ему на ладонь
опустился словно бы легкий комочек ваты. Затем он отдернул
мышеловку и одновременно крепко (но осторожно) сжал пальцы. Чтобы
получше разглядеть свою добычу, он подошел поближе к настольной
лампе, а потом, предвкушая что-то странное и необычное, поместил
кулачек с зажатым в нем тельцем в яркий конус света... И обнаружил
у себя в руке маленькое серое чудо, которое испуганно смотрело на
него своими черными блестящими глазками.
Мышка чихнула от пыли - и сделала это так по-человечески, что у
Коли возникло ощущение, будто она сейчас заговорит тоненьким
голоском и, например, пообещает выполнить три желания. Коля
непроизвольно затаил дыхание, так что был слышен звук проезжавших
на улице автомобилей и монотонный голос телеведущего из соседней
комнаты.
"...и понятно, почему. Тот, кто привык к белым лабораторным
мышам, часто бывает поражен, увидев вблизи настоящую дикую мышь.
Лабораторные мыши, в течение поколений живущие в искусственных
условиях, без борьбы, без страданий, без настоящего счастья, давно
уже утратили свой человеческий облик и превратились в настоящих
животных. Их потухшие глаза, унылые, ничего не выражающие
физиономии не идут ни в какое сравнение с одухотворенными лицами
настоящих мышей. Столь же скучны лица домашних крыс, хомячков и
морских свинок.
Только собаки и обезьяны могут в чем-то сравниться с мышью.
Недаром же мышей любили Гете, Франц Кафка, Жан-Поль Сартр, Лев
Толстой, Достоевский, Мартин Хайдеггер, Чапаев и Штирлиц. Мышиное
лицо гораздо более эмоционально, чем лицо всеми любимой домашней
кошки, и к тому же эти эмоции выглядят более человечными. Кошка
проводит свою жизнь в неге и праздности, поэтому так навсегда и
остается капризным ребенком. К тому же кошка, как и женщина, -
неисправимый садист, который получает удовольствие, причиняя
страдания другим живым существам.
Мышь, напротив, имеет жизнь полную трудов и смертельных
опасностей. Она существует всегда на краю, на пороге смерти, как и
сам человек. Смена ожиданий и разочарований, долгих страданий и
коротких радостей - все это накладывает на ее облик поистине
человеческий отпечаток. Ее эмоции прямо-таки высвечиваются на ее
лице и в ее глазах, - в их определении не ошибется даже
ребенок..."
Коля все смотрел и смотрел в ее серое личико, и ждал, когда же
она заговорит. Но мышка ничего не сказала, а вместо этого взяла и
зачем-то мигнула Коле левым глазиком. Коля тоже подмигнул ей.
Тогда мышка подмигнула ему два раза - на этот раз своим правым
глазком. Коля сделал то же самое, - как раз неделю назад он играл
в квест, где нужно было встречаться с инопланетянами, и, чтобы
показать друг другу, что ты не животное, а тоже разумное существо,
там тоже нужно было обмениваться разными математическими знаками.
Увидев, что Коля правильно отвечает на вопросы, мышка слегка
пошевелила правым ушком. Коля попробовал сделать то же самое, но у
него ничего не получилось, - из всех его знакомых ребят только
Вадик из дома напротив умел хорошо шевелить ушами, и Коля всегда
ему завидовал.
Нужно было все-таки что-нибудь ответить, - чтобы мышка не
подумала, будто он глупый. Тогда Коля взял и показал ей язык.
Увидев язык, мышонок в Колиной руке вздрогнул и слегка
пошевелился. "А вдруг он подумал, что это я его съесть хочу?"
- Ты не бойся, - успокоил он мышонка, - я тебя сейчас отпущу,
только подержу немножко.
После некоторого раздумья, Коля слегка подергал мышку за хвост,
как бы проверяя, крепко ли он держится. Потом дунул ей в нос -
мышка зажмурила глаза и смешно наморщила мордочку. "Наверно это
потому, что ей нравится," - подумал Коля, и подул еще раз. Но
мышка почему-то стала вырываться и царапаться своими крошечными
коготками. Потом опять успокоилась, все также пристально наблюдая
за мальчиком. Страха в ее глазах уже не было - скорее какое-то
обостренное любопытство, смешанное с легким недоумением. Коля
приложил ее спинкой к щеке: мышка была теплой и приятной на ощупь,
внутри у нее что-то быстро тикало.
- Ну ладно, мышка, иди домой, - только ты посиди сначала у меня
на ладошке, - Коля осторожно поставил мышонка на свою ладонь.
Почему-то он надеялся, что мышонок убежит не сразу, - но тот,
встряхнувшись, спрыгнул на пол и быстро-быстро, мелким мышиным
галопом, поскакал под кровать. Кусочек сыра, который вывалился из
мышеловки, Коля положил рядом с норкой, а мышеловку вернул в
рабочее положение, - чтобы казалось, будто мышка сама утащила из
нее приманку.
4.
- Хм, снова перехитрила! - удивился утром папа. - Наверно это
потому, что она весит мало. Нужно получше оба конца уравновесить:
приманку потяжелее сделать, или кусочек пластилина прикрепить.
Коля с готовностью поднес ему коробку с пластилином.
- Такой подойдет? - он отколупнул небольшой кусочек.
- Давай попробуем.
Через минуту они уравновесили мышеловку получше, - по крайней
мере, так казалось папе.
Всю эту неделю папа был чем-то озабочен, и когда на следующее
утро мышка опять не попалась, он этому уже не удивлялся - не до
этого ему было. В общем, в конце концов вышло так, что поимку
мышки он целиком поручил Коле. А Коле только это и было нужно.
Каждую ночь, после того как мама гладила его перед сном по
головке, говорила "Спокойной ночи" и выключала в комнате свет,
начиналось нетерпеливое ожидание. Впрочем, ждать приходилось
недолго, - мышка выбегала из норки уже минут через пять.
Сначала она, как бы желая слегка помучить мальчика, не замечала
мышеловку - носилась по комнате, перетаскивала в домик насыпанный
для нее корм, фыркала носиком в блюдце с водой. (Коля продолжал
незаметно от взрослых о ней заботиться - это было делать легко,
потому что комната мальчика выходила прямо в прихожую, как раз
напротив кухни.) Потом, наконец, ее суета начинала
концентрироваться рядом с мышеловкой - тут у мальчика замирало
сердце, - в ночной темноте было отчетливо слышно, как она слегка
поцарапывает, покусывает ее стенки, розовые ножки у входа. Колины
глаза к этому моменту уже привыкали к темноте, и, свесившись с
кроватки, он мог наблюдать, как мышка играет со своей мышеловкой.
Казалось, она и хочет, и боится туда войти. Она просовывала в мрак
туннеля свою головку - и вдруг сразу же вынимала ее оттуда. Потом
снова чуть-чуть заползала туда, и даже ставила на край туннеля
свои лапки... - и опять отпрыгивала назад. В какой-то момент этой
игры ее тельце начинало почти целиком скрываться в отверстии,
только хвост еще торчал снаружи, - у мальчика от волнения сердце
просто выпрыгивало из груди, - и все-таки она снова возвращалась,
не доходя до изгиба.
Наконец, игра заходила слишком далеко, и то, что должно было
случиться, все-таки происходило. Спасительный хвостик на какой-то
момент скрывался в трубе - а это значило, что мышка забралась туда
слишком глубоко, чтобы вернуться. Мышеловка опрокидывалась,
раздавался знакомый щелчок...
Как ни странно, который раз попадая в мышеловку, она ничему не
научилась, - как будто сама хотела пойматься. В общем, Коля решил,
что она специально забирается туда, потому что хочет, чтобы ее
погладили и поприжимали. Тем более что она, кажется, совсем
обвыклась в его руках. Даже продолжала жевать тот кусочек сыра,
который нашла в мышеловке.
Вначале сыр и мышь вытряхивались из мышеловки по отдельности.
(Впрочем Коля, чтобы все было честно, всегда возвращал этот
кусочек сыра, когда отпускал ее на волю. Он подкладывал его прямо
к мышиному домику.) Но начиная с четвертого или пятого раза, Коля
вдруг увидел, что мышь и не собирается отпускать сыр. Она спокойно
уселась у него на ладони и, держа сыр в передних лапках, совсем
как белочка, стала откусывать от него маленькие кусочки и
торопливо жевать их, время от времени посматривая на мальчика
своими невинными глазками.
Здесь однако была своя хитрость, и первые два раза ей вполне
удалось его обмануть. Пока мальчик как зачарованный продолжал
смотреть на нее, она, запихнув в рот последний кусочек, тут же, не
разжевывая, становилась на четыре ножки, и пулей вылетала из
Колиных рук. Коле оставалась только серая эллиптическая
траектория, которую она прочерчивала в конусе света от настольной
лампы.
Удивительно, но первый этап ее полета происходил совершенно
вертикально, как будто это была не мышка, а крошечный плюшевый
истребитель с вертикальным взлетом. И только потом, оторвавшись от
ладони сантиметров на десять, она начинала очень быстро крутить
хвостом - и так постепенно появлялась горизонтальная составляющая
скорости. Приземлившись, она несколько раз упруго подпрыгивала,
как теннисный мячик, а потом переходила на обычный для мышей
радостный галоп. (Мыши ведь скачут галопом, когда очень спешат, и
у них так забавно при этом мелькают лапки, что кажется, будто у
мышки очень хорошее настроение.)
После второго раза Коля понял, как с этим бороться: как только
она опустит передние лапки, нужно быстро накрыть ее сверху второй
ладонью. Тогда она на некоторое время успокаивалась и давала себя
приласкать. За хвостик Коля ее больше не дергал - чтобы не
обиделась, - и в лицо тоже не дул, а делал только то, что ей
нравилось. Больше всего ей нравилось, когда ее гладят по влажному
носику (по самому кончику) и пушистой переносице. И еще - чешут за
ушами, слегка взъерошивая пальцем шерстку. А может, Коле это
только показалось, и глазки она зажмуривала по другой причине.
5.
Но настал день, и эта идиллия закончилась.
Однажды, именно в тот момент, когда мышка кушала сыр в Колиной
руке, в комнату вошла мама. Вошла она очень тихо - она думала, что
Коля уже спит, и боялась его разбудить.
Сначала она удивилась только, что Коля совсем не спит, а
наоборот, сидит в кроватке, и горит настольная лампа. Но потом
вдруг увидела мышку в его руках - и от неожиданности вскрикнула.
Коля вздрогнул, а мышка сразу же юркнула на пол, забыв даже сыр
захватить.
- Это хорошая мышка, я с ней дружу! - сказал Коля, пытаясь
успокоить остолбеневшую от неожиданности маму, - и сразу же
пожалел, что проговорился.
А когда подошедший на разговор папа нашел под кроватью блюдце,
врать и отпираться стало совсем бесполезно. В общем, Коле пришлось
все рассказать о своих отношениях с мышкой, - конечно не все, но
главное. После этого ему пришлось дать слово, что он больше не
будет выпускать ее, а папа взамен обещал, что ничего плохого мышке
не сделают, и даже, может быть, возьмут ее к себе жить.
На следующий вечер мышка поймалась окончательно. Чтобы решить
ее судьбу, все собрались в Колиной комнате (кроме Маши - она еще
не пришла домой). Мышку пока посадили в маленькую стеклянную
баночку и накрыли сверху крышкой, чтобы не убежала.
- Это не крыса случайно? - брезгливо спросила мама.
- Нет, мышка, - ответил папа.
- Девочка, - добавил он, рассмотрев ее тельце как следует.
Папа у Коли работал биологом, и у него в лаборатории было
множество белых мышей.
- Девочка? - переспросил Коля, не сводя глаз с мышонка. И
удивился, что сам раньше не догадался об этом.
Действительно, это была девочка. Грациозная фигурка, тонкие
ручки и пальчики, аккуратные ушки. На лице у нее было написано что-
то детское, такое наивное и беззащитное. И вообще она так скромно
сидела под чужими взглядами, свесив передние лапки и потупив взор,
и только иногда вопросительно поглядывала на людей.
- Девочка... - еще раз проговорил он завороженно.
- А давайте возьмем ее к себе жить! - неожиданно для себя
высказал он вдруг свое затаенное желание. - Мы в клетку ее
посадим, - будет как хомячок у Алешки.
- Вот у других детей есть разные звери, а у меня никого нет,
даже кота, - добавил он с некоторой укоризной.
Он мучительно старался найти какой-нибудь аргумент, который
убедил бы родителей.
- Мне это полезно, потому что с мышью я за компьютером меньше
сидеть буду.
Папа вопросительно посмотрел на маму.
- Хорошо, - сказала мама, - если так хочешь, то мы тебе хомячка
или морскую свинку купим.
- Не хочу я хомячка, - они глупые, - я мышку хочу!
Мама многозначительно посмотрела на папу.
- Знаешь, Коля, - заговорил тогда папа, - хорошо - мы ее
оставим. Только это мышь дикая, завтра я сношу ее на работу, там
мы сделаем ей кое-какие прививочки, помоем - видишь она какая
серая, грязная. А завтра будет беленькая и чистая.
Голос у папы был приторным и сладким, - родители часто
недооценивают сообразительность маленьких детей. Коля сразу
догадался, что именно хочет сделать папа.
- Мне не нужна белая мышь! Мне нравится вот эта, серенькая.
- Хорошо, хорошо, только я все равно сношу ее завтра на работу.
- Нет!
- Почему?
- Ты ее подменишь! - на глаза у мальчика навернулись слезы. -
Мне другая мышь не нужна, мне нужна эта мышь!
- Да не смогу я ее подменить, - начал сдаваться папа. - Ты же
видел, у нас там все мыши белые.
Как-то раньше папа сводил Колю к себе на работу, в лабораторию,
и показал ему клетки, в которых суетилось множество белых мышей.
- Все равно! - у Коли почему-то задрожал подбородок.
- Ну хорошо, хорошо, - сдался папа, еще раз как-то беспомощно
взглянув на маму, - я не буду ее уносить. Только завтра мы ей все
равно сделаем укольчик. Прямо дома. Так нужно - ей от этого ничего
не будет. Даже наоборот, еще веселее станет.
Коля молча согласился. Мама покачала головой, и тоже ничего не
сказала, - наученные горьким опытом, родители решили больше не
вмешиваться в личную жизнь детей.
Мышку временно пересадили в большую пятилитровую банку, - папа
обещал на следующий день принести для нее специальную просторную
клетку. Коля весь вечер сидел у этой банки и наблюдал за мышкой со
смешанным чувством сожаления и радости. Ему было жалко мышку,
потому что она попала в неволю, - и радостно, потому что теперь он
мог, наконец, глазеть на нее сколько душе угодно. А мышка ни
минуты не сидела на месте - она все прыгала и прыгала, стараясь
достать до края банки, и даже на еду не обращала внимания. ("Укола
наверно боится," - решил Коля. Сам он тоже уколов не любил.) Чем-
то она напоминала серый теннисный мячик, только совсем небольшой,
- и с каждым разом подпрыгивала все выше и выше. Но банка была
слишком высокой, а ее стеклянные стенки - слишком скользкими.
Чтобы достать до края, ей не хватало сантиметров пять. И Коле
почему-то представился в этот момент Арнольд Шварцнегер, которого
посадили в огромную банку, и который неутомимо прыгает, прыгает,
развивает мускулы, чтобы в какой-то момент наконец-то допрыгнуть
до края. "Так будет прыгать, прыгать," - подумал он о мышке, -
"накачается и сбежит."
Клетка, которую принес папа, была чем-то похожа на птичью -
внутри там были всякие жердочки, палочки, с крыши свисали
качельки. "Только колеса нет, как у белки," - пожалел Коля. Зато
она была очень большая - метра полтора в длину и высотой больше
метра. В общем, мышке было где порезвиться.
В клетку папа с Колей поставили небольшой картонный домик с
дырочкой, внутрь которого были напиханы обрывки бумаги, мелкие
тряпочки - мышка потом сама там все благоустроила, так что
получилось очень приятное гнездышко.
Предстоял правда еще укол. Увидев шприц с тонкой длинной
иголкой, запах от которого был совсем как у доктора, сверлившего
Коле молочный зуб, мальчик попробовал отговорить папу.
- А может, не нужно ей укол делать? Она и так здоровая...
- Нет, Коля, укольчик мы ей сделаем - дикие мыши всякими
болезнями болеют, так что прививка ей не повредит.
Папа поймал рукой мышку, оттянул пальцами шкурку на загривке...
- Коля больше не мог на это смотреть, и отвел глаза...
После укола мышка стала какая-то вялая, грустная. До этого, в
банке, она ни минуты не провела спокойно, все суетилась, пыталась
выбраться, а теперь она печально сидела на жердочке, свесив
хвостик и нахохлившись, как птичка. В ее глазах Коля прочитал
немой укор: "Ах, зачем вы это со мной сделали? Я же такая хорошая
маленькая мышка. Бегала себе, никому не мешала..." Мальчику стало
так жалко бедного мышонка, у которого не было ни папы, ни мамы, и
вообще посадили в клетку, что у него на глаза навернулись слезы.
Но на следующее утро мышка сделалась гораздо веселее. Коля
застал ее за работой, - она что-то стоила в своем домике. Что-то
там внутри подгрызала, выгребала оттуда кусочки бумаги и картона,
затаскивала внутрь другие. Коле очень хотелось заглянуть внутрь,
но он не хотел ей мешать. Он потом уже, недели через две, когда
она гуляла по комнате, заглянул в этот домик. Внутри там было
гнездышко из обрывков бумаги и тряпочек - совсем как у птички.
Немного подкрепившись семечком и потерев мордочку лапками,
мышка начала гимнастические упражнения. Она носилась по клетке во
всех трех измерениях: перепрыгивала с жердочки на жердочку, потом
на качели, с качелей, раскачавшись прыгала на проволочную стенку,
и, хватаясь цепкими пальчиками за прутья, обегала по кругу чуть ли
не всю клетку. Особенно Колю удивляло, что она свободно бегает по
потолку, - и не только на четырех лапках (когда, улучив момент, ей
можно было сквозь прутья почесать пальцем животик), но даже на
двух - совсем как человек на турнике. А однажды она прошлась через
весь потолок, свисая вниз головой, на одних только задних лапках.
Еще, перепрыгивая с жердочки на жердочку, она смешно цеплялась
хвостом, - все равно как маленькая обезьянка. Коля подумал, что
если бы существовал мышиный цирк, ее бы туда обязательно взяли
акробатом.
Но мышка лазила не просто так, от хорошего настроения, -
наверно, она все-таки хотела убежать. Находя между прутьями клетки
особенно широкий просвет, она пыталась просунуть туда носик.
Хомячок у Алешки делал точно так же, - он даже как-то Алешку за
палец укусил, когда тот дотронулся до этого высунутого носика.
- Ничего, - успокоил ее Коля, - ты когда привыкнешь,
одомашнишься, тогда я тебя выпускать буду, - по комнате погулять.
Папа разрешил ему это делать, потому что старую мышиную норку
заделали, и мышка теперь уже никуда не спрячется.
- А может, ей друга принести? Белого такого мышонка? - спросил
как-то папа. - Чтоб не так скучно было.
Коля нахмурился и нехотя ответил:
- Не надо. А то он еще обижать будет...
6.
По телевизору шел какой-то французский сериал для тинэйджеров.
"- Знаешь, Софи, что я понял, увидев твои глаза?
- Что, Этьен?
- Я нашел... как бы это объяснить...
- Смелее, Этьен...
- Я нашел... доказательство нереальности внешнего мира. -
Всего, что нас окружает.
- Как интересно.
- И этим доказательством является любовь. - Ты не удивлена?
- Нет. То есть да...
- Так вот, любовь - это доказательство нереальности внешнего
мира. Потому что ее не может быть в этом мире. Понимаешь? Этот мир
такой тусклый, серый, все здесь рассчитано и просчитано, надо всем
нависает груз необходимости. Чтобы получить что-нибудь хорошее,
нужно вкалывать, вкалывать... - то есть работать, работать. В
общем, не покладая рук. - И вдруг открывается халява! Вдруг что-то
происходит бесплатно, само собой. Ну, скажем, красивая девушка -
очень красивая девушка - берет, и остается с тобой наедине... И
весь этот внешний мир, вместе с его законами, работой, уходит к
черту. Мир рушится, потому что такое в нем невозможно. - Ведь если
такое дается даром, просто так - тогда все остальное вообще уже
ничего не стоит... И значит может случиться все что угодно... И
значит я - то есть мы - то есть я и ты, можем сделать все, что
угодно...
- Все-все? О, Этьен....
- Все... Потому что его законы уже не действуют... И возможно
любое чудо."
Дядя и тетя на экране начали делать что-то не совсем понятное
для Коли. То есть, конечно, он понимал, что они целуются - но
делали они это как-то очень странно, нервно, - как будто у них с
головой было не совсем в порядке. И почему-то они все никак не
переставали разговаривать.
Маша покосилась на Колю, а потом взяла в руки пульт и
переключила телевизор на другую программу. Коля не возражал - ему
тоже наскучил этот фильм.
По другой программе показывали какого-то строгого старичка,
который разговаривал с двумя полуодетыми девицами. Человек
проницательный наверняка бы догадался, что это было интервью
академика Гинзбурга журналу "Плэйбой", точнее - телеприложению к
этому журналу. Одна из девиц держала в руках микрофон -
продолговатый цилиндр с крупной черной головкой на конце.
"- Вы знаете, конечно, что я занимаюсь астрофизикой, - так вот,
недавно я придумал теорию о том, что разные вселенные сообщаются
друг с другом через посредство черных дыр.
- Черные дыры - это кометы?
- Нет, черные дыры - это такие звезды, только черные. Ну вот,
две вселенные - они существуют, не зная друг о друге, совершено
ничего. Для них никого в мире как бы и нет совсем.
- Совсем никого?
- Да, совсем никого. Каждая из них в космосе - одна
единственная. Но есть черные дыры. И через эти черные дыры
происходит контакт, обмен энергией.
- Как интересно!
- То есть, конечно, все не так просто: то, что в одной
вселенной кажется черной дырой, в другой вселенной выглядит как
белая дыра, вспышка энергии, вулкан, - ну, как бы с изнанки, - то
есть из одной вселенной энергия перекачивается в другую...
- Ах! То что вы говорите - так волнует меня..."
Коле надоело слушать всю эту астральную физику, и он ушел к себе в
комнату, оставив Машу в одиночестве. Когда дверь за мальчиком
закрылась, она снова вернулась к прерванной серии.
"- ...Значит, существуем только я и ты - внешний мир, который
нас разделял, рвется, ну и, в общем, происходит непосредственное
соприкосновение двух экзистенций... Внешний мир - всего лишь
граница между нами, что-то вроде одежды, - и эта граница
исчезает... Происходит прорыв: граница между двумя вселенными
рушится и они сливаются в одно целое... Ты слушаешь меня, Софи?
- Говори, говори... только не молчи. - Знаешь, когда ты
говоришь, мне кажется, что в этой ночной темноте - во всей
вселенной - действительно нет никого, кроме нас двоих..."
Мышка за последний месяц стала совсем домашняя, - она даже сама
возвращалась в клетку, когда ей надоедало бегать по комнате. Коля
закрывал клетку, только когда уходил из дома, - чтобы на мышку кто-
нибудь случайно не наступил.
Сейчас она сидела на книжной полке и оттуда хитро посматривала
на мальчика. Добраться до нее Коля не мог - было слишком высоко, -
а мышка это знала, и не спешила спускаться вниз. - Такой у нее был
характер.
- Ну мышка, ну слезай пожалуйста! - попросил ее Коля.
Вместо того, чтобы слезть, она, наоборот, отбежала к стене и
исчезла из поля зрения. Коля уже привык к ее фокусам и теперь,
отойдя к противоположной стене, чтобы увеличить обзор, стал
выжидать. Чаще всего она, разбежавшись на полке, стремительным
серым метеором перелетала на штору и по карнизу, на котором та
висела, неслась к противоположной стене, где начинала спускаться
вниз по другой шторе. Там ее обычно Коля и ловил. Вчера, правда,
она его перехитрила: когда он подбежал к шторе и протянул руку
вверх, стараясь ухватить ее юркое тельце, она вдруг прыгнула
оттуда ему на плечо, а потом на пол, - и спряталась в своем
домике.
"Куда же она полезет в этот раз?" - ломал голову Коля.
"Альпинистка моя, скалолазка моя," - доносился из радиоприемника
хриплый мужской голос. Она могла поступить и иначе - вместо того,
чтобы прыгать на штору, перелезть на шкаф, рядом с которым висели
полки, и потом спуститься по его задней стенке. Коля видел, как
она это делает - между одной из задних панелей шкафа и стеной был
промежуток сантиметра четыре шириной, и по этому промежутку,
упираясь лапками сразу и в стену и в шкаф, как альпинист в
трещине, мышка осторожно спускалась вниз. Иногда - Колю это очень
смешило - она останавливалась где-нибудь на середине, и подолгу
висела так. Коля удивлялся, как она может так долго быть в такой
неудобной позе.
Решив, что на этот раз мышка, наверное, опять ползет где-то
позади шкафа, и теперь нужно проследить, чтобы потом она не
прошмыгнула незамеченной под диван, стоявший неподалеку, мальчик
подошел к шкафу сбоку и заглянул в щель. Никого там не было. Коля
разочарованно сел на диван и начал прислушиваться, надеясь, что
она обнаружит себя царапанием или шуршанием. Но пока нигде не
шуршало, только ветер слегка шевелил штору.
"Может, она совсем из комнаты убежала?" - подумал Коля. И тут
вдруг его внимание привлекла небольшая выпуклость на диванной
накидке, - совсем крошечная, размером с шарик от настольного
тенниса. Выпуклость медленно передвигалась. Сначала она уперлась в
Колину ногу, потом обползла вокруг придавленного мальчиком
диванного пространства и продолжила свое путешествие дальше. Коля
не выдержал и накрыл ее ладошкой: кто-то там, хитрый и маленький,
начал отчаянно суетиться, стараясь нащупать выход.
- Попалась, хитрюжка!
Он откинул накидку и поймал взъерошенного зверька в ладошку.
Как обычно, он немножко ее потискал, а потом слегка подул на ее
хитрую мордочку. Мордочка была симпатичная, но какая-то лохматая,
- это из-за того, что мышка ползла под накидкой. Коля осторожно
пригладил пальцем хохолок на ее челке.
- Тебя причесать нужно! - сказал он мышке, и направился в
комнату сестры. Он постарался проскользнуть туда незаметно, пока
Маша смотрит телевизор.
Там у нее было много всяких интересных штучек, маникюрных
принадлежностей, гребешков, тюбиков. Была там еще такая
малюсенькая расчесочка, которой женщины причесывают ресницы. Коля
уже давно присматривался к ней, и решил, что этот крошечный
гребешок как раз соответствует мышкиным размерам. "Это
несправедливо," - думал он, разглядывая богатство, разложенное на
Машином трюмо, - "вон у нее сколько всяких штучек, а мышке нечем
даже и волосы расчесать."
Расчесочка вся была измазана тушью для ресниц. Коля стал
тщательно протирать ее о клочок ваты, - делать это приходилось
одной рукой, потому что в левой руке он держал мышку. Наконец
расческа, по его представлениям, стала достаточно чистой. Он
осторожно провел ею - сначала по взъерошенной переносице (мышка в
этот момент зажмурилась), потом по макушке, захватил чуть-чуть и
спинку - мышка тихонько пискнула и стала вырываться.
- Не пищи! Я уже почти всю тебя причесал. Зато какая красивая
теперь будешь!
Неожиданно дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Маша.
- Ты тут прячешься? А там Юля к тебе пришла.
Юля - это симпатичная белокурая девочка, Колина ровесница,
которая жила по соседству, в том же подъезде. В общем, Коля с ней
дружил.
Маша уже хотела вернуться к телевизору, но напоследок,
невзначай, бросила взгляд в зеркало, перед которым стоял Коля. Что-
то в отражении ее заинтересовало. Она подошла поближе, и тут
только заметила, что он делает с ее расческой. Маша издала какой-
то нечленораздельный стон и выронила пульт от телевизора, который
держала в руке.
- Ты что?! Ты что делаешь?! - ее возмущению не было границ. -
Мышь причесываешь? Моей расческой?!
- Ну и забирай обратно, раз жадина, - обиделся Коля.
Сестра почему-то рассмеялась.
- Нет уж, теперь можешь взять себе. Считай, что я ей подарила.
Коля обрадовался - теперь у мышки будет свой гребешок.
- А может, ей еще и губная помада нужна? - ехидно спросила
Маша.
Коля немного подумал. От маминой губной помады у него всегда
оставались неприятные впечатления: когда мама целовала его в щеку,
потом всегда приходилось вытирать.
- Нет, губная помада ей не нужна.
- Ну смотри, а то могу подарить.
Выходя из Машиной комнаты, Коля зачем-то сказал напоследок:
- А Сергею, между прочим, мышка понравилась.
(Сергей последнее время стал заходить чаще, и вообще родители,
кажется, окончательно с ним смирились.)
По дороге к себе Коля оторвал цветочек фиалки, - мышка очень
любила эти цветы, и никогда не отказывалась ими перекусить.
Другими комнатными цветами она почему-то пренебрегала, да и вообще
ей больше нравились цветы садовые и полевые. Она обожала розы,
особенно чайные, была без ума от лилий и хризантем. Какая-нибудь
белая, искусственная мышка этим бы и ограничилась, но Колина
мышка, обладая романтическим и сентиментальным складом души,
предпочитала всем этим изобретениям цветоводов вольные создания
природы, простые и безыскусные, как и она сама, - ромашки,
васильки, одуванчики. Коле казалось иногда, что простой зеленый
листочек одуванчика, или, например, салата, радует ее не меньше,
чем желтый бутон самой прекрасной розы.
- Ты что ее, цветами что ли кормишь? - удивилась Юля, увидев
как мышка в Колиных руках запихивает в рот фиолетовые лепестки.
- Ей витамины нужны, - важно ответил Коля.
Юля неприязненно посмотрела на мышку, - почему-то мышка ей не
очень нравилась, - и насмешливо спросила:
- А не лопнет она у тебя? Ты ее все кормишь и кормишь, - целая
свинья какая-то вырастет, а не мышка.
В чем-то она была права - мышка за последний месяц подросла и
похорошела, шкурка у нее стала такая чистенькая, пушистая, и аж
блестела на солнце.
- Сама ты лопнешь, - обиделся Коля. - А она, между прочим, в
девочку превратится, а не в свинью.
- В девочку?
- Да. Ты разве не знаешь? Если ее кормить хорошо, она подрастет-
подрастет, и в девочку превратится. И между прочим - покрасивей,
чем некоторые.
- Так не бывает! - Юля удивленно посмотрела на Колю.
- Бывает. Она сама мне сказала.
- Сама сказала? Она что, еще и разговаривает у тебя?
- Каждый день.
- Не бывает так!
Теперь удивился Коля:
- Ты что, говорящих мышей ни разу не видела?
- Так то в мультиках!
- А кто их по-твоему играет? Обычные что ли мыши?
Юля не нашлась, что ответить, и на некоторое время замолчала.
Но потом в ее головку все-таки пришла спасительная мысль.
- А если это девочка, то как ее зовут? - спросила Юля, и лицо у
нее в этот момент было очень хитрое.
- Зовут? - Коля на секунду задумался. - "Как же ее зовут?" -
Маша, конечно.
Он сказал "Маша" наверное потому, что эти слова - "Маша" и
"мышка" - чем-то похожи.
- И все ты придумал! - не выдержала наконец Юля.
- Значит, я врун по-твоему? - обиделся Коля.
Юля ничего не ответила.
- Значит, я по-твоему врун? Чего же ты тогда со мной дружишь?
- А вот и не буду дружить, раз ты придумываешь!
- Ну не будешь, так и иди отсюда!
Юля поднялась с дивана и обиженно пошла к двери.
- Блондинка инкубаторская! - бросил ей вдогонку Коля.
7.
- Совсем от рук отбился! С Юлей поссорился. А вчера весь вечер
в игрушки по Интернету играл - тетя Люба два часа не могла
дозвониться! - мама говорила все это, как бы обращаясь к папе, а
не к Коле, но поскольку Коля тоже был в комнате, он конечно
понимал, что на самом деле это она его ругает.
Коля спокойно встал и ушел к себе, - характером он был в маму,
и когда чувствовал, что на самом деле прав, ругать его было
бесполезно. "С тетей Любой она и так каждый день по телефону
болтает. Ничего с ней не станет," - думал мальчик. - "И между
прочим, еще не понятно, кто кому больше мешает."
- Все меня ругают, только ты меня понимаешь! - пожаловался он
мышке.
Как обычно, когда хотел поговорить по душам, он дал ей
маленький кусочек сыра, - и пока мышка, сидя на жердочке или в его
ладони, кушала этот сыр, он рассказывал ей обо всем, что его
заботило.
В комнату вошла мама, - наверное, чтобы опять поругать, -
подумал Коля. Мама посмотрела на Колю, и на мышку в его руке, и
насмешливо сказала:
- Совсем ты ее закормил. Скоро она у тебя с теленка вырастет.
- Не с теленка, а с девочку.
- Что? С девочку? - не поняла мама.
- Ну да, с девочку: если ее хорошо кормить, она подрастет и
превратится в девочку.
- В девочку? - удивилась мама. - Глупости. Откуда ты только это
выдумал? Мыши в девочек не превращаются.
- Ну да, правильно. Это обыкновенные мыши не превращаются. А
эта - особенная, - убежденно сказал Коля.
- Особенная. Ну как ты не видишь! - на глаза у него вдруг
навернулись слезы.
- Ну ладно, особенная, особенная, - мама ласково провела рукой
по его макушке. - Так же ведь нельзя: был мальчик как мальчик, а
теперь чуть что, и в слезы.
Она вздохнула и добавила:
- Если бы обо мне кто-нибудь так заботился, как ты об этой
мышке!
- Просто мне мышку жалко. Никто ее не понимает, - если бы ты
знала, какая она хорошая!
- То-то я смотрю, ты скоро целоваться с ней начнешь.
Коля обиженно взглянул на маму, а потом назло ей взял и
поцеловал мышку прямо в розовый носик. И при этом Коля заметил, -
или это ему только показалось, - что когда он целовал мышку, она,
прямо в этот момент, бросила зачем-то быстрый взгляд на маму.
- О-о-о! - мама застонала и закрыла глаза рукой, - Что ты
делаешь! Она же грязная!
- Никакая она не грязная, - обиделся Коля, - у нее просто цвет
волос такой. Она, между прочим, чаще чем ты умывается.
Он погладил ее по спинке и еще раз поцеловал, - на этот раз в
маленькое серое ушко.
- Все, не хочу я больше на тебя смотреть! - мама вышла из
комнаты.
Мышка спрыгнула с Колиной руки, а потом, забравшись в клетку,
уселась там на своей любимой жердочке и начала умываться. Сначала
она потерла лапками мордочку, почистила светлый животик, потом,
элегантно изогнувшись, причесала коготками бочек и спинку. Наконец
- Коле это нравилось больше всего - несколько раз потерла за
ушами, сразу обеими лапками, отчего волосики на ее макушке слегка
взъерошились. На Колю она не смотрела, - наверное, слова мамы о
том, что она грязная, ее обидели.
- Ничего, не обижайся, мышка. Мама хорошая, просто она не
понимает. Когда ты подрастешь, и превратишься в девочку, - она
тебя тоже будет любить. Как она удивится тогда!
8.
Но сбыться этим мечтам не пришлось.
Однажды папа увидел Колю в слезах.
- Мышка заболела! - сказал ему мальчик, едва сдерживая рыдания.
Она лежала на полу клетки, свернувшись в комочек и почти без
движения. Глазки ее были закрыты, дыхание было тяжелым и редким, -
и что-то тихонько посвистывало у нее внутри при каждом вдохе.
Время от времени ее тельце сотрясалось приступами тяжелого кашля,
а на лбу выступали мелкие капельки холодного пота.
Папа осторожно вынул больного зверька из клетки и положил на
ладонь.
- Пневмония, - поставил он свой диагноз, - воспаление легких.
Простудилась наверно. - Сквозняк, может...
Мальчик не мигая смотрел на него.
- Вот, короче так... - папа отвел глаза, - у них, у мышей,
болезнь быстро развивается. Она может только сегодня утром
простудилась, - а видишь, уже....
- Может, ей лекарство дать? Ну, таблетки какие-нибудь? - с
надеждой спросил Коля. - Или укол сделать... (Теперь он был готов
даже на укол.)
- Знаешь, Коля, - не хочу тебя обманывать - лечить здесь смысла
не имеет, - папа зачем-то отвел глаза, и его голос слегка
изменился, - но может быть, она и сама поправится.
- Поправится! - обрадовался Коля, - второй смысл этого "может
быть" он не почувствовал. Но папа, подумав, что двойное
разочарование для мальчика может оказаться еще тяжелее, все-таки
решил открыть ему правду.
- Понимаешь, Николай, - его голос стал как-то особенно мягок, -
мыши - они живут не очень долго... И... я тебе завтра с работы
новую мышку принесу - еще лучше. Хорошую такую мышку...
Коля посмотрел папе в глаза, и тут только понял все
окончательно.
Больше он ничего не говорил. Он осторожно положил маленькое
горячее тельце себе на ладошку, ушел в Машину комнату, где в этот
момент никого не было, и сел там на стул, - лицом к окну.
Осторожно поглаживая пальцами ее горячее от жара тельце,
свернувшееся маленьким калачиком, он смотрел на ласточек, которые
кружили за окном в чистом голубом небе.
Он вдруг вспомнил, как раньше ему всегда хотелось, чтобы мышка
хоть чуть-чуть посидела у него на ладошке, и никуда не убегала. И
вот теперь она тихо лежит, и никуда не торопится, и ее можно
гладить, гладить сколько душе угодно... И когда он это подумал,
почему-то слезы градом посыпались у него из глаз, - он слегка
отклонил голову назад, чтобы не капало на мышку.
- Когда ты выздоровеешь, мы с тобой пойдем... - он старался
говорить спокойно, но ему было очень трудно удержаться, и голос у
него был такой, каким обычно говорят дети, перед тем как вот-вот
заплачут, - мы с тобой пойдем в цирк. Там живут такие большие
слоны, - тебе понравится. Они очень симпатичные... - ты только
выздоравливай, пожалуйста... - И еще там есть обезьяны, - такие
смешные... Ты обязательно выздоровеешь. И потом подрастешь...
Коля на секунду задумался, чтобы мышка еще такого хотела
услышать.
- И еще, когда мы в цирк пойдем, я куплю тебе много вкусных
вещей, вкусных-вкусных - все, что ты любишь. - Орешки, конфеты, у
которых варенье внутри, мороженое... - нет, мороженое мы не будем
покупать, чтобы ты больше не простуживалась...
Мышка слушала молча, - а может быть, у нее уже не хватало сил,
чтобы слушать.
- И еще мы потом в зоопарк пойдем. Там звери разные - ты таких
еще никогда не видела... жирафы, носороги разные... Ты самая
хорошая мышка... - таких мышек больше не бывает...
Он еще долго так продолжал говорить сквозь слезы и ласково
гладить ее, и при этом старался не глядеть на свою ладонь, чтобы
совсем не расплакаться. Он смотрел вместо этого на веселых
ласточек за окном. Громко чирикая, они гонялись там друг за
дружкой по кругу, а может водили какие-то свои хороводы, радуясь
чистому небу и весеннему солнышку. И пока он смотрел на их
беззаботное веселье, ему стало легче, и показалось, что ничего
плохого в этот солнечный день произойти не может. Не может ведь
такого быть, чтобы небо оставалось голубым, а мышка вдруг умерла.
Она обязательно выздоровеет! Взглянуть на нее он все еще не
решался, но каким-то шестым чувством понял, что ей стало легче, -
он почувствовал вдруг, что маленькое тельце, которое до этого
почти обжигало его пальцы, стало как-то прохладнее.
Он взглянул на ласточек с благодарностью, - ему казалось, это
они своей праздничной суетой постепенно вылечивают мышку. Ведь эти
ласточки - они такие хорошие, добрые. Коля видел, как время от
времени какая-нибудь из птичек подлетала к крыше соседнего дома,
покрытой волнистым шифером, и забиралась в отверстие, образованное
волной. "Там, наверно, у нее гнездышко, птенчики живут," -
догадался Коля. Покормив птенчиков, ласточка снова взмывала в
воздух и присоединялась к своим подругам.
Неожиданно мальчик заметил, что у одного из таких отверстий,
прямо под крышей, болтается какой-то странный продолговатый
предмет. Предмет был очень легким, и порывы ветра свободно
раскачивали его в разные стороны. Иногда его задевали крылом и
ласточки, проносясь поблизости. Присмотревшись, Коля догадался,
что это такое - и от ужаса чуть не закрыл глаза...
Это была ласточка - мертвая ласточка, которая, видимо,
запуталась шеей в какой-то проволоке, или тонкой веревке, и теперь
так и висит, будто повешенная. И долго еще будет висеть - пока под
струями дождей мертвое тело не размякнет, и не отвалится голова...
А ласточки все также игриво и беззаботно носились в праздничном
небе. А мышка стала в его руках совсем холодной.
Чудовищная мысль пришла вдруг в Колину голову. Он испуганно
взглянул на мышку - и понял, что больше она не дышит. Вздрогнув от
ужаса, мальчик прислонил похолодевшее тельце к щеке - ничего там
уже не тикало...
Перестав сдерживать рыдания, он несколько раз поцеловал ее
маленький трупик, и теперь уже не отстранял лица - Колины горячие
слезы капали и капали на ее серую шубку. И он, стараясь заглушить
у себя в голове чириканье глупых ласточек, которое теперь почему-
то резало слух, все шептал и шептал ей какие-то нежные, ласковые
слова, которых не успел сказать при жизни... Сквозь слезы Коле
почти ничего не было видно, - и наверно от этого ему показалось,
что на ее безжизненном, похолодевшем личике лежит какое-то
особенно светлое, мечтательное выражение - как будто она сейчас
девочка, и живая, и идет вместе с Колей в цирк - и все, как Коля
ей обещал...
...А вечером Коля положил мышку в ее последний домик, - это
была маленькая картонная коробочка из-под духов, перевязанная
светло-голубой ленточкой. На этой ленточке аккуратным детским
почерком было написано: "девочка Маша". Вся она была закапана
детскими слезами.
Похоронили ее на клумбе, под большим синим цветком, название
которого ни Коля, ни папа не знали.
июль 1997
(п.и. 4.10.97)
|
