Побег


Побег (бот.) - стебель вместе с сидящими на нем листьями; встречается
у высших растений. Неразвившийся П. есть почка. П. бывает листоносным,
если он не заканчивается цветами, в противном случае получается
цветочный П. От распределения П. зависит общий вид растения. Цветок или
является верхушкой П. или сам представляет из себя П., ограниченный в
росте и служащий для воспроизведения плода. Победоносцев (Константин
Петрович) - известный юрист и государственный деятель, ДТС,
статс-секретарь, род. в Москве в 1827 г. По окончании курса в училище
правоведения поступил на службу в московские департаменты сената; в 1860
- 65 гг. занимал кафедру гражданского права в московском университете; в
то же время состоял преподавателем законоведения вел. кн. Николаю
Александровичу, Александру Александровичу, Владимиру Александровичу, а
позднее - и ныне царствующему Государю Императору. В 1863 г. сопровождал
покойного наследника цесаревича Николая Александровича в его путешествии
по России, которое описал в книге: "Письма о путешествии наследника
цесаревича по России от Петербурга до Крыма" (СП б., 1864). В 1865 г. П.
назначен членом консультации министерства юстиции, в 1868 г. сенатором,
в 1872 г. членом государственного совета; в 1880 г. оберпрокурором
святейшего синода; эту должность он занимает и до сих пор. Состоит
почетным членом университетов московского, петербургского, св.
Владимира, Казанского и Юрьевского, а также членом франц. акд.
Разносторонняя и не прекращающаяся до последнего времени
учено-литературная и публицистическая деятедьность П. дает возможность
выяснить во всех деталях мировоззрение этого государственного человека,
принимавшего за последние 20 лет выдающееся участие в высшем
государственном управлении. Особенно характерным в этом отношении
является издание П., появившееся в 1896 г. под заглавием: "Московский
Сборник". Здесь подвергаются критике основные устои современной
западноевропейской культуры и государственного строя, сравнительно с
главными чертами национальнорусских идеалов. Главными пороками
западноевропейской культуры, по воззрению П., согласному в этом с Ле-Плэ
, являются рационализм и вера в добрую природу человека. Первый отдает
человека в полную власть логического вывода и обобщений, имеющих
значение и силу в действительности лишь постольку, поскольку верны
жизненные факты, лежащие в основании посылок; вторая приводит к идее
народовластия и парламентаризма - "великой лжи нашего времени". Взятые
вместе, оба фактора производят крайнюю смуту во всем строе европейского
общества, поражая и "русские безумные головы". Призванная к обсуждению
выработанных логическим путем широких теоретических программ, на которых
основывается все государственное управление, масса населения,
неспособная к поверке широких обобщений путем внимательного изучения
фактов, отдается в жертву людям, умеющим воздействовать на нее своим
красноречием, способностью ловко и лукаво делать обобщения и другими,
еще более низкими приемами борьбы (подбор партий, подкуп и т. д.).
Парламентские деятели принадлежат, большею частью, к самым
безнравственным представителям общества; "при крайней ограниченности
ума, при безграничном развитии эгоизма и самой злобы, при низости и
бесчестности побуждений, человек с сильной волей может стать
предводителем партии и становится тогда руководящим, господственным
главою кружка или собрания, хотя бы к нему принадлежали люди, далеко
превосходящие его умственными и нравственными качествами". Людям долга и
чести противна выборная процедура: от нее не отвращаются лишь
своекорыстные, эгоистические натуры, желающие достигнуть личных целей.
Люди чести и долга обыкновенно не красноречивы, неспособны "нанизывать
громкие и пошлые фразы"; они "раскрывают себя и силы свои в рабочем углу
своем или в тесном кругу единомышленных людей". Согласно с таким
взглядом, все, что основано на господстве рационализма и идей народного
представительства, находит в П. строгого судью. Суд, основанный на этих
началах, родит "толпу адвокатов, которым интерес самолюбия и корысти
помогает достигать вскоре значительного развития в искусстве софистики и
логомахии, чтобы действовать на массу"; в лице присяжных в нем действует
"пестрое смешанное стадо, собираемое или случайно, или искусственным
подбором из массы, коей недоступны ни сознание долга судьи, ни
способность осилить массу фактов, требующих анализа и логической
разборки". Еще более вредна периодическая печать, так наз.
выразительница обществ. мнения. Это сила развращающая и пагубная, ибо
она, будучи безответственной за свои мнения и приговоры, вторгается с
ними всюду, во все уголки честной и семейной жизни, навязывает читателю
свои идеи и механически воздействует на поступки массы самым вредным
образом; "любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев,
любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и
спекуляции чужие деньги, основать газету, созвать толпу писак" и т. д.
Безусловно вредно и распространение народного образования, ибо оно не
воспитывает людей, не сообщает умения, а дает лишь знания и привычку
логически мыслить; между тем "стоит только признать силлогизм высшим,
безусловным мерилом истины - и жизнь действительная попадет в рабство к
отвлеченной формуле логического мышления, ум со здравым смыслом должен
будет покориться пустоте и глупости, владеющей орудием формулы, и
искусство, испытанное жизнью, должно будет смолкнуть перед рассуждением
первого попавшегося юноши, знакомого с азбукой формального
рассуждения... Вера в безусловное нравственное действие умственного
образования, опровергаемая фактами, есть не что иное, как предвзятое
положение, натянутое до нелепости".