Пиндар
Пиндар (РindаrоV) - лирический поэт (622 - 448 до Р. Хр.), уроженец
Киноскефале, предместья Фив в Беотии, почему поэт называет себя
фивянином, а Фивы - своей родиной, матерью. Киноскефалы лежали у
священной горы Геликона, близ источника Дирки; гора почиталась
местожительством муз, пользовавшихся водою источника, от которого П.
получил имя диркейского лебедя. По отцу, Даифанту, П. принадлежал к
знатному роду Эгеидов, глава которого был спутником основателя Фив,
Кадма, а члены сопровождали Гераклидов в Пелопоннес; из Спарты Эгеиды
вывели колонию на о-в Феру, откуда колонисты, предводимые Баттом, вышли
в Ливию и основали Кирену; сам поэт рассказывает об этом в пифийской оде
(V, 65, сл.). Род Эгеидов был любезен богам, особенно Аполлону, вождю
муз, и Аммонскому Зевсу; рождение поэта совпало с праздником Аполлона в
Дельфах - с пифийскими играми. Лирическая хоровая поэзия греков,
нашедшая в Пиндаре совершеннейшего представителя, была неотделима от
пения, музыки и танцев; всем этим искусствам П. обучался частью в родном
доме, где игра на флейте была наследственна, частью у беотийских
поэтесс, Миртис и Коринны, а главным образом в Афинах, у Аполлодора,
Агафокла, Ласа; здесь же он мог познакомиться с поэзией Симонида
кейского и Эсхила. Знатное происхождение, близость к культам богов,
семейные предания, сама природа родных мест должны были сообщить
поэтическому дарованию П. направление по преимуществу религиозное и
торжественное, сочувственное тогдашним владыкам городов и могущественным
аристократам, свободное от местной или партийной исключительности. Ни в
отрывках, ни в победных песнях, сохранившихся целиком, невозможно
отыскать даже намеков на предпочтение поэта к какой-либо форме правления
или к какому-нибудь из греческих государств. Как певец, он жаждет славы
у всех эллинов. Более всего ненавистны ему брань и раздоры ("даже
глупцам легко потрясти государство, но трудно восстановить его без
помощи богов"). Он прославляет мирные подвиги, гражданские и личные
добродетели, превозносит мир и согласие. В горячем призыве к миру
Полибий видит единомыслие поэта с фивскими аристократами, с предателями
Эллады во время нашествия Ксеркса; но целые эпиникии, отрывки других
стихотворений, показания свидетелей удостоверяют, что П. разделял общую
радость эллинов по случаю торжества над персами и открыто признавал за
афинянами и эгинетами высшую заслугу в деле охраны Эллады от
посягательств варваров. Афины он называл "опорою Эллады", "блестящими",
"главными", "достойными песнопений"; по словам Исократа, афиняне дали за
это П. звание проксена и уплатили ему 10 тыс. драхм, а по свидетельству
Павсания и др.
профессию; в большинстве случаев он писал по заказу тиранов, знатных
граждан или республик, получая за исполнение заказов условленную плату.
Важнейшие из его стихотворений, эпиникии, имели целью прославление
победителей на обще эллинских празднествах, а также самих празднеств; в
них не было места ни выражениям областного патриотизма, ни развитию
личных мотивов поэта. П. разделял обще эллинские религиозные верования,
что не мешало ему, как и Эсхилу, высказывать спиритуалистические
воззрения на божество; из богатой сокровищницы мифов П. в каждом данном
случае выбирал рассказы и имена наиболее отвечающие ожиданиям слушателей
и его собственной задачи. Он не пропускал случая внушать своим
могущественным героям такие правила поведения относительно подчиненных
или народного большинства, которые в массе слушателей могли только
вызывать живейшее сочувствие. Не могли они не сочувствовать и
красноречивым напоминаниям поэта о мире и его благах, одинаково дорогих
и понятных всем эллинам, без различия парий в государств. Вот почему,
получая деньги и почести от афинян, проживая подолгу на Эгине, П. в то
же время пользовался гостеприимством тиранов сиракузских, агригентских,
киренских, поддерживал сношения с царем македонским Александром, с
знатными семействами Родоса, Тенедоса, Коринфа. Служители богов дорожили
его стихотворениями религиозного содержания: его гимн Зевсу Аммонскому
был начертан на столбе в храме; кажется, 7-ая олимпийская ода, в честь
родосца Диагора. была записана золотыми буквами в храме Афины в Линде.
Из уважения к славе П. Александр Вел. при разрушении Фив, в 335 г.,
пощадил его дом, вблизи святилища Диндимены. Умер П. вдали от родины, в
Аргосе. Наиболее ранней из од П. считается Х пифийская, в честь мальчика
из фессалийского рода Алевадов, написанная в 502 г. до Р. Хр.;
позднейшая, IV олимпийская, относится к 451 г. Стихотворения П., в 17
книгах, подразделялись грамматиками на следующие виды: гимны, пеаны,
дифирамбы, просодии, парфении, гипорхематы, энколии, френы, сконии,
эпиникии. В целости, если не считать конца последней книги, дошел до нас
только последний разряд стихотворений, по степени важности общеэллинских
празднеств расположенных в 4 книгах: оды олимпийские (14), пифийские
(12); немейские(11), истмийские(7). Как эпиникии (победные песни), так и
все прочие стихотворения П. принадлежат к хоровой лирике и подчинены ее
правилам в рифмическом и стихотворном построении, а равно в способе
исполнения: каждое стихотворение было песней, которая исполнялась хором,
под аккомпанемент флейты или лиры (или обоих инструментов) и рифмических
движений хора. Не менее эпиникий ценились древними и другие потерянные
для нас стихотворения Пиндара, как это видно из оды Горация (IV, 2). Мы
не имеем возможности судить о музыкальной и пластической стороне поэзии
П., о том впечатлении, какое производила она, в гармоническом сочетании
с музыкой и танцами, на пирах владык и знатных граждан, в торжественных
религиозных процессиях к храмам, жертвенникам или местам вечного
упокоения усопших. - Нынешняя редакция эпиникий восходит к
александрийским грамматикам; хронология большей их части установлена
впервые А. Бёком в его монументальном издании П., со схолиями и латин.
переводом, с объяснительными комментариями и монографией о стихосложении
П. (Б., 1811 - 21). Диссен; Шнейдевин, Г. Герман, Бергк, Т. Моммзен, В.
Христ, А. Круазе и др. продолжали дело Века, как в восстановлении
текстов П., так и в разностороннем разъяснении его поэзии. Назначением
од П., было придать возможно большую торжественность и общий интерес
ликованию победителя и его сограждан, следовавшему за победой на одном
из национальных праздников. Эллин всегда дорожил доброю и долгою памятью
в потомстве, всячески поддерживал связь с предшествующими поколениями,
восходившими до самых богов, никогда не изменял вере в то, что истинный
виновник и бедствий человека, и его счастья - божество. Все эти мысли я
чувства должны были находить себе место и в том празднестве, которым
чествовал свою удачу победитель на общенародных играх; возможно более
яркое выражение обязан был дать этому настроению поэт, призванный
украсить празднество победителя. Торжественный тон составлял непременное
свойство песни, проникнутой чувством благодарности к богам и боязнью
чем-либо не угодить им. 0билие правил, соблюдение которых может уберечь
настоящего победителя и всякого другого смертного от кощунственных
действий относительно богов и от насильственных поступков по отношению к
людям, было второй необходимой чертой победных песен. Правила эти были
тем внушительнее, что поэт (как и афинские трагики) освещал их примерами
из области сказаний о богах и героях. Поэт, достойным образом
увековечивавший имя победителя, пользовавшийся этим случаем для того,
чтобы почтить богов, научить смертных добру, доставить слушателям и
отдаленным читателям художественное наслаждение, сам твердо верил в свое
призвание, в свое право на восторги современников. Когда П. открыто и
часто говорит о достоинствах своих песен, провозглашая их бессмертие, он
свидетельствует этим, что его песни отвечали глубочайшим душевным
движениям эллина. "Памятник" Горация: Ехеgi моnuмеnтuм аеrе реrеnnius,
вдохновлявший многих последующих поэтов - не более, как подражание П.
(пиф. VI, 10): в устах греческого поэта уверенность в бессмертии была
лишь выражением открытого, всенародного признания его великой роли. Из
44 эпиникий некоторые посвящены тиранам, другие - частным лицам,
уроженцам различных эллинских государств. Не следует забывать, что
греческие храмы, пиршества, религиозные собрания оглашались и другими
видами песнопений П., так что он был гораздо больше певцом народным,
обще эллинским., нежели панегиристом владык или богачей. Этим
объясняется независимый тон его эпининий, в которых похвалы лично герою
занимают обыкновенно весьма скромное место. Если оды П. не всегда и не
во всех частях и подробностях доступны нашему пониманию, то в
значительной мере они были такими же и для большинства его
современников. Трудность понимания П. происходит, главным образом, от
того, что ему не казалось согласным с достоинством его музы входить в
более ясные и более многочисленные указания на личные или местные
обстоятельства. В одах П. центральную и наиболее распространенную часть
(dмjаlоV ) составляет, большею частью, какой-либо мифологический или
легендарный рассказ; ему предшествуют и за ним следуют краткие обращения
поэта к воспеваемому победителю, похвалы народному празднеству; наконец,
в разных местах оды вставлены общие суждения, в виде собственных
афоризмов автора или хорошо известных народных речений. Так, в 1
олимпийской оде содержатся похвалы Гиерону, как правителю мудрому,
правосудному и любящему науки, и упоминание о коне Ференике, доставившем
победу господину в Олимпии (ст. 1 - 23); засим идет миф о Пелопсе,
давшем имя полуострову и также победившем в олимпийском состязании при
содействии божества (24 - 103); в последних 17 стихах поэт снова говорит
о Гиероне и о своей музе. Взаимное отношение составных частей в одах П.
особенно ярко характеризует IV пифийская ода, в 229 стихов. Воспетый
здесь поэтом киренец Аркесилай был прямым потомком основателя Кирены,
Батта, происходившего от аргонавтов; это последнее обстоятельство дает
повод П. изложить легенду о Язоне и Медее, об основании города (4 -
262); в конце песни поэт ходатайствует перед Аркесилаем о помилования
некоего Демофила. В мифических своих рассказах П. или восходил к
начальным временам городов и народных праздников, к предкам победителей,
или высказывал свои пожелания победителям и намекал на аналогичные
современные отношения; в развитии мифической части оды могли иметь место
и чисто художественные мотивы. Во всяком случае в эпиникиях П. мифы были
преимущественно формою, которою поэт пользовался для своих целей, с
мифической стариной не имевших ничего общего: в этом существенное
отличие П. от эпических поэтов более древнего времени, у которых П.
заимствовал свои рассказы. П. шел еще дальние: не отвергая реального
существования народных богов и героев, он не мог помириться со многими
подробностями сложившихся о них басен, так как они не согласовались ни с
его нравственным чувством, ни с его религиозными воззрениями; такие
подробности он отвергает, как вымысел поэтов, оставляя неприкосновенными
прочие части мифа или легенды. В IХ олимп. поэт говорит о том, как
Геракл ополчался на самих богов - Посейдона, Аполлона, Плутона, - но тут
же останавливается: "прочь эти речи: хулить богов - ненавистная
мудрость; возноситься сверх меры прилично безумцам". С ужасом и
смущением спешит поэт закончить рассказ о братоубийстве Пелея и
Теламона, не дерзая, однако, отрицать само событие (нем. V, 12 - 16).
Великаны Алкионей и Антей, крылатый Пегас, чудовищная Горгона, Химера,
Тиеон о ста головах и т. п. мифические образы имеют для П. такой же
реальный смысл, как и легендарные предки воспеваемых им победителей; но
в тоже время он с негодованием отвергает рассказ о том, как Тантал
зарезал сына своего Пелопса и мясо его подал богам, как плечо Пелопса
было съедено Деметрой и т. д. Поэт предлагает собственный вариант этого
рассказа: Пелопс был взят Зевсом на Олимп, как Ганимед; когда он исчез,
злые соседи стали распускать слухи, будто он был разрезан на части,
сварен в кипятке и куски мяса были съедены. "Прочь от меня такие мысли -
никого из богов я не могу называть алчным" (олимп. I, 30 - 55). Он не
подвергает сомнению рассказ о любви Аполлона к нимфе Корониде, но
почитает недостойною всеведущего божества подробность, сообщаемую
Гезиодом, будто Аполлон узнал об измене возлюбленной от ворона; в
подобной помощи Аполлон не нуждался (пие. Ill, 25). В большинстве
случаев благочестивый поэт обходит молчанием такие истории о богах,
которые в его время и по его понятиям не сделали бы чести и простому
смертному. Согласно с орфиками и пифагорейцами, П. верит в загробную
жизнь и в воздаяние каждому по заслугам (олимп. II, 62 сл.); наклонность
к монотеизму выражается в превознесении Зевса над прочими небожителями,
как божества единого, вечного, дарующего силу другим божествам. Как
часть повествовательная, мифологическая, так и обращения к победителям
изобилуют моральными сентенциями: "справедливость - несокрушимая
твердыня государств", "в нужде все благо", "закон царит над всем", "даже
мудрость склоняется пред корыстью" и т. д. Торжественности настроения
соответствовала речь эпиникий, в основе своей эпическая не только по
подбору слов, по обилию эпитетов, метафор, метонимий, но даже по
диалектическим особенностям; имеющиеся в одах дорические и эолийские
образования - кажется, в зависимости от того, к какому из племен
принадлежал воспеваемый в оде победитель, - сообщали эпяникиям характер
своеобразной хоровой лирики, окончательно установившейся со времени
Стесихора. Стесихору следовал П. и в расположении стихов по триадам,
состоящим из строфы, антистрофы и эпода, применительно к движениям хора
при исполнении песни. В отношении ритма и метрики каждая ода
представляет собою отличное от прочих целое; общий стихотворный размер
имеют только III и IV истм. оды. Музыкальное разнообразие проникает
собою не только отдельные оды и составные части триад, но и отдельные
стихи каждой группы в триаде. Любимый размер П. - дактило-эпитриты:
впрочем, метрами собственно пиндаровскими называются три
антиспастических (И - - И И - - И И - - И ...). Дактило-эпитритическое
построение строфы находится в 19 эпикиниях; в других П. предпочитал
более подвижный размер - эолийские логаэды. Древность греческая и
римская признавала превосходство П. над прочими лириками, называя его
лириком по преимуществу, торжественным, великолепным, неподражаемым.
Гораций сравнивает П. со стремительным потоком, который напоен дождями и
затопил берега; подражателей П. он уподобляет Икару, восковые крылья
которого растаяли при приближении к солнцу (Од. IV, 2). С Горацием
согласен Квинтилиан. После разноречивых суждений критиков ХVII и ХVIII
вв., А. Бёк, в начале ХIХ в., положил начало всестороннему, строго
научному исследованию поэзии П. (Б., 1811 - 21). Древнейший из списков
П., соd. Амвrоsiаnus, относится к ХII в.
Веrgк, "Роетае lуr. Gr. " (2 изд., 1, Л., 1884); W. Снrisт, "Вiвl.
Теuвn. "(Л., 18691; Ruмреl, "Lехiсоn Рindаriсuм" (Л., 1883). см.
Rаuснеnsтеin, "Еinlеiтung in Р. Siеgеsliеdеr" (Аар., 1843); Меzgеr, "Р.
Siеgеsliеdеr" (Л., 1880); А. Сrоisет, "Роеsiе dе Р. " (П., 1880);
"Творения" П., перевел. П. Голенищевым-Кутузовым (М., 1803); Иноземцев,
"Пиндар" ("Ж. М. И. Пр.", 1876, окт.); В. Майков, "Жизнь П. " ("Ж. М. Н.
Пр. ", 1887); его же, "Эпиникии П. " (там же, 1892, 1893). Переводили из
П. Державин, Мерзляков, Водовозов.