Сергей Корнев

РОЗОВЫЙ МЫШОНОК АЛЬБЕР,
КОТОРЫЙ ПИСАЛ СТИХИ
мечта поэта

Посвящается Виктору Пелевину.

                     Не в этом ли и заключается смысл жизни?  -
                     Оттуда, где ты не никому нужен, попасть туда,
                     где тебя любят...
                                                    мышонок Альбер

   -  Во-первых, розовых мышат не бывает, - важно ответила Маше ее
старшая  сестра. Катя была старше Маши на целых два  года,  и  как
взрослая   девочка,   которой  давно  уже  стукнуло   за   восемь,
чувствовала  себя обязанной развенчивать всякие глупости,  которые
приходят в голову младшей сестренке.
   -  Во-вторых, - продолжала она, - розового мышонка найти-то еще
можно  -  например,  если белого покрасить, - но  чтобы  он  читал
стихи,   такого  совсем  нельзя.  Мышата  -  они  вредные   очень,
непослушные. У меня... то есть у одной моей подруги, был  знакомый
мышонок.  И чего он только не вытворял! И спать вечером  не  хотел
ложиться,  и  кошку  дергал за хвост, и  на  аквариумных  рыбок  с
подводным ружьем охотился. Однажды даже залез в банку с вареньем -
прямо  с  ногами! - и стал там в подводную лодку играть.  А  потом
взял  и  сбежал  - такой бессердечный! У девочки чуть  инфаркт  не
случился,  так она переживала, - при этих словах щеки  у  Кати  от
волнения покраснели.
   -  И все мышата такие, - продолжала она. - А стихи сочинять они
не  умеют. Да и зачем они вообще нужны, эти стихи? - Катю  не  зря
считали очень рассудительной девочкой.

   Ракета  была уже почти готова. Суматоха вокруг нее,  к  которой
все  давно  привыкли,  в последние дни стала  еще  больше,  -  уже
начинавшаяся  предстартовая суета в жилых и хозяйственных  отсеках
наложилась  на  последние  отладочные  работы.  Одни   мышата,   в
одинаковых  оранжевых  комбинезонах,  суетились  на  ее   корпусе,
прикручивая  туда всякие электронные штуковины; другие  занимались
погрузкой.   Мышевозы,  мышеходы,  мышесвалы   и   другие   мышины
беспрестанно подвозили на широкую бетонную площадку перед пусковой
шахтой   огромные  головки  сыра,  мешки  с  семечками  и  крупой,
контейнеры  с  хлебными  корочками,  ящики  с  мыше-колой  и   еще
множество   предметов  непонятного  назначения.  Там  можно   было
увидеть,  например, анабиозные саркофаги, в которых спали  козы  и
несколько телят, - мышата брали их с собой, чтобы добывать сыр  на
новой планете.
   Все   это  подхватывалось  и  опускалось  в  шахту  гигантскими
стрелами мышегрузов (инженеры, которые сконструировали эту машину,
взяли  за  образец,  наверное, болотную цаплю с  длинными-длинными
ногами  и такими же длинными клювом и шеей). То и дело раздавались
крики  "Майна!"  "Вира!"  "Напрягись, мышуки!"  Время  от  времени
прилетали   огромные,  размером  с  крупного   журавля,   грузовые
мышелеты.
   А  по  трапу, ведущему в шахту, непрерывной чередой уже сновали
мышки-девочки,  затаскивая в ракету чемоданы, набитые  платьицами,
туфельками,  шляпками,  купальниками (чтобы  загорать  в  открытом
космосе  был  придуман  специальный прозрачный  скафандр),  губной
помадой,  тушью  для  ресниц, духами  и  разной  там  парфюмерией,
шоколадками, ватрушками, печеньем, леденцами, жевательной резинкой
и всякими другими необходимыми в полете вещами.
   Эту  картину  довершала  маскировочная  сетка,  раскинутая  над
космодромом,  и  несколько патрульных мышелетов, круживших  поверх
нее  с  негромким  стрекотом.  Время  от  времени  они  отпугивали
пролетавших мимо ворон, выстреливая по ним сигнальные ракеты.
   Розовый мышонок Альбер, неспеша прогуливаясь, наблюдал за  всей
этой   суетой  с  вершины  расположенного  неподалеку  холма.   Он
использовал этот пейзаж как источник вдохновения. В данный  момент
Альбер как раз мучительно подбирал рифму к слову "киберпанки", - с
утра  он  начал было сочинять длинную поэму о космических мышатах,
как  вдруг  запнулся на одной строчке, и никак  не  мог  подобрать
следующую. В голову все время лезла какая-то глупость.
   "А может, попробовать так?" - Он торопливо записал в блокнот:

               В углу зашевелились киберпанки, -
               В них полетели из-под пива банки.

   "Декаданс  какой-то получается," - подумал мышонок. - "Фридриху
не понравится".
   Никаких идей в голову больше не приходило, и он засунул блокнот
в  карманчик  фрака. - Фрак у него был сделан из  джинсовой  ткани
точно такого же нежно-розового цвета, как и он сам. (Для тех,  кто
не  знает:  фрак - это такой пиджачок, придуманный специально  для
мышей:  его  длинные полы сзади разрезаны пополам, - как  раз  для
того,  чтобы  свисал мышиный хвостик.) На шее у него  был  розовый
галстук,  завязанный  бантиком, который из пижонства  был  сдвинут
немного на бок.
   Чтобы сосредоточиться в поисках рифмы, Альбер снял наушники  от
плеера,  черный проводок ото которых тянулся куда-то во внутренний
карман  фрака, и повесил их на шею, - обычно музыка ему  помогала,
но в этот раз почему-то сбивала с мысли.
   -  Что,  философствуешь,  Альбер? -  услышал  он  вдруг  позади
деловитый  голос мышонка Фридриха. - А у нас тут  каждая  мышь  на
счету.
   "Как  это  я  его не заметил?" - выругался про себя  Альбер.  -
"Теперь заставит заниматься какой-нибудь ерундой."
   Мышонок  Фридрих,  руководитель проекта,  отличался  от  других
мышат  своим  угольно-черным цветом, - и хотя  черный  цвет  имела
шерстка  всех мышат из службы безопасности, только у Фридриха  эта
расцветка  была  естественной. Все остальные должны  были  красить
себя  черной  краской, потому что такая у них была униформа.  Одет
Фридрих  был  в военного покроя френч, коричневого цвета,  который
очень  шел  к  его важной деловитой мордочке. Из  кармана  у  него
торчал сотовый телефон.
   -  Короче  так, Альбер, - поэму допишешь в полете, времени  там
сколько угодно будет. Я конечно понимаю - вдохновение, там, и того
сего,  - только у нас сегодня полный аврал: вылетаем в полшестого.
В общем - поехали вниз, по дороге объясню.
   Мышата  подошли к узенькой полоске бетона, тянувшейся с вершины
холма  прямо  к  зданию лаборатории, которое располагалось  у  его
основания, и опустили вниз колесики роликовых коньков.  (Коньки  у
мышат  были  складные - когда не нужно было кататься, платформа  с
колесиками  отстегивалась с одной стороны и  откидывалась  наверх,
чтобы  ролики не мешали ходить.) Через секунду они уже со  свистом
неслись вниз по дорожке, держась за руки и продолжая разговор.
   -  Ты  у  нас  по  лазерам специалист? Короче,  нужно  написать
программу  для  противометеоритной пушки.  Ты  когда-то  этим  уже
занимался, - правильно?
   -  Да,  занимался - сразу после колледжа, - мышинально  ответил
Альбер.  Он  слушал  Фридриха вполуха,  его  воображение  все  еще
продолжало  работать над поэмой. "Значит, пушки.  Пушки-танки.  На
чем  я  там  остановился?  - О! Да ведь это  рифма:  танки-панки."
Свежий  ветер, который дул ему в лицо, тут же принес целых  четыре
строчки.

               В траве зашевелились киберпанки, -
               Их скоро переедут наши танки.
               От наших самых быстрых в мире танков
               Спасенья нет противным киберпанкам.

   -  ...Там проблема, короче, в том, что если этих штук несколько
летит,  - продолжал ему что-то объяснять Фридрих, - то надо,  чтоб
все лазера по одной и той же не фигачили. И длину волны тоже нужно
менять:  если  ледяной  летит - там одна нужна,  а  если  железно-
никелевый - то другая.
   -  Послушай,  Фридрих, - перебил его Альбер, все  еще  думая  о
своем, - ты вот все про пушки говоришь, а танки у нас будут?
   -  Нет,  танков пока не будет, - с некоторым сожалением ответил
Фридрих.
   "Понятно,  -  значит  танки  придется  поменять  на  пушки,"  -
огорченно  подумал Альбер. - "Но в принципе, и  пушки  ведь  могут
кого-нибудь  переехать, - если он заснет, к примеру.  -  От  наших
самых  быстрых  в  мире  пушек..." - попробовал  он  прикинуть,  -
"Которые  нацелены  в лягушек... - Чушь опять выходит!"  Батальные
сцены  ему  давались трудно. "Но нельзя же все про  любовь  и  про
любовь!" - так говорил мышонок Фридрих.
   Наконец, они подкатили к воротам лаборатории. Охранник в черной
униформе,  с  красно-бело-черной повязкой на рукаве, отодвинув  за
спину  ствол  лазерного автомата, который свисал у него  с  плеча,
внимательно  посмотрел на их пропуска. Особенно долго  разглядывал
он  пропуск Фридриха, как бы сверяя фотографию на пропуске  с  его
физиономией, - Фридриха, конечно, все знали в лицо, но  он  любил,
когда охрана проявляла строгость.

   Здание,  к  которому подъехали мышата, было одним  из  корпусов
заброшенной военной лаборатории. Вот уже несколько лет  там  никто
из  людей  не  появлялся, - кроме сторожей, которые  вечно  спали.
Поэтому мышата вели здесь себя как хозяева: они надстроили  сверху
еще  один этаж, а все остальное здание превратили в большой склад.
Хозяйничали  они  и на примыкавшем к лаборатории  участке  военной
базы,   где   в  шахте  стояла  бывшая  СС-19,  межконтинентальная
баллистическая  ракета, переделанная мышатами в супергалактический
звездолет.  Военные  о ней совершенно забыли,  потому  что  мышата
проникли  в компьютерный центр ракетных войск и стерли  из  памяти
военных  компьютеров  все упоминания об этой  пусковой  установке.
Мышата   отвинтили   у   ракеты  ядерную  боеголовку,   допотопные
жидкотопливные двигатели заменили на антигравитационные, поставили
туда  современные  компьютеры и лазерные пушки  (на  случай,  если
придется  столкнуться с космическими котами).  От  прежней  ракеты
остался  только корпус, да и тот был значительно переделан.  После
того,  как  из  него была выброшена боеголовка, старый  двигатель,
ненужные  для  антиграва  топливные баки,  -  внутри  освободилось
огромное   количество   свободного  пространства,   которое   было
использовано  мышатами  под жилые отсеки. Теперь  в  ракете  могла
поместиться тысяча двести мышат вместе со всеми  необходимыми  для
путешествия припасами.
   Как же сумели мышата построить этот сверхсовременный звездолет?
Вначале  некоторое количество деталей они стащили  из  заброшенной
лаборатории;  использовали они также (после  некоторой  переделки)
оставшиеся  там  компьютеры  и производственные  мощности.  Однако
всего  этого  явно не хватало, - уровень науки в этой лаборатории,
да  и  вообще  на  Земле,  был  слишком  низким,  чтобы  построить
настоящий звездолет.
   И тогда мышонок Фридрих и полковник Сент-Кор, начальник мышиной
службы безопасности, придумали План. Разобрав ядерные боеголовки у
нескольких  ракет (сделать это было не трудно, потому  что  ракеты
стояли   в   подземных  шахтах),  они  продали  плутоний  арабским
террористам, а вырученные деньги с выгодой вложили в наркобизнес.
   Мышатам легко заниматься контрабандой - на таможне их никто  не
останавливает,  и  можно  перетаскивать  через  границу  все,  что
хочется. Они изрыли все границы своими подземными ходами, а  чтобы
преодолеть океаны и моря использовали воздушный транспорт: сначала
это  были  почтовые  голуби, которым вместо  письма  подвязывались
пакетики  с  кокаином и ЛСД, потом - специально  сконструированные
мышелеты, - эскадрильи этих машин маскировались под стаи журавлей.
   Чтобы увеличить оборот, мышата стали постепенно подчинять  себе
человеческую  наркомафию.  Непослушных  они  сдавали  властям,   -
мышатам  ведь  не  трудно проникнуть куда  угодно,  поставить  там
подслушивающие  и  подсматривающие  устройства,  а  потом  отнести
собранный компромат в полицию. Мафиози, вовлеченные в этот бизнес,
заволновались и объявили мышатам войну. Они подсовывали  мышеловки
в  мышиные подземные ходы, сбивали из зениток мышелеты, засылали в
мышиное  руководство  своих агентов (переодетых  мышатами  кошек),
развернули  через подкупленных журналистов компрометирующую  мышат
компанию  в  прессе  (газеты  запестрели  заголовками  о  "злобных
мышеози",   "тайном  жирно-мышонском  заговоре",   которым   якобы
заправляют  двенадцать  самых толстых на планете  мышей,  -  из-за
этого ни в чем не повинные голливудские мышата Джерри и Микки чуть
было  не оказались за решеткой: их обвинили в том, что это  именно
они  подменили статую Свободы на шоколадную скульптуру Микки-Мауса
с кусочком сыра в руке).
   Но  с мышатами бороться трудно - от них никуда не укроешься, и,
после  серии загадочных исчезновений, мафиози как-то присмирели  и
признали  над  собой власть мышиного наркосиндиката. Сопротивление
продолжал   только  колумбийский  картель,  но  мышата,  используя
знакомства  в  высших  политических сферах  (особенно  им  помогла
любимая   белая   мышка   президента   Клинтона),   натравили   на
колумбийских наркодельцов правительство Соединенных Штатов.
   Через  несколько  лет на счетах в швейцарских  банках  у  мышат
накопилась  прямо-таки фантастическая сумма денег.  Посчитав,  что
больше  им  не  нужно, они стали добавлять в наркотики  специально
разработанное вещество, которое тягу к этой невкусной  и  ядовитой
гадости направляло на леденцы, жевательную резинку, всякие  добрые
дела  (выращивание цветов, сочинение электронной музыки, полеты  в
космос, спонсорскую помощь мышатам и так далее).
   Все   свои  деньги  мышата  направили  на  развитие   науки   и
космической   техники.   Они  завалили   своими   заказами   самые
современные научные центры в Европе, России и Америке;  обеспечили
работой   несколько  "ящиков"  (секретных  военных   предприятий),
которые  после холодной войны почти совсем заглохли. В  общем,  на
космическую  программу мышат работали лучшие умы  человечества.  И
результат  не заставил себя ждать: звездолет, который  должен  был
направить  первую  партию мышиных колонистов на  Мыштар  -  уютную
зеленую  планетку,  обращавшуюся вокруг звезды Альфа  в  созвездии
Большой Белой Совы, был почти готов.

   Проведя  Альбера  по  длинным  и запутанным  коридорам  здания,
Фридрих    наконец    привел   его   в   комнату,    где    стояла
противометеоритная  установка.  Она  представляла  собой   батарею
лазерных   пушек,  каждая  из  которых  была  снабжена   крошечной
видеокамерой,  прикрепленной там, где у  обычных  пушек  находится
прицел. Располагались пушки чуть поодаль друг от друга, - часть из
них  стояла на столе, а некоторые свисали с потолка и со стен.  От
каждой  тянулся толстый шнур к компьютеру, стоявшему на  отдельном
столике.
   -  Тут,  короче, все что нужно есть, - Фридрих ткнул пальцем  в
стопку  каких-то  книг,  справочников,  лазерных  дисков,  которые
лежали на столе рядом с компьютером. - Разберешься, короче, -  для
тебя это труда не составит.
   -  Понимаешь,  - продолжал он как бы извиняясь,  -  не  хочу  я
сейчас  людей от других дел отрывать, а так бы я к тебе ни за  что
не  приставал, ты ведь у нас тут единственный настоящий поэт, - по
интонации Фридриха Альбер сразу догадался, что тот хочет его еще о
чем-то попросить.
   Чаще всего он просил его о каких-нибудь стихах: мышонок Фридрих
любил  стихи  героические,  со всякими битвами  и  сражениями.  Из
всего,   что  написал  Альбер,  Фридриху  больше  всего  нравилась
"Мышиада" - старинная героическая поэма о войне мышат с лягушками,
которую  Альбер (после уговоров Фридриха) перевел с древнемышиного
и  переложил в современный размер. А два дня назад Фридрих заказал
большую   военную  поэму  о  космических  мышатах.   (Альбер   уже
приготовил  ему  дружеский подарок и вставил в эту поэму  строчку:
"Фридрих   и  ракета  -  близнецы-братья,  Кто  говорит   Фридрих,
подразумевает..." и так далее.)
   - Слушай,   у   нас   тут   перед  отлетом  митинг  намечается.
Понимаешь...  ты у нас самый лучший поэт, - так сочини  что-нибудь
про  нашу  ракету. Ну, такое, знаешь, смелое, мышественное,  чтобы
можно было торжественно распевать. Что-нибудь боевое.
   Фридрих достал из кармана бумажку:
   - Ну,  примерно такого содержания: "Мы космонавты,  и  дух  наш
молод,  Отправляемся, значит, на ракете в космос." И это... хорошо
бы,  чтоб там были еще слова "ужасная ракета", "грозный вихрь,"  -
понимаешь? Ну, что бы круто выходило. "Как грозный вихрь,  ужасная
ракета В небесную высь летит, летит, летит!!"
   - Вот такой тебе социальный заказ, - добавил он после некоторой
паузы.
   - Ага, понимаю.
   - И  еще  бы что-нибудь про войну туда вставить. Я тут набросал
кое-что, - Фридрих смущенно протянул Альберу бумажку. Потом  снова
забрал и сам же прочитал:

               Слышишь, мышонок, -
               Война началася,
               Бросай кусочек сыра,
               В полет собирайся.

   - И припев такой революционный:

               Смело мы в космос полетим
               За сыр мышатам,
               И как один прилетим
               Потом с победой!

   - Красиво получилось, - на всякий случай похвалил Альбер.
   - Только  у  меня  тут  без рифмы все, - продолжал  Фридрих,  -
потому  что  мне  некогда, - а ты уж как-нибудь сделай  как  надо.
Хорошо?
   - Хорошо.
   - Ну ладно, я побежал. К четырем управишься?
   - Конечно.
   Фридрих суетливо выбежал за дверь.
   Чтобы   вызвать  у  себя  рабочее  настроение,  Альбер  нацепил
наушники  и  настроил приемник на волну 106,8 fm.  Для  начала  он
решил  немного  поиграть в Mouse Control. (Это такая  компьютерная
игрушка,  в  которой мышата покоряют галактику. Еще ему  нравилась
игрушка Mouse of Orion - про мышиные звездные войны.)
   Играя, он пытался вспомнить что-нибудь о лазерных пушках, - что-
то  ведь  должно  было  остаться в голове со  времен  студенческой
юности.
   -  А чего голову зря ломать? - вдруг осенило его. - В Интернете
это наверняка где-то есть.
   Альбер  полистал  валявшийся на столе серый справочник "Мышиные
страницы  Интернет" и довольно быстро нашел там нужный сервер.  Он
выгрузил игрушку и вошел в Интернет.  Стpаница,  на которую пpишел
мышонок, встретила его длинным перечнем наименований.
   Космические корабли:
   -  Многоступенчатые   ракеты,   которые   взлетая   постепенно
разваливаются на части и шлепаются на голову.
   -  Спутники с тремя рожками, которые летают и делают "бип-бип".
   -  Шаттлы, мышаттлы и лягушаттлы.
   -  Летающие  тарелки,  миски, кастрюльки и другая  неопознанная
космическая посуда.
   -  Несгораемые летающие сковородки от Tefal.
   -  Крылья, которые так нравились мне.
   -  Звездолеты  для  маленьких  фиолетовых  кузнечиков,  которые
мечтают о покорении космоса.
   После  этой  строчки  почему-то снова шла  надпись  Космические
Корабли,  только на этот раз обведенная черной траурной  рамочкой.
Альбер из любопытства щелкнул мышкой, и на экране тут же выскочило
следующее меню:
   -  Которые упали вниз и разбились.
   -  Которые  упали вниз, но не разбились, потому что  утонули  в
океане.
   -  Которые  упали вниз, чуть-чуть подпрыгнули, и  только  потом
разбились.
   -  Которые  не  упали  и  не разбились,  а  просто  взлетели  и
немножечко взорвались.
   -  Которые не упали и не разбились, и совсем не взорвались,  но
когда   взлетали,  то  чуть-чуть  наклонились,  и  все  космонавты
высыпались через открытый люк.
   "Да,  все-таки  космос полон опасностей!" - подумал  Альбер.  -
"Надо проследить, чтобы люк закрыть не забыли."
   Он  вернулся в главное меню - Космические корабли - и продолжил
поиск.
   - Пушечные ядра, на которые нужно вовремя прыгнуть попкой.
   - Утвержденные Указом Президента.
   - Белка и Стрелка.
   - "Warcat", - ужасный военный звездолет из игры Mouse of Orion,
вооруженный   генератором  черных  дыр,  звездным  конвертером   и
дистанционным мышепоглотителем.
   - Для мышат.
   - Ага, то что нужно, - решил Альбер.
   Правда,  ниже  была еще одна строчка: Для мышат, которые  любят
Сникерс.
   "Это не подходит," - подумал Альбер. Он не переносил Сникерс. -
"Испортили  же  такие  вкусные орешки  противным,  толстым-толстым
слоем какой-то вязкой коричневой гадости, с непонятным запахом." -
Мыши вообще шоколад не любят.
   Щелкнув по выбранной строчке, мышонок перешел в другое меню,  в
котором  перечислялись  различные части и  детали  корабля.  "Ага,
Противометеоритное  оружие,  -  сюда  и  войдем."  Там  он  увидел
следующую  строчку  - Лазерные пушки, войдя в  которую  наконец-то
обнаружил  то, что искал: Лазерная пушка, которую сегодня  мышонок
Фридрих заставил программировать мышонка Альбера.
   - О! Вот это как раз то, что надо, - обрадовался Альбер.

   - А знаешь, я бы хотела такого маленького мышоночка, и чтобы он
был  розовый, - мечтательно произнесла она. - И чтобы он еще читал
стихи... и еще любил розовое персиковое варенье... Он бы  сидел  у
меня  на ладошке - такой крошечный, пушистенький, - и читал стихи.
А  я  бы его за это кормила вареньем из ложечки... - все это  Маша
говорила, обращаясь к плюшевому мишке, который, видимо, слушал  ее
в глубокой задумчивости, раз ничего не сказал в ответ.
   - Нет, ты не думай, я тебя тоже люблю.  Но ты ведь уже большой,
вон какой вырос, - медвежонок действительно был большой, размерами
он  не  уступал самой Маше. - И потом, ты сам виноват:  ты  же  не
умеешь стихи сочинять, и варенье не любишь...

   "Так,  с лазерной пушкой все в порядке. Можно расслабиться,"  -
подумал Альбер после двух часов возни и откинулся на спинку стула.
-  "И  почему  мне приходится заниматься такой ерундой?  -  И  все
только  для того, чтобы попасть в космос. А спросить, - зачем  мне
туда? - Так и ответить трудно."
   Эти мысли настроили Альбера на философский лад.
   - А что, собственно, мне нужно от жизни? Что нужно поэту в этом
холодном мире? - рассеянно произнес он.
   - Слава? Но что такое слава? - Успех у суетливой серой толпы...
Нет, слава мне не нужна, как и всякому истинному поэту.
   - Деньги?  -  Зачем нужны поэту эти невкусные зеленые  бумажки?
Фантики  от  конфет  и  то приятнее - они по крайней  мере  хорошо
пахнут.
   Альбер потянулся и зевнул.
   "Хорошо  бы  стать таким маленьким-маленьким," - он мечтательно
зажмурился. - "Сидеть на ладошке у какой-нибудь хорошенькой мышки,
и читать ей стихи..."
   "Хотя  нет,  мышка - это слишком прозаично. Сидеть  на  ладошке
у...  У девочки - да, у девочки, в розовом платьице. Сидеть у  нее
на  розовой ладошке и читать стихи. - Вот она, мечта поэта.  -  Ну
еще,  конечно, чтобы она кормила меня вареньем из ложечки -  таким
розовым  персиковым  вареньем... - Да,  а  по  вечерам  укладывала
спать..."
   Мечты всегда приносят с собой вдохновение. "Что мне там Фридрих
еще  заказывал?  Про  ужасные ракеты?"  -  спохватился  мышонок  и
довольно  быстро  застрочил что-то в блокнот.  Впрочем,  время  от
времени он останавливался и мечтательно закрывал глаза.

   Дверь   открылась,  и  в  комнату  вошел  мышонок   Фридрих   в
сопровождении главного инженера и еще нескольких мышат  из  своего
ближайшего окружения.
   - Ну что, Альбер, закончил?
   Альбер кивнул головой.
   - Включай лазера, будем выпускать контрольную муху.
   "Контрольная   муха"   -  это  обычный  в  космонавтике   метод
тестирования  противометеоритных пушек.  Один  из  офицеров  свиты
поставил на стол клетку с мухами-дрозофилами, довольно крупными  -
размером примерно с мышиную ладонь, - и вопросительно посмотрел на
Альбера.   Альбер  подождал,  пока  все  отойдут   в   сторону   и
пространство  перед лазерами станет свободным, и, кивнув  офицеру,
щелкнул тумблером.
   Офицер резким движением откинул переднюю стену клетки - и  мухи
вырвались   на   свободу.  Но  вместо  лазерных  выстрелов   вдруг
загрохотала музыка - что-то среднее между мышь-кором,  гаввером  и
мяу-трансом. И тут же вспыхнули лазерные лучики: красные, зеленые,
синие,  они  выписывали в полутемном пространстве комнаты,  вокруг
летающих  мух, замысловатые разноцветные картинки. Преломляясь  на
мушиных крылышках, усеянных крошечными перламутровыми зеркальцами,
свет мелкими брызгами рассыпался по всей комнате. Альбер, невольно
затаив  дыхание, впился взглядом в эту феерическую картину.  Мухам
это тоже понравилось, - потому что, прежде чем вылететь в открытую
форточку,  они  плавно  сделали  несколько  прощальных  кругов  по
комнате.
   - Думаешь, розовый - так тебе все можно?! - покраснел от злости
главный инженер. - Ты что нам тут дискотеку устроил!
   - Ой, - спохватился Альбер, -  кажется, я не тот режим включил.
Подождите,   подождите,  -  нужно  частоту  изменить  и   мощность
увеличить.
   - Ладно,  без  тебя  разберемся.  Проваливай,  х-х-художник,  -
главный  инженер  махнул  рукой  и из  свиты  выскочило  несколько
техников.
   - Убирайся,  мы  сами  все  сделаем, без сопливых,  -  еще  раз
повторил он Альберу.
   Однако мышонок Фридрих успокаивающе похлопал инженера по плечу.
   - Да  ладно,  Альбер,  не обижайся.  Я  сам  виноват,  -  голос
Фридриха  приобрел некоторый оттенок раскаяния. - Зря я,  конечно,
тебя  этим заниматься заставил. Ты ведь у нас поэт, а не  инженер.
Песню-то ты сочинил, конечно?
   - Ну,  кое-что  я  придумал, - скромно ответил Альбер,  пытаясь
вспомнить,  что же он насочинял за последние полчаса, и  можно  ли
это показывать Фридриху. - Только еще не до конца...
   - Дай, дай посмотреть, - Фридрих выхватил блокнот у него из рук
и прочитал:

               Как грозный вихрь, ужасные ракеты
               Летят... Но я не думаю о них.
               Моя душа тобой полна. О, где ты?
               Тебе я подарю свой самый жаркий стих.

   Прочитав  первую  строфу, Фридрих дальше читать  не  захотел  и
угрожающе посмотрел на Альбера:
   - Ты... что это тут такое насочинял?  Я же про ракету просил, а
не про любовь!
   - Тут  и  есть  про  ракету, -  неуверенно пробормотал  Альбер,
лихорадочно соображая, что же делать. - Это ведь еще набросок, а в
окончательной версии про ракету будет больше.
   - Да пош-шел ты! - обиделся Фридрих. - Лучше я сам сочиню.
   - Нет, нет, - тут все легко исправить! - засуетился Альбер.  Он
схватил блокнот, и что-то чиркнул там.
   - Вот, смотри, что получилось:

               Как грозный вихрь, ужасные ракеты
               Летят. И я все думаю о них.
               Моя душа борьбой полна. О где ты?
               Кровавой битвы самый жаркий миг.

   - Ну, слегка получше, конечно, - скептически заметил Фридрих. -
Но  все равно это не то, что надо. Это ведь не песня, это размазня
какая-то  получилась. Нет тут энтузиазма. Эх,  а  я  так  на  тебя
надеялся!
   Сочтя  разговор исчерпанным, Фридрих вышел из комнаты.  За  ним
направилась и вся его свита, криво ухмыляясь в сторону  Альбера  и
корча ему рожицы.
   - Постой, постой! - как и всегда в критический момент, сознание
у  мышонка заработало особенно быстро и отчетливо. - Послушай, что
мне сейчас в голову пришло!
   Он догнал Фридриха, и бодрым, насколько сумел, голосом, выпалил
ему в лицо экспромт:

               Наш звездолет вперед летит
               И в нем мышей отряд сидит.
               Как грозный вихрь они могучи,
               И не боятся вражьей тучи!

   - И еще припев:

               Ужасные ракеты
               Летят, летят, летят,
               Мышата не боятся
               Ни кошек, ни котят!

   (Читая   припев,   Альбер  от  избытка   вдохновения   особенно
подчеркивал  и растягивал некоторые согласные, отчего  получалось:
"Ужжжасные  ррракеты,  Лллетят, лллетят,  лллетят,  Мммышата  не-б
боятся, Ннни кошек ни-к котят!!!")
   - О-о-о!!  Вот что значит настоящий поэт! - обернулся Фридрих к
своим адъютантам, а потом уважительно похлопал Альбера по плечу. -
Да,  это круто! Это у нас боевая песня будет. Ты еще пару куплетов
в том же духе придумай.
   - И про поэму не забудь, кстати, - добавил он, уходя.

   Альбер  вышел из лаборатории с твердым намерением не  допускать
больше таких проколов. "Нужно собрать волю в кулак, и директивно -
как  говорит  Фридрих  - доделать все это. Прямо  сейчас,  еще  до
отлета!"
    "Первым делом поэму нужно добить. Что-то я на этих киберпанках
застрял.  Так,  если  танки отпадают, будем про  пушки,"  -  решил
Альбер. - "Про пушки, нужно что-нибудь про пушки!" - он мучительно
напрягал воображение. - "Ага, вот:"

               Загрохотали лазерные пушки, -
               У киберпанков задрожали тушки.

   "Тушки у них задрожали. - Общественности должно понравиться.  -
Так, что у нас там дальше по сюжету? Решающая битва между мышатами
и  киберпанками в виртуальном пространстве. Побольше трупов, - так
говорил  Фридрих, - большая победа никогда не бывает бескровной...
Тут  главное придумать ключевую сцену, а потом вокруг нее все  уже
само собой образуется."
   Альбер   закрыл   глаза,  пытаясь  представить   себе   большое
заснеженное   поле,  покрытое  мертвыми  мышатами.   Он   мысленно
прослезился. - "Вот-вот, это хорошо, получится трогательнее."

               На горячем снегу без движенья лежат,
               Позабыв обо всем, сорок тысяч мышат...
               Вам бы в норках сидеть, на свирельке дудеть,
               А не взором стеклянным на звезды глядеть.
               Кто же, кто же, скажи положил эту рать?
               Кто привел их сюда погибать-умирать?
               Это Фридрих-герой, на коне он сидит,
               И победную речь по бумажке твердит:
               "Вы погибли, друзья, за свободу мышей,
               Сорок тысяч врагов вы прогнали взашей,
               Ваша слава теперь на весь мир прогремит."-
               Только нету ответа, лишь вьюга шумит:
               Позабыв обо всем, без движенья лежат
               На горячем снегу сорок тысяч мышат...

   Сквозь  слезы  и  едва сдерживаемые рыдания,  Альбер  с  трудом
записал  эти  строки  в блокнот. "Только вряд  ли  это  понравится
Фридриху,"  -  подумал  он.  И вдруг  почему-то  вырвал  листок  и
разорвал его на мелкие кусочки.
   -  Все!  - решительно сказал Альбер самому себе. - Надоело  про
пушки  и танки! Да и в космос мне совсем не нужно лететь - я  ведь
там никогда не встречу мою девочку...

   "Бедненький, как он там один, без меня? Может, он  думает,  что
совсем  никому не нужен... И другие мышата дразнят его за то,  что
он  розовый, и сочиняет стихи." - Эти мысли пришли Маше в  голову,
когда   она   надевала  роликовые  коньки.  -  "Такой   крошечный,
хорошенький. И никто его не понимает. Кроме меня. И никто  его  не
накормит вкусным персиковым вареньем..."
   Наконец,   Маша  застегнула  последнюю  застежку,  и  понеслась
навстречу ветру по широкой бетонной дорожке, проложенной  прямо  в
лесу.  (По  ночам мышата использовали ее как аэродром для  тяжелых
транспортных мышелетов, прилетавших из-за океана.)

   А  за  воротами  военной базы в это время начинался  прощальный
митинг. Кроме мышат, улетающих сегодня на ракете, в густой  толпе,
собравшейся  вокруг пусковой шахты, было множество  провожающих  и
гостей  из  соседних мышиных колоний. Мышонок Фридрих, посматривая
на   часы,  давал  последние  указания  мышонку  Освальду,  своему
заместителю,   который  оставался  на  Земле,   чтобы   руководить
постройкой  следующих ракет. (Хотя Освальд от  природы  был  белым
мышонком,  от  загара  его шерстка приобрела  золотисто-коричневый
цвет:  совсем недавно он вернулся из Африки, где проводил  отпуск,
охотясь  на  слонов.) Как обычно, над собравшимися  была  натянута
маскировочная   сетка,  а  сверху  летали,  стрекоча,   патрульные
мышелеты.
   Трибуна была украшена серыми праздничными знаменами, на которых
ярко  горели золотые буквы МКП(м). Серый цвет здесь символизировал
равенство,  золотой  цвет  -  сыр, и вообще  урожай.  Аббревиатура
расшифровывалась просто: "Мышиная Космическая Партия (мышевиков)".
   У  мышат  было  три политических партии - мышисты,  мышевики  и
мышефисты.  Мышисты говорили, что перебить всех котов нужно  прямо
сейчас,  не  откладывая. Мышевики утверждали,  что  время  еще  не
пришло  -  сначала  нужно построить Космическую Империю  (в  одной
отдельно  взятой галактике), наладить промышленность, производство
сыра и звездолетов. А мышефисты вообще не хотели ни с кем воевать.
   Толпа, которая стояла вокруг трибуны, принадлежала в основном к
партии  мышевиков,  начальником которой был  мышонок  Фридрих.  Но
встречались  и отдельные группки мышистов, - их можно было  узнать
по  характерным знаменам. На кроваво-красном мышинском знамени был
схематически  изображен дохлый кот, черного цвета, распластавшийся
на  белом  кружке.  Лапки  его были раскинуты  во  все  стороны  и
неестественным  образом загнуты, - наверное, его переехал  тяжелый
мышетранспортер.
   Толпа  зашумела - это на трибуну наконец-то вышел, а  точнее  -
выбежал,   мышонок   Фридрих.  Успокоив  властным   жестом   лапки
начавшиеся было аплодисменты, он бодро перешел к делу:
   -   Дамы  и  господа!  Мышки  и  мышата!  Товарищи!  Ракета,  о
необходимости   которой  так  долго,  много  и  красиво   говорили
мышевики, наконец-то построена!
   Его   речь   прервали   громкие   крики   "Ура!",   бурные    и
продолжительные аплодисменты. Фридрих гордо улыбнулся и  подождал,
пока стихнет шум.
   -  Сегодня,  в  этот исторический день, - он бросил  взгляд  на
часы,  -  в семнадцать часов двадцать три минуты, мы все улетим  в
космос. Нет, мы не бежим отсюда, с Земли, как утверждают некоторые
несознательные товарищи, - он покосился в сторону мышистов.  -  Мы
временно  отступаем,  чтобы вернуться. Там, в глубине  космических
просторов, мы построим Великую Империю, Империю Космических Мышат.
   Первую  тысячу  лет мы будем заниматься мирным  строительством.
Создавать  заводы,  фабрики,  города.  Развивать  промышьленность.
Строить огромные, ужасные военные звездолеты. Но потом, когда мощь
нашей  Империи  вырастет в космическую величину, мы вернемся сюда.
Грозным вихрем мы обрушимся  на  эту  презренную планетку. И пусть
тогда  кто-нибудь оттуда, - он  махнул  рукой  в сторону запада, -
попробует сказать "Мяу"! Этих чудовищ, этих гадких и мерзких котов
мы переловим всех до одного и посадим в железную клетку!
   Снова  грянул  гром аплодисментов, над толпой  поднялись  серые
праздничные  транспаранты: "Да здравствует  сверхмышонок  Фридрих,
наш  вождь  и  учитель!"  "Весь сыр - мышатам!"  "Сыр  -  мышатам,
фабрики  и  заводы  -  мышатам, и Землю -  тоже  мышатам!"  "Долой
мышеловки!"  "Keine Amerikanische Zukunft!" "Мышляндия  -  превыше
всего!"
   Митинг закончился распеванием партийного гимна:

               Котов мы гадких переловим,
               Посадим в клетку, а затем, -
               Мы наш, мышиный мир построим,
               Кто был мышом, тот станет всем!

   Сразу  после  этого  началась посадка в ракету.  Члены  команды
выстроились  в очередь перед лифтом, который спускал их  в  шахту.
Очередь  была очень длинной, она имела форму спирали и  обвивалась
вокруг  ракеты несколько раз. Эта спираль непрерывно двигалась  по
кругу,  по мере того как пассажиры исчезали в шахте, - отчего  все
это   зрелище  несколько  напоминало  воронку,  образуемую  водой,
которая втягивается в сливное отверстие.

   Альбер  незаметно затерялся в толпе провожающих, а потом юркнул
в  заросли травы, - лететь ему почему-то окончательно расхотелось.
По  крайней  мере  в этот раз. - "Может быть потом,  на  следующей
ракете,  которая полетит через год..." - Через минуту он  добрался
до  речки, протекавшей неподалеку от космодрома, и решил подождать
здесь,  пока  ракета  не  улетит. Он уселся  на  небольшой  стожок
свежего  сена, который сметал здесь хомячок, полевка или  какой-то
другой сельский житель. Сено было еще совсем зеленым, и пахло чем-
то  родным  и  знакомым  с детства. Сверху над  Альбером  тихонько
шевелились   ветви  огромного  дерева;  все  вокруг  было   усеяно
солнечными зайчиками, пробившимися сквозь листву.
   Мышонок  разлегся на сене и заметил вишню, спелую до посинения,
которая  свисала с ветки хвостиках в тридцати над  ним.  "Слазить,
что ли, за ней? А заодно и поглядеть оттуда на пуск?" Но лезть ему
было  лень.  Он  посмотрел  на вишню ностальгическим  взглядом,  и
вспомнил почему-то стихи древнего поэта:

               Я помню чудное варенье,
               Конфеты, кексы и торты,
               Как мимолетное виденье
               Невероятной вкусноты.

   "Чего  это меня на еду потянуло?" - задумался мышонок, и понял,
что   проголодался.  Пошарив  в  карманах,  Альбер  обнаружил  там
несколько  семечек  подсолнечника.  Он  очистил  от  кожуры  самое
крупное  и  принялся задумчиво жевать, откусывая от него небольшие
кусочки.
   Сверху   мелькнула  чья-то  крылатая  тень,   -   это   воробей
приземлился   рядом  с  Альбером  и  начал  зачем-то   расхаживать
хвостиках  в  пяти  от  него, искоса бросая  на  мышонка  какие-то
странные  взгляды. Альбер любил птиц, особенно маленьких.  "Может,
он  есть хочет?" Он вынул из кармана семечко и бросил воробью. Тот
поймал  его  на лету, очистил от кожуры, не вынимая  из  клюва,  и
отправил  в  зоб.  Сделал  он  это  как-то  машинально,  чисто  из
приличия,  -  особого  энтузиазма этот жест не  выражал,  из  чего
Альбер заключил, что интересует воробья что-то совсем другое.
   Птица  продолжала все так же разгуливать неподалеку от мышонка.
"Странный какой-то воробей," - подумал Альбер. - "И чего  это  ему
нужно?  Может, он хищный?" Задумавшись об этом, Альбер на  секунду
отвел взгляд от птицы, и тут же почувствовал, что кто-то его тащит
за  полу фрака. Испуганно оглянувшись, Альбер понял, что тащат  не
его,  а  соломинку, на которой он сидел. "А, вот  он  чего  хотел!
Просто ему сено для гнезда нужно."
   Выдернув из-под Альбера соломинку, воробей, не выпуская  ее  из
клюва, вспорхнул и скрылся из виду. Альбер нехотя слез со стожка и
пересел на сухую веточку, которая валялась неподалеку от него.
   Через  секунду  воробей вернулся. Клювом он держал  за  шиворот
большую   фиолетовую   гусеницу,  которая  от   страха   перестала
шевелиться  и  зажмурила глаза. Он подлетел к  Альберу  и  положил
гусеницу  прямо  у его ног, - судя по брезгливому выражению  лица,
сам  воробей  гусениц  не ел. "Это он за сено  расплачивается,"  -
догадался мышонок.
   -  Вообще-то это не мое сено, - честно признался Альбер. -  Так
что можешь таскать, сколько душе угодно.
   Он  взял  на  руки гусеницу и с удовольствием  погладил  ее  по
мягкой  шерстке. Гусеница дружелюбно замурлыкала,  снова  зажмурив
глаза - на это раз от удовольствия. Альбер осторожно положил ее  в
траву и снова обратился к воробью:
   -  И  гусениц  я не ем, а если хочешь мне что-нибудь  подарить,
сорви лучше вот эту штуку, - он указал пальцем на вишню.
   Воробей  вспорхнул  наверх и тут же принес  ее  Альберу,  держа
клювом за черенок.
   -  Спасибо,  -  поблагодарил его мышонок, и  затолкал  огромную
ягоду в рот целиком.
   -  Ы  е  обиай  уфениц,  - сказал он воробью  с  набитым  ртом,
пытаясь, однако, придать своему голосу назидательную интонацию.  -
Иф них фотом фафочки выуфьяются, акие фасивые.
   Воробей  выслушал  его  и,  ничего не ответив,  принялся  снова
таскать сено.
   "Хорошо,  когда никто не заставляет писать стихи  про  пушки  и
танки," - подумал мышонок, выплевывая вишневую косточку. - "Может,
про  воробья написать? Или про вишню? - Правда, ведь обо всем этом
столько уже было написано..." -

               Спелая вишня вкусна.
               Жаль, состарились слова...

   - меланхолично  произнес мышонок.  Он уже собирался  вынуть  из
кармана блокнотик, который всегда носил с собой, как вдруг у  него
перед   носом   совершенно  неожиданно  возникла  фигура   мышонка
Фридриха.
   - Альбер, что это ты задумал? Нам в космосе поэты нужны! Давай-
давай, собирайся, - коллектив тебя ждет.
   "Как бы ему объяснить?" - задумался Альбер. - "Если сказать по-
людски,  то  есть  по-мышиному, так он  не  поймет,  еще  смеяться
будет."
   Альбер   сделал  глубокомысленное  выражение   лица   и   начал
рассуждать, как бы думая вслух.
   - Судьба поэта - всегда оставаться одиноким. Что у нас общего с
этой  серой толпой? С этим мышиным муравейником? Мы, гиперборейцы,
созданы   для   северных  вершин,  покрытых   льдом   и   усеянных
эдельвейсами.  Там,  где  на крыльях ночи распускается  алая  заря
будущего... - там, только там наше место.
   Он искоса посмотрел на Фридриха: на него такие речи действовали
наверняка,  приводя  в возвышенно-роматическое расположение  духа.
Вот  и  на  этот  раз  Фридрих, казалось, был  глубоко  взволнован
услышанным.
   - Как я тебя понимаю, Альбер!
   - Что ему мирская слава? Что ему деньги? - продолжал тот. - Что
ему те приманки, которыми жизнь сводит с ума простых смертных?

               Но к вашим сладостям бесчувствен он:
               Его мышиный взор для далей создан,
               Ему на сыр плевать -
               Он видит звезды, звезды!

   Он процитировал одно из самых любимых стихотворений Фридриха.
   -  Да,  звезды...  -  произнес  он  задумчиво.  -   Но  в  этот
переполненный вагон метро, который отправится в космос,  никто  из
нас  не войдет по собственной воле. Ведь мы всегда со звездами,  а
звезды  всегда с нами. Мы уже там, наверху... И все-таки  долг  не
дает нам покоя. И самые сильные из нас спускаются с горных вершин,
чтобы направить на верный путь это серое стадо, - он взял Фридриха
за  руку.  -  Это твоя миссия, и ты должен лететь с ними,  как  бы
горько  ни было тебе одному среди этой серой массы. А мой  долг  -
здесь,  на  Земле,  делать  так, чтобы  никто  не  забыл  о  вашем
космическом подвиге. И чтобы новые поколения мышат не расставались
с мыслью о Небе.
   -  Но как же я буду один, без тебя, среди этих идиотов? И Сент-
Кор от меня сбежал... - горестно пожаловался Фридрих.
   -  Это твой долг. И ты должен нести его, стиснув зубы, и связав
хвостик  морским  узелком.  Жалеть себя  не  пристало  коcмическим
героям.

               В душе сдави мышиный стон,
               Иди по жизни будто слон,
               К иным мирам лежит твой путь
               И ты о жалости забудь!

   -  Oh, ja, ja! - Фридрих был так глубоко поражен этими стихами,
что  перешел,  не  заметив  того,  на  кошачий  язык.  -  Das  ist
Wahrhait!!
   Сбитый с толку Альбером, он кажется совсем забыл, зачем начинал
этот  разговор. Сосредоточенно глядя куда-то вдаль, он  побрел  по
направлению  к ракете, машинально бормоча про себя "К  иным  мирам
лежит мой путь, И я о жалости забудь!"
   "Фу-у-у," - отдышался Альбер.
   Некоторое  время он меланхолично прогуливался по  берегу  реки.
Этот  разговор и его почему-то навел на философский лад. "Вот она,
судьба поэта - один, всеми покинут." Он все же хотел увидеть,  как
будет взлетать ракета - может, придут в голову какие-нибудь стихи.
В  ожидании  пуска, мышонок, чтобы настроить себя  на  поэтический
лад, закрыл глаза и предался медитации.

   Внезапно  одиночество  Альбера снова  было  нарушено:  со  всех
сторон его обступили симпатичные мышки, его подружки, которых  из-
за предстартовой суеты он не видел уже несколько дней и ночей.
   -  Альбертик, Альбертик, а почему ты не летишь? Как же  мы  без
тебя будем?
   -  А ты обещал мне стихи к дню рождения!
   -  И мне, и мне тоже обещал!
    "Это Фридрих нарочно их на меня напустил," - подумал Альбер. -
"Что бы им такое сморозить?"
   У  Альбера  было много поклонниц, - и не только дома,  но  и  в
других мышиных колониях. Известность ему принесла поэма о мышатах-
аквалангистах, под названием "Русалка". В центре этой поэмы стояла
любовная трагедия, а ее главным героем был розовый мышонок: в него
влюбилась  мышка-русалка, дочь морского царя, которую он  спас  от
стаи  морских  котиков. После того как Квентин Тарантино  снял  по
этому  сюжету  мультфильм ("Бешеные котики"), а  на  главную  роль
пригласил самого Альбера, мышонка просто носили на руках.
   -  В  сущности, пространство - всего лишь наша иллюзия, - начал
он  как  бы  в задумчивости. - Сердцем я все равно буду с  вами...
Долгими  ночами я буду оплакивать нашу разлуку, и мои  стихи,  мои
телепатические импульсы преодолеют черные бездны галактик и дойдут
до вас через тысячи парсек межзвездной пыли.
   -  Как романтично!
   -  Ах, Альбертик, ты всегда был таким загадочным...
   -  Но мы все равно будем скучать без тебя, особенно по ночам...
   -  Что ж, пусть колыбельную споет вам кто-то другой. Конечно, я
буду  немножечко  ревновать,  но  наша  астральная  связь  слишком
крепка, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, - благосклонно
ответил Альбер.
   Внезапно пространство разорвали звуки сирены.
   -  Ах, это третий звонок! Мы опаздываем!
   -  До свидания, Альбер!
   -  А может, ты все-таки передумаешь?
   Не дождавшись ответа, мышки стремительно убежали по направлению
к ракете. Альбер посмотрел им вслед и вздохнул: "А неплохо было бы
уговорить их остаться..." Жаль, что эта мысль пришла ему в  голову
слишком поздно: его разбудил ужасный грохот.
   "Ну и приснится же! Написать, что ли, и правда поэму про мышку-
русалку?"  Очнувшись  окончательно,  он  понял,  что  ракета   уже
стартовала.  Отдаленный  рев двигателей и  яркий  огненный  хвост,
прочертивший  небо,  навеки унесли в прошлое  всех  его  друзей  и
подружек.  "Они  улетели.  Навсегда..."  -  смахнул  он  слезинку.
Нежданная  печаль  вдруг  проникла в его  душу.  Остановившись  на
берегу реки, он устремил взгляд на огненную точку, которая все еще
маячила в небе.

   -  Ты  тоже не улетел, Альбер! - услышал он вдруг позади чей-то
обрадованный голос.
   Альбер  оглянулся, - из зарослей высокой травы к нему  подходил
какой-то незнакомый мышонок в черных солнцезащитных очках. Мышонок
этот  был  изумрудно-зеленого цвета;  одет  он  был  в  армейского
образца   бронежилет,   цвета  хаки,  покрытый   зеленовато-бурыми
маскировочными  разводами; на плечах жилета можно было  разглядеть
крошечные погоны. Жилет был расстегнут и перетянут кожаным  поясом
с  крупной  медной бляхой, на которой были выгравированы  череп  и
кости.   К   поясу  были  прикреплен  плеер,  фляга  и   несколько
метательных  ножей, упрятанных в кожаные ножны. На шее  у  мышонка
висел  бинокль  и наушники от плеера, на голову был  одет  голубой
берет  с прорезями для ушей на макушке, а из-за спины высовывалась
рукоятка длинного самурайского меча.
   -  Привет,  -  нерешительно ответил Альбер. - А ты...  тоже  из
нашей колонии?
   -  Ja,  ja,  aber bestimmt, - почему-то ответил он на  кошачьем
языке. - Ты что, меня не узнаешь? - мышонок снял черные очки.
   Какие-то   смутные  воспоминания  зароились  было  в   сознании
Альбера,  - в памяти всплыл один длинный (целых семнадцать  серий)
фильм про мышонка-разведчика, который выдавал себя за кота (он там
еще  стукнул  какого-то  одноглазого котенка  банкой  "Вискас"  по
голове,   -   получилось   очень  смешно).   Однако   всмотревшись
попристальнее  в  черты мышиной мордочки, он  понял,  что  никогда
раньше его не встречал.
   -  Нет, что-то не припомню. А как тебя зовут?
   -  Ну, вообще-то зовут меня Серж-Альфонс-Донатьен, барон Унгерн
фон  Мышберг, граф Вракула, маркиз де Сент-Кор, - мышонок  отвечал
важно  и с расстановкой. - Это сокращенный вариант, а полный...  -
он  порылся в карманах жилета, видимо разыскивая какую-то бумажку,
но  потом махнул рукой. - А полный я и сам иногда забываю.  Но  ты
можешь  называть  меня  "просто Сергей", -  добавил  он  несколько
покровительственным тоном.
   "А, так это, наверное, знаменитый полковник Сент-Кор, начальник
службы безопасности мышонка Фридриха," - догадался Альбер.
   Об  этом  героическом мышонке все знали, но  из-за  конспирации
никто  не  мог сказать, как он выглядит на самом деле. И хотя  его
частенько  показывали по мышевизору, изображение его мордочки  там
было  изменено при помощи компьютера до полной неузнаваемости.  Не
был  известен  даже  истинный цвет его шкурки: одни  называли  его
черным   бароном,  другие  -  зеленым  графом,  третьи  -  голубым
маркизом.  Иногда  его  звали  и  фиолетовым  герцогом.   (Видимо,
герцогский титул упоминался на потерянной им бумажке.)
   - Ага, понимаю, - ты полковник Сент-Кор. Странно только: почему-
то  я  раньше  не видел у нас мышонка зеленого цвета, -  задумчиво
проговорил Альбер.
   - Так  я  же в службе безопасности работал, там все  по  уставу
должны в черный цвет краситься.
   - Тогда  понятно.  А почему ты остался?  -  спросил  Альбер.  -
"Может быть, он тоже остался из-за девочки," - пришла ему в голову
мысль.
   - Понимаешь, я - самурай, я сражаться люблю. А когда я услышал,
что "первую тысячу лет мы будем заниматься мирным строительством",
- так мне сразу и лететь расхотелось.
   - Ух, и заставит же их Фридрих вкалывать! - продолжал Сергей, и
при  этих  словах  у  него  на  мордочке  возникла  издевательская
ухмылка. - Здесь на Земле можно было хоть уйти и спрятаться, а  на
корабле в каждой комнате видеокамера висит - я сам устанавливал  -
и   все   выводится  к  Фридриху  на  монитор.  Чуть   кто   начал
бездельничать - тут же он прибежит и нагоняй вставит.
   - Правда? - изумленно воскликнул Альбер. - Как хорошо, что я не
полетел!
   - И  что ты теперь собираешься делать? -  снова задал он вопрос
Сергею.
   - Я? Еще не знаю. В мире есть много дел для настоящего мышчины:
мафия  снова голову подымает (комиссар Катани мне как раз на  днях
звонил);  горячих  точек  полно: Конго, Сомали,  Ирак,  Внутренняя
Монголия, да и полковник Каддафи мне что-то перестал нравиться. Но
для  начала  я  возьму  отпуск,  расслаблюсь.  Найду  каких-нибудь
мальчиков.
   -  Мальчиков?  - удивился Альбер и подозрительно  посмотрел  на
Сергея.
   -  Ну  да, мальчиков, - которые в войну играют. Я у них голубым
беретом  пока  поработаю. У меня ведь  опыт  большой,  -  я  и  во
Вьетнаме, и в Заливе побывал.
   Альбер  вспомнил, что как раз на прошлой неделе смотрел  сериал
"Мышонок в пустыне", - про подвиги Сент-Кора в последней войне. Он
спасал   там   Джеймса  Бонда,  Сильвестра  Сталлоне  и   Арнольда
Шварцнегера,   которых   Саддам  Хуссейн   посадил   в   подземный
концлагерь.   А  после  они  вместе,  под  руководством   мышонка,
открутили ядерные боеголовки у иракских ракет.
   -  А я девочку ищу, - неожиданно для себя признался Альбер.
   -  Девочку? Ха-ха-ха! - рассмеялся мышонок. - Да зачем она тебе
нужна,  -  с ними ведь такая скука! Заставят тебя играть в  куклы,
или в дочки-матери, - эх, знал бы ты, как все это надоедает!
   Сергей нахмурился и устремил взгляд куда-то вдаль.
   -  Была у меня однажды девочка. Даже две сразу. - Как они  надо
мной  издевались! Спать насильно укладывали, кормили  вареньем,  -
фу,  такая  гадость! - А однажды, - в его голосе вдруг  прорвалась
какая-то  застарелая обида. - Захотел я однажды в банке с вареньем
в  подводную лодку поиграть, - ну, поплавать немножечко, понырять,
специально даже акваланг одел, - такой писк подняли... После этого
я и ушел.
   -  А   какое  было  варенье?  -   поинтересовался  Альбер.  Его
воображение представило себе огромную банку с вареньем, в  которой
можно  было  плавать,  как в бассейне, - или загорать  на  берегу:
черные  солнцезащитные очки, бутылка мыше-колы в руке, а  рядом  -
парочка мышек в бикини, сладких и разомлевших от варенья.
   -  Персиковое. С тех пор я почему-то его не люблю. "Дони, Дони",
-  так  они  меня называли, - "Ну скушай еще ложечку  варенья,"  -
передразнил он их тягучий и пискливый голосок.
   -  А я люблю персиковое варенье, - мечтательно произнес Альбер.
   -  А  я  больше  мясо  люблю, - сказал  Сергей.  -  Поджаренную
кошатину.
   При  этих  словах у мышонка хищно сверкнули зубы, и тут  только
Альбер обратил внимание на некоторые многозначительные детали  его
внешности:  на  его  довольно мускулистые  для  мышонка  руки;  на
пластиковую  булаву  с  выдвигающимися лезвиями,  прикрепленную  к
кончику  хвоста;  на  то,  что его жилет слегка  оттопыривался  на
груди, явственно обрисовывая контуры кобуры. Заметил он и то,  что
жилет  мышонка  на  плечах  и спине был покрыт  мелкими  стальными
иголками, так что сзади тот был слегка похож на небольшого  ежика.
Его  пластиковые наколенники и налокотники тоже, видимо,  имели  в
себе  выдвижные лезвия. Общую картину довершали заткнутые за  пояс
кожаные  перчатки  (две пары) с огромными металлическими  когтями-
бритвами, - такие обычно носят вампиры в кино. При взгляде на  эти
перчатки Альберу смутно припомнились истории, которые рассказывали
про  Сент-Кора,  - о том что по ночам, при полной луне,  он  якобы
превращается в огромную стальную крысу и охотится за котами.
   Впрочем,  вид его не внушал угрозы: физиономия Сергея  выражала
собой не свирепость, а скорее какое-то странное сочетание снобизма
и простодушия.
   -  Слушай,  а  я  вот  что  еще хочу о девочках  спросить...  -
нерешительно начал Альбер.
   -  Да? - Сергей внимательно посмотрел на него.
   -  А стихи они любят? - с замиранием сердца спросил мышонок.
   -  Стихи-и-и?! - рассмеялся Сергей. - Да они во-о-обще не знают,
что  это  такое.  Женщина - это воплощение прозы!  -  торжественно
подвел он итог.
   Но потом почему-то сразу же погрустнел. Он горестно вздохнул  и
отстегнул от пояса фляжку.
   -  Не хочешь? - протянул он фляжку Альберу.
   -  А что это?
   -  Мышьяк, пятизвездочный.
   -  Нет, спасибо, - не люблю крепких напитков. Я только мыше-колу
пью.
   -  Знаешь,  -  снова вздохнул Сергей и отхлебнул из  фляжки.  -
Вообще-то я тоже раньше был розовым - но когда все осознал,  решил
перекраситься. Хочешь, я и тебе краски дам?
   -  Нет, спасибо, как-нибудь потом, - вежливо отказался Альбер.
   Сергей еще разок приложился к фляжке. Кажется, это изменило его
настроение в лучшую сторону.
   -  А  знаешь, - вдруг переменил он тему разговора, - Я все твои
стихи  наизусть знаю. И из "Мышиады" тоже несколько  отрывков.  Он
выпрямился   и   начал  читать  стихи  -  очень  торжественным   и
героическим голосом:

               ...Пролетела мимо первая стрела, -
               Даром прожужжала, звякнув, тетива,
               А стрела вторая угодила в стремя,
               Рыцарю лихому оцарапав темя.

               "Кто стреляет подло из кустов по нам?" -
               Яростно воскликнул храбрый Тарарам.
               "Это ты лягушка, это ты, наглец, -
               Из тебя нам нужно сделать холодец!"

               Вынул меч булатный яростный мышонок,
               И затрясся в страхе глупый лягушонок.
               "Выходи на битву, выходи на бой,
               Я хочу позавтракать поутру тобой!"

   -  Вот это место мне особенно нравится, - кровожадно облизнулся
Сергей, - уважаю французскую кухню. Только знаешь, мне тут  всегда
непонятно было, как это стрела может оцарапать темя, если попала в
стремя? Он что, пригнулся в этот момент?
   -  Да  наверное пригнулся, - стреляли же ведь.. -  нерешительно
ответил  Альбер, и чуть не покраснел: на самом деле он  просто  не
нашел тогда другой рифмы к слову "стремя".
   Впрочем, Сергей не заметил его замешательства.
   -  Мне  еще  такое длинное нравится, без рифмы, - там  где  про
лунный сыр, а больше ничего непонятно.
   -  "Возвращение к звездам?" - подсказал ему Альбер.
   -  Да, да, "Возвращение...".
   Сергей  сделал  серьезное  лицо и  начал  медленно,  задумчивым
голосом читать эти стихи, как бы пытаясь разобраться в тех словах,
которые сам же и произносил:

               Мы - хвост без мыши,
                                    серая
               В книге времен закорючка,
                                         пустой иероглиф.
               Мыши в нас нет,
               Мы в изгнанье едва
                                  мышиный язык не забыли...

   Увлекшись,  Сергей  влез  на пенек,  -  и  видимо  потому,  что
стихотворение  его очень трогало, голос мышонка  набирал  пафос  и
полнозвучие. Альбер присел, вслушиваясь в собственные строки, - он
уже почти забыл это стихотворение, написанное очень давно.

               ...Не нам ли, мышам, судьба пророчит
               Просторы галактик?
               И если изгрызенный сыр Луны
               Нас вдаль зовет,
               И звездной крупой
                                 усеян
               Наш путь небесный, -

   Неожиданно из-за пенька выдвинулись две огромные тени.
   - Павлик, смотри какой классный мышонок!
   - Да, навороченный мышак...
   Альбер  испуганно поднял глаза вверх: над пеньком,  точнее  над
Сергеем,  который по прежнему стоял там, склонились два  мальчика,
лет восьми или десяти. Мальчики восхищенно разглядывали мышонка  и
его амуницию.
   - Гляди, гляди, - у него и меч за спиной.
   - Да... самурайский, - острый наверное!
   - А еще, Димка, смотри - на хвосте такая штука вроде кастета.
   - Да нет, это не кастет. Смотрел мультик "Мышата-ниндзя"? - Так
у него из этой штуки ножик выстреливается.
   - А-а...
   Сергей  стоял  с  совершенно независимым видом, устремив  глаза
куда-то  вдаль и немного вверх. Он поставил правую ногу на  выступ
пенька,  упер левую руку в пояс, и, нацепив на глаза черные  очки,
всем своим обликом чем-то напоминал в этот момент мышиного Рембо.
   Ветерок  распахнул  полу  его жилета,  -  и  взгляду  мальчиков
предстала  кобура  из белой кожи, закрепленная  такими  же  белыми
ремешками.
   - Гляди, пистолет! -  немного подумав, мальчик добавил: Маузер,
наверное.
   - Да нет, это наверное бластер.
   - Интересно, он стреляет или просто игрушечный?
   Сергей,  все так же продолжая смотреть вдаль, так что казалось,
будто  он совсем не обращает внимания на детей, неторопливо  вынул
бластер  из  кобуры и, не прицелившись и даже не  бросив  взгляда,
выстрелил в пролетавшую мимо большущую зеленую муху.
   На   мгновение  сверкнул  зеленый  лучик  бластера  -  и  муха,
задымившись,  стала  терять высоту. Ее  гудение  приобрело  низкие
тревожащие   душу  тона,  как  у  бомбардировщика,  заходящего   в
последнее пике.... Через секунду из кустов, в которые она рухнула,
раздался  оглушительный  взрыв, а чуть  погодя  повалил  и  густой
черный дым.
   - Здорово! - восхищенно воскликнули мальчики.
   - Смотри-ка, у него и звездочки на погонах есть.
   - Нет, это не звездочки, а ромбики.
   На секунду мальчики замолчали.
   - Слушай, мышонок, а как тебя зовут? - наконец спросил Павлик.
   - Штандартенфюрер Сент-Кор, -  сухо, по-военному,  представился
Сергей, засовывая бластер обратно в кобуру.
   - А меня зовут Павлик.
   - А меня Дима, - представились ребята и осторожно пожали лапку,
которую протянул им мышонок.
   - Можете  называть  меня  просто  Сергеем,  -  в  неофициальной
обстановке, конечно.
   - А  хочешь  с  нами в войну играть?  Будешь  у  нас  разведкой
командовать, - предложил Павлик.
   - Что  ж, - важно ответил мышонок, -  оказать интернациональную
помощь вашему свободолюбивому народу - это долг каждого настоящего
солдата.
   - Ну тогда пошли, - обрадовался Павлик и подставил ему ладонь.
   Сергей  запрыгнул в нее и, стараясь не исколоть мальчика своими
иголками, ловко забрался по рукаву рубашки на его плечо.  Усевшись
там,  он повернулся к Альберу, который все это время стоял  рядом,
осторожно выглядывая из-за пенька.
   - Ну, прощай, Альбер. Может, свидимся еще.
   Тут только мальчики заметили второго мышонка.
   - Фу-у,  а  этот  розовый  какой-то, -  это  он  для  девчонок,
наверное, - сказал Дима, презрительно скривив физиономию.
   - Смотри, как вырядился: еще и с бантиком! - рассмеялся Павлик,
и  мальчики  пошли  по  направлению к дороге,  оставив  Альбера  в
одиночестве.
   Некоторое  время он еще мог слышать их голоса.  Правда,  порывы
ветра  не  давали  разобрать все фразы, однако Альбер  понял,  что
Сергей объясняет ребятам что-то про контрразведку.
   - А  еще  я  могу  пропагандой  заниматься,  -  продолжал  тот
рассказывать  о  своих  талантах. - У вас как,  пропаганда  хорошо
поставлена?
   - Ну, не так чтобы очень... - скромно ответил Павлик.
   - А кот у вас есть? - Сергей почему-то сменил тему разговора.
   - Есть, только ты не бойся, он тебя не съест - он у нас ленивый
и толстый.
   - Это еще кто кого съест... - многозначительно сказал мышонок.
   Больше  Альбер ничего не расслышал, потому что звук  приглушили
высокие кусты, целая аллея которых росла по правой стороне дороги.
   Оставшись  в  одиночестве и не зная, чем  себя  занять,  Альбер
мышинально  побрел  к дороге, вслед за мальчиками.  Добравшись  до
нее,  он  в  раздумье  присел на обочину, лицом  к  лесу,  который
начинался по другую сторону. Судя по свежим следам, протоптанным в
зарослях травы, туда и ушли мальчики вместе с мышонком.
   "Хорошо,  когда тебя все любят," - с завистью подумал Альбер  о
том,  как  хорошо  живется Сент-Кору. - "А меня  никто  не  любит.
Только  Фридрих  меня уважал. Да и тот..." - он  обреченно  махнул
лапкой. - "Но ведь должно же все-таки быть такое место, где я тоже
кому-нибудь нужен? Где-то, далеко-далеко, а может - совсем  рядом,
живут  мышата, или, например, девочки, которым как раз меня  и  не
хватает.  И  они  плачут: Ах, где же нам взять  розового  мышонка,
который  умеет  сочинять  стихи, и вообще  такой  симпатичный?"  -
Альбер тяжело вздохнул. - "Не в этом ли и заключается смысл жизни?
-  Оттуда, где ты не никому нужен, попасть туда, где тебя любят...
- Только как это сделать?"
   Вдруг  что-то просвистело у него за спиной. Он резко обернулся,
и   увидел  девочку  на  роликовых  коньках,  которая  только  что
пронеслась  мимо  него  по дороге. И хоть Альбер  почти  не  успел
заметить  ее лица, что-то кольнуло у него в сердце при взгляде  на
розовое  платьице,  точнее  на стройные  загорелые  ноги,  которые
порывами встречного ветра открывались почти целиком..
   "Шустрая  девочка, - подумал Альбер с огорчением. -  "У  такой,
наверное, и без меня много знакомых мышат..."
   Размеры  девочки  его несколько озадачили. То есть  раньше  он,
конечно,  понимал, что девочки гораздо крупнее мышат, - но  не  до
такой  же степени! "Я по сравнению с ней просто таракан какой-то."
Он  почувствовал себя вдруг таким маленьким, одиноким и никому  не
нужным,  что  чуть не расплакался. "Хорошо быть таким крутым,  как
этот  Сент-Кор.  Все его любят - и девочки и мальчики.  И  она  бы
тоже:  посмотрела  на  меня, и сразу бы влюбилась.  А  кому  нужен
мышонок, который даже стрелять не умеет? Я ведь и муху обидеть  не
смогу..."
   "Допустим  даже,"  -  продолжались его мрачные  размышления.  -
"Допустим  даже,  я встречу ее как-нибудь наедине.  Ну  и  что?  -
Посмотрит она, какой я сопливый и маленький, и кроме стихов ничего
не  умею... Стихи? - скажет она, - Фу, какая гадость.  И  что  ты,
собственно,  можешь мне предложить, такой маленький и беспомощный?
Звездное небо в луже под ногами? - Ты и на мышука-то не похож!"
   Мышонок  встал с обочины и уверенным шагом направился  к  реке.
"Ну и пожалуйста," - подумал он с неожиданной злобой. - "Раз поэты
никому  не нужны, пойду и утоплюсь. Потом спохватитесь - а  поздно
будет! Погиб поэт, невольник чести..."
   Он  подошел  к берегу, к самой кромке воды, и бросил прощальный
взгляд  в  небо. "Как же она будет жить без меня? - А, к черту,  -
чего  думать!  Никогда она не будет моей. Скорее звезды  упадут  в
лужу и речка потечет вспять." Мышонок зажмурил глаза и сделал  шаг
вперед.
   Поначалу  речная  вода  показалась ему  холодной,  так  что  он
остановился  и  даже  хотел выпрыгнуть  обратно  на  берег,  чтобы
погреться. Но потом он подумал: "Какая разница? Все равно я сейчас
утону.  Там и согреемся." С этой мыслью Альбер бодро пошел вперед,
с  грустью напевая про себя недавно услышанную песенку: "Пум, пум-
пурум,  I  could  never be your mouse, пум, пум-пурум,  пум-пурум,
пурурум..."

   -  Ой,  какой у вас симпатичный зелененький мышоночек! - увидев
на  плече  у  Павлика  мышонка Сергея, Маша  подбежала  к  нему  и
протянула руку, чтобы погладить.
   На  Сергеевой мордочке появилось выражение крайнего  испуга,  -
спасаясь от Машиной руки, он перебежал с Павликова плеча на  спину,
и  там  повис  на  воротнике, держась только одной  левой  лапкой.
Правой  лапкой  он  пытался вытащить бластер,  который  застрял  в
кобуре.
   Заметив это, Дима поспешил ему на помощь:
   -  Это  наш  мышонок, мы его тебе не дадим! - быстро проговорил
он, встав между Машей и Павликом.
   -  А еще одного вы там случайно не видели? Такого розового... -
спросила с надеждой Маша.
   -  Розового?  -  открыл  было  рот  Дима,  но  тут  же  умолк,
почувствовав  на  себе  многозначительный взгляд  Сергея,  который
прислонил  палец  к  губам  и  вообще всем  своим  видом  старался
обратить на себя Димино внимание.
   У Сергея (он снова сидел на плече у Павлика), были свои счеты с
женским полом.
   -  Знал  я  одного  розового мышонка... -  Сергей  вздохнул,  и
вытащил из кармана маленький носовой платочек.
   -  Знал, знал, правда? - обрадованно воскликнула девочка.
   Сергей  посмотрел  на нее строго и укоризненно,  как  бы  давая
понять, что радость здесь неуместна.
   -  Только  теперь... его уж нет с нами, -  он  сделал  паузу  и
приложил платочек к глазам, вытирая невидимую слезу.
   -  А куда он ушел? - встревоженно спросила Маша.
   -  Он был великим поэтом, дитя мое. Но жестокие и черствые души
разбили  его  пламенное  сердце... - в  голосе  мышонка  появились
трагические нотки.
   -  Что  с  ним  случилось? - спросила  девочка  с  еще  большим
беспокойством.
   -  Отвергнутый этим жестоким миром, он подошел к обрыву глубокой-
глубокой реки...
   -  Ах! - всплеснула руками Маша.
   -  И теперь... - его голос прервали рыдания. - И теперь морская
пучина   навеки  скрыла  бездыханное  тело  поэта  от   нас,   его
недостойных современников...
   -  Как! Что ты говоришь! Он утонул? Совсем утонул?
   -  Да,  утонул...  Но может быть, где-то на  безлюдном  берегу,
морская  волна  выбросила  его  безжизненный  труп...  -  рыдая  и
всхлипывая,   мышонок  время  от  времени  хитро  посматривал   на
мальчиков, и даже подмигнул им пару раз незаметно от Маши.
   -  Где, где это?
   -  Где-то  там ты найдешь его... - махнул он лапкой  в  сторону
реки.
   Маша  побежала так стремительно, что не услышала  дружный  смех
мальчиков,  который еще долго раздавался у нее за  спиной.  Громче
всех  хохотал  Сергей, - от смеха он держался за  животик  и  даже
слегка подпрыгивал на плече у Павлика.
   Через  несколько минут Маша выбежала к излучине реки, -  метров
на  пятьсот  ниже  того  места, где Сергей  и  Альбер  расстались.
Никакого  мышонка она здесь, конечно же, не нашла.  "А  может,  он
совсем и не утонул. Может быть, он сел на корабль, и поплыл далеко-
далеко в океан." - Маша была еще маленькой, но уже знала, что  все
реки в конце концов впадают в океан. - "Он обплывет вокруг земли и
снова   вернется  сюда.  На  большом-большом  корабле  с  розовыми
парусами." Эта мысль так ей понравилась, что она уселась прямо  на
берегу  и  погрузилась  в  мечтания.  Ей  пригрезился  кораблик  с
парусами розового цвета, и такой же розовый мышонок - его капитан.

   Альбер шел все вперед и вперед. "Почему я до сих пор не утонул?
Я  уж, кажется, не одну сотню хвостиков отмахал," - удивился он, и
открыл глаза. Вокруг расстилался травянистый луг. "Как странно,  -
может быть, я уже на дне?" Он оглянулся назад, и тут только понял,
что давно уже идет по другому берегу реки.
   Надо  вам сказать, что речка эта была маловодная, а летом почти
совсем  пересыхала,  -  оставался только ручей,  шириной  в  сотню
мышиных хвостиков, глубина которого в редких местах превышала рост
взрослого   мышонка.  "Даже  утонуть  нельзя  по-человечески,"   -
огорчился Альбер. С укоризной он бросил взгляд в равнодушное небо.
Мрачные философские размышления овладели его душой:

               Мерцают звезды в вышине...
               Уж не повеситься ли мне?

   И  хотя  никаких звезд на небе не было, а наоборот - был жаркий
летний день, в душе у Альбера было темно и холодно, как ночью.
   Он вернулся к берегу и побрел вдоль него, вниз по течению. Идти
было  трудно, потому что этот берег реки весь был покрыт лужами  и
мелкими  озерцами, поросшими травой и осокой, из  которых  изредка
доносилось  утомленное  солнцем  кваканье  лягушек.  Альбер   снял
ботинки,  связав их шнурками повесил на плечо, и  пошел  прямо  по
воде,  по  песчаной  полоске, звучно шлепая  лапками.  Вода  около
берега  была  совсем теплая от солнца и приятно  пахла  тиной.  Из
зарослей  тины  то  тут,  то  там  выплывали  вспугнутые  Альбером
головастики.
   "Хорошо  быть  головастиком: сиди себе, квакай, и никаких  тебе
высоких   мечтаний.  Прав  был  лев  Толстой:  вся  наша  мышинная
цивилизация - сплошное надувательство. Просто мышиная возня."

               Лягушки имеют лужу.
               В луже плавают звезды,
               на которые в часы печали
               смотрят одинокие мышата,
               несущие на плечах
               бремя белого человека.

   Погруженный  в эти раздумья, он машинально пнул ногой  бумажный
кораблик, севший на мель неподалеку от берега. Кораблик качнулся и
медленно тронулся вниз по течению. Он был сделан из плотной бумаги
розового  цвета,  которая почти не промокла,  -  хотя  в  воде  он
находился наверное уже пару часов. Длиной кораблик был примерно  в
десять мышиных хвостиков. Засмотревшись на него, Альбер споткнулся
и плюхнулся в лужу, поросшую травой и оттого незаметную.
   Ему  вдруг стало так горько, что даже вставать из этой лужи  не
захотелось. Он вытащил блокнот и записал:

               На дне одной безымянной лужи
               я увидел сверкающий труп звезды.
               Я сел с ней рядом в мокрую воду.
               Кто скажет, что я одинок?

   Подул  свежий  ветерок,  прибрежные  ивовые  кусты  зашелестели
листвой.
    "Сяду-ка я лучше не в лужу, а на этот корабль, и поплыву, куда
глаза  глядят," - решил вдруг Альбер. Недолго думая, он  запрыгнул
внутрь и устроился рядом с треугольным парусом.
   Свежий  ветерок  подул ему в спину, и кораблик  довольно  резво
заскользил  по  волнам.  Время  от времени,  когда  корабль  снова
садился  на  мель,  мышонок  упирался в песок  длинной  тростинкой,
которую  нашел  тут же, на корабле, - и путешествие  продолжалось.
"Стамбу-у-ул и Пари-и-иж, вино-о-о и гаши-и-иш, Моря-а-ак, моря-а-
ак,  почему  ты грусти-и-ишь?" - насвистывал он старую  матросскую
песенку,  - "Возьми-и-и сигаретку, хлопни винца-а-а, И пе-е-есенку
спой про сундук мертвеца-а-а..."
   Эта  речная  прогулка  постепенно подняла его  настроение.  Ему
захотелось  даже  сделать что-нибудь героическое.  -  Он  поплывет
далеко-далеко, в океан, будет плавать там много лет,  сражаться  с
акулами и пиратами, станет таким же крутым, как Сент-Кор, научится
глушить  мышьяк, а однажды его вынесет к берегу, где сидит девочка
в  розовом  платье...  Он  сойдет на берег,  и  она  протянет  ему
ладошку...  А  дома  у нее будет вкусное персиковое  варенье...  -
Задумавшись, он мышинально начал отгрызать краешек своей лодки,  -
ему  всегда  хорошо думалось, когда он что-нибудь грыз,  и  хорошо
грызлось, когда он о чем-нибудь думал.
   Но скоро его мысли опять приняли грустный оборот. "Интересно, а
как  они там сейчас?" - вспомнил он вдруг об улетевших мышатах.  -
"Наверное,  долетели уже до орбиты Марса. А может, уже  и  Сникерс
миновали."  И  в  ту  же  минуту  на  него  нахлынул  целый  поток
воспоминаний о детстве и юности, о том, как было хорошо вместе, "и
в  сущности,  даже  строить ракету не так уж  скучно,  если  рядом
друзья...   и  подруги...  а  этих  мышек  надо  было  обязательно
уговорить остаться".
   Постепенно  Альбера  охватила жгучая  ностальгия  по  улетевшим
мышам,  которых он больше никогда не увидит. Особенно грустно  ему
стало, когда он вспомнил мышонка Виктора, который тоже был поэтом,
но  улетел  вместе  со всеми. "Эх," - горестно подумал  Альбер,  -
"даже попрощаться не успели перед отлетом."
   Вместе  с  этими грустными размышлениями на него снова накатило
декадентское настроение. В этом настроении в голову ему  приходили
только  декадентские стихи, - сбитый размер, почти  без  рифмы,  и
самое главное - очень глубокомысленные и непонятные. Эти стихи  он
редко  кому  показывал, особенно с тех пор,  как  мышонок  Фридрих
произнес  речь  о вреде постмодернизма, потому что  его  придумали
коты.
   Почувствовав  подступающий приступ вдохновения, Альбер  вытащил
из  кармана  блокнот и быстро-быстро начал выводить  там  какие-то
непонятные  закорючки. - Дело в том, что мышиная  письменность  не
похожа  на  русскую.  Внешне  она больше  всего  напоминает  кипу,
древнее письмо индейцев Южной Америки. Произошла она из старинного
узелкового  письма: в древности мышата, чтобы передать друг  другу
какую-нибудь мысль (в тот момент, когда рот занят сыром или каким-
нибудь другим полезным предметом), использовали для этого хвостик,
сворачивая  его  узелком, - так чтобы по форме узелка  можно  было
догадаться,  о  чем  идет речь. (Хвостик  использовался  ими  и  в
качестве  записной книжки: оттуда и пошла поговорка  "завяжи  себе
узелок на память".) Некоторые философы считают, что вначале мышата
вообще  не  умели  разговаривать языком,  а  так  и  разговаривали
хвостиками.  Но  потом  некоторым стало  лень  все  время  крутить
хвостиком  и они придумали высовывать язык и сворачивать иероглифы
из  него, - особенно это было удобно, если заодно хочется  кого-то
подразнить  и  сказать  что-то обидное, -  при  этом  они  немного
попискивали, случайно произносили всякие звуки, разные для каждого
слова,  потому что язычок был по-разному свернут, и так постепенно
научились  разговаривать. А иероглифы он стали писать  авторучками
на бумаге. (Сначала их, конечно, высекали на каменных плитах, -  и
до  сей  поры  этими  таинственными письменами  испещрены  древние
ступенчатые пирамиды, разбросанные по берегам Днепра. Откуда пошло
такое  сходство  с  Южной Америкой, не понятно  -  вряд  ли  можно
допустить прямые контакты между индейцами и Северной Украиной, где
после чернобыльской аварии зародилась мышиная цивилизация.)
   Но  вернемся к Альберу, - через какие-нибудь пять минут у  него
получилась целая поэма.

                  мышонок Альбер
       Памяти улетевших мышей моего детства.
                      ПОЭМА
                       посвящается мышонку Виктору

     Если плыть по реке всегда в одну сторону,
     То можно, наверное, приплыть куда-нибудь.
     Про своих мышей, улетевших в космические просторы,
     Вечно помни, душа поэта, никогда не забудь.

     Все мы знаем, что розовые мыши не возвращаются,
     Что посеешь, то уже никогда не найдешь,
     Но если звезды все-таки иногда зажигаются,
     То вся эта мудрость не стоит и ломаный грош.

     Кто остался совсем один в темной норке,
                             выходящей окошком на звездное небо,
     Тот будет завидовать девочке на роликовых коньках,
     Что проносится
        в непосредственной близости от мордочки мышонка,
                                        грызущего корочку хлеба,
     И которая совсем не думает о розовых мышах.

     И какое ей, собственно, дело до этого мышонка,
     И до того, что этот мышонок хотел бы поплыть по реке назад, -
     Ведь если кто-то хочет разглядывать звезды
                           вместе с этой девчонкой,
     Пускай бы он тогда вышел из норки, и ей об этом сказал.

     Говорят, что в одну реку нельзя войти дважды,
     Но тот, кто сказал это, наверное все-таки врет,
     И если кит в океане умрет от жажды,
     То мышонок в реке от жажды не умрет.

   Оптимистическая  концовка, несмотря  на  общий  горестный  тон,
несколько  улучшила  его  настроение.  Удовлетворенно  откинувшись
спиной на борт корабля, Альбер пристально перечитал свое творение.
"Да,  третья  строфа расползлась, - переделать,  что  ли?  -  Нет,
оставлю как есть - я же все-таки мышонок-постмодернист, а не какой-
нибудь  там  Пушкин."  - Взгляд его между тем  упал  на  последнюю
строфу.  -  "Кстати, как киты в океане пьют соленую воду?  Это  же
невкусно!  -  Потому-то, наверное, этот кит и умер  от  жажды,"  -
догадался Альбер. - "Бедняжка!"
   Настроение у Альбера снова испортилось - ему стало жалко китов.
"Нужно  сделать так, чтобы там, в океане, плавали огромные танкеры
с мыше-колой, и чтобы китов поили через толстые шланги... А может,
лучше  заменить  кита на верблюда? - Верблюды  ведь  от  жажды  не
умирают." - Обрадовавшись, Альбер зачеркнул кита и надписал сверху
"верблюд",  -  получилось звучно. - "Нет, нет," - вдруг  дошло  до
него. - "Если верблюды от жажды не умирают, тогда в этой строчке и
смысла  никакого нет. Поставлю-ка я лучше кота -  так  по  крайней
мере  жалко  никого не будет." - Он зачеркнул верблюда и  надписал
сверху "кот".
   С  формой,  кажется,  все было закончено. Поразмыслив  немного,
Альбер решил вдуматься и в содержание, - делал он это не часто, но
теперь,  поскольку все литературные критики улетели в космос,  ему
ничего  не  оставалось, как самому взять  на  себя  эту  роль.  Он
мысленно  одел на нос очки и состроил глупое выражение  лица,  для
большей верности выпучив глаза и слегка свесив язык. "Есть тут что-
то  набоковское  -  в этой девочке на роликовых коньках.  Хотя,  с
другой  стороны, можно уловить и скрытую полемику с  Прустом.  Да,
да,  девочка  на роликовых коньках - это альтернатива девочкам  на
велосипеде.   Девочка..."   -   Альбер   хотел   продолжить   свои
рассуждения,  но вдруг случайно бросил взгляд на берег,  и  увидел
там  такое, что заставило его позабыть обо всех этих пустяках.  На
берегу  реки сидела девочка в розовом платьице - та самая девочка,
которая  пару  часов  назад  пронеслась  мимо  него  на  роликовых
коньках.

   Она сидела прямо на берегу, на невысоком обрыве; ее колени были
прижаты  к  груди, а взгляд мечтательно устремлен  ввысь.  Течение
реки и ветер несли кораблик Альбера прямо к ней. Мышонок встал  на
задние  лапки  и принял торжественную позу, в мыслях  уже  начиная
готовить  приветственную  речь.  "О,  мечта  поэта!  Долгие   годы
странствовал  я  по свету, бороздил моря и океаны,  -  и  все  это
только для того, чтобы..." - Впрочем, когда кораблик подплыл к ней
поближе,  Альбер  понял, что девочка его еще не  заметила,  -  она
задумчиво смотрела вдаль, подперев голову рукой. Ее глаза выражали
что-то  печальное, и одновременно - мечтательное. Кисть ее  правой
руки соблазнительно лежала на траве, ладошкой к верху.
   Кораблик  подплыл  к берегу совсем близко и начал  кружиться  в
небольшом  водовороте, который образовывало течение реки  как  раз
под  обрывом.  Альбер ловко выпрыгнул на берег, почти  не  намочив
лапки,  и, потянув за ниточку, привязанную к носу корабля,  втащил
его  в  небольшую  песчаную лагуну, которую обнаружил  в  тридцати
мышиных  хвостиках  ниже  по течению. Ботинки  мышонок  на  всякий
случай  из  корабля вытащил и положил рядом, на берегу.  Затем  он
быстро  взобрался  по обрыву прямо к девочке. Плеск  воды  и  шум,
который, как ему казалось, вызвала его возня с корабликом,  должны
были привлечь ее внимание.
   Но   когда  мышонок  наконец  взобрался  наверх,  его   ожидало
разочарование:  девочка  все  также  глядела  вдаль,  не   обращая
никакого  внимания  на то, что творится вокруг. Альбер  совершенно
растерялся.  "Может она заснула?" - подумал он. -  Но  нет,  глаза
девочки  были  открыты,  а  по  лицу время  от  времени  пробегала
мечтательная  полуулыбка. "О чем она так задумалась?"  -  удивился
Альбер.
   Он  несколько  раз  прошелся у нее за спиной,  делая  вид,  что
просто  здесь гуляет. Потом подошел поближе, и, чтобы обратить  на
себя внимание, пошаркал ножкой в траве. - Ничего не помогало.
   "А может, я все-таки утонул? - испугался мышонок. - "Привидения
не  отбрасывают  тени,"  - вспомнил он и торопливо  схватил  рукой
кончик  своего хвостика. На зеленую траву упала длинная  изогнутая
тень:  хвостик  тень отбрасывал, значит был настоящим.  -  "А  это
самое главное," - обрадовался мышонок.
   Он  снова  взглянул на девочку. "Много она  о  себе  думает"  -
возмутился  Альбер.  -  "Все  она прекрасно  видит,  просто  хочет
поиздеваться, - девочкам всегда это нравится. И, кстати," - пришла
ему  в голову новая мысль, - "еще вопрос, есть ли у нее персиковое
варенье."
   Альбер  подошел еще ближе, к самой ладошке, которая  лежала  на
траве.   Созерцание   тонких   розовых   пальчиков   вернуло   ему
романтическое  настроение.  "О, эти руки!  Как  удержаться,  и  не
покрыть их поцелуями?!" - Он стал на колени, склонился над розовым
пальчиком  и  слегка  пошевелил носом: пахло персиковым  вареньем.
Поддавшись внезапному импульсу, он несколько раз провел языком  по
теплой  розовой коже - и сразу покраснел, представив,  что  кто-то
мог наблюдать эту сцену.
   Девочка,  однако, ничего не почувствовала, -  а  может,  просто
решила,  что это ветер шевелит травинкой. Оставаясь все в  той  же
коленопреклоненной позе, Альбер напряженно соображал, что  же  ему
еще такого сделать, чтобы она его заметила.
   "А  чего  это  я,  собственно,  раздумываю?"  -  осенило  вдруг
мышонка,  и,  набравшись  смелости, он влез  на  ладошку  прямо  с
ногами...

   Каково же было удивление девочки Маши, когда она вдруг увидела,
что  у  нее  на  ладони стоит мышонок: небольшой розовый  мышонок,
несколько  смущенного и взъерошенного вида, -  как  раз  такой,  о
котором  она  мечтала.  Широко раскрыв  глаза  от  изумления,  она
поднесла  его  к самому лицу. Краем глаза она заметила  и  розовый
кораблик,  который стоял у самого берега. "Как здорово! Значит  он
приплыл,  пока я тут сидела и мечтала," - догадалась  девочка.  Ее
внимание  привлекли следы зубов на корме. "Наверное, это  на  него
акула напала. Какой смелый мышонок! Настоящий герой..."
   Мышонок,   до   этого  смущенный  и  растерянный,   внимательно
посмотрел ей в глаза - и сразу как будто весь приободрился: в  его
облике  появилось что-то самоуверенное и пижонское. Он поднял  нос
кверху, небрежно скрестил ноги, и, опершись на изящно отставленный
в  сторону розовый хвост, вытянул вперед правую переднюю лапку,  -
ладошкой  вверх, как обычно делают поэты, когда собираются  читать
стихи.  И через секунду девочка Маша наконец услышала то, что  так
давно мечтала услышать.

               Мышонок цвета утренней зари
               Приплыл к тебе на паруснике быстром.
               Мечта поэта, в сердце нежный выстрел,
               Ему любовь свою ты подари...

   Кажется, он хотел еще что-то добавить, но снова потерял  рифму.
Впрочем, теперь это было уже не так важно.

                                                         июнь 1997

Пишите нам!