ПОТОМ ДРАЛИСЬ НЕ ПО ЗЛОБЕ (МЫ СТАНОВИМСЯ ДОБРЕЕ?)

Мало того, что Россия и россияне в результате реформ остались без общепризнанной руководящей идеологии, странные вещи стали происходить и с таким великим общим достоянием, каким является русский язык. Началось все, кажется, с Горбачева. Он стал произвольно ставить ударение в обычных, знакомых словах, от этих ошибок его занудная партийная речь стала как-то человечнее, симпатичнее для миллионов слушателей. Трудно представить, чтобы кто-то попытался тогда сказать Генеральному секретарю об его неграмотности - наоборот: в соответствии с нравами советской партийной жизни у Горбачева появилось много подражателей. Нет, я совсем не хочу обвинить бывшего президента СССР в геноциде русского языка. Еще до Горбачева советский народ внимал талантливым произведениям Михаила Жванецкого и других одесситов. В их своеобразной одесской речи комичность часто достигалась именно неправильным ударением. Горбачев же (кстати, он приехал в Москву тоже с юга, из Ставрополья) эту речевую игривость узаконил самым высшим авторитетом - авторитетом своей власти. Попытаемся рассмотреть это явление в более глубоком историческом контексте, а именно в процессе смягчения, снижения агрессивности русского языка как одного из славянских языков. Дело в том, что в большинстве случаев речевая вольность ("ошибка") говорящего заключается в том, что ударение смещается с конца слова ближе к его началу: вместо "договОр" произносится "дОговор", вместо "возбужденО (дело)" - "возбУждено", "осуждЕнный" звучит как "осУжденный" и так далее: прОдал, нАчать, дОбыча нефти. Первое древнее славянское государство образовалось на территории нынешней Чехии. Славянские племена осваивали новые территории, продвигаясь на восток. И Киевская Русь (будущая Украина, Малороссия), и Московская Русь (будущая Россия) были самыми значимыми этапами развития славянской цивилизации. Понятно, что в опасный поход на восток уходили самые отчаянные наши предки, а те, кто поспокойней, оставались дома. Новыми соседями переселенцев на степных просторах Евразии стали дикие племена кочевников. Славяне не только воевали с ними, но и заключали союзы, сотрудничали, роднились. Воинственный, жестокий характер степняков не мог не повлиять на характер, а также язык славян, до этого мирных земледельцев, охотников и рыбаков. Современный чешский язык очень похож на русский. Главное отличие состоит в том, что ударение всегда падает на первый слог. Одно и то же слово "магазин" (универмаг или иллюстрированный журнал) по-чешски звучит "мАгазин", по-малороссийски "магАзин", по-русски "магазИн". Михаил Жванецкий свой иронический журнал тоже назвал "Магазин", но произносить это следует опять же по-европейски: "мЭгэзин". Круг замкнулся: выйдя из Европы, мы опять пытаемся в нее вернуться. Но как такая мелочь, как ударение в слове, связана с агрессивностью характера? Русские уже не один век бросаются в атаку (или просто в драку) с криком "урА!" (позаимствованным у татарских воинов-кочевников), а также "даЕшь!", "вперЕд!", "наших бьЮт!", "за мнОй, в атАку, на врагА!". Если произносить эти самые воинственные наши клики, перенося ударение на первый слог, то воинственность сразу исчезнет. Когда советские танки входили в Прагу, то танкисты на каждом перекрестке видели надписи "Позор!" и принимали на свой счет. На самом же деле следовало читать "пОзор" - "Внимание!" по-чешски. Чешский язык - это язык, на котором общаются в кругу друзей за кружкой пива. Бравый солдат Швейк уходил на войну из любимого кабачка и возвращался с войны в свой родной кабачок. Русские же уходят на войну из своего двора, с родной улицы, где каждый день надо драться за место в дворовой иерархии (а также драться с ребятами из соседнего двора), и возвращаются туда же, в родной двор. Русский язык - это язык, на котором разговаривают в окружении врагов, это сложилось исторически. Если русские идут куда-нибудь в кабачок просто посидеть и отдохнуть, то заканчивает это чаще всего выяснением отношений на вечную тему "Кто здесь самый крутой?". Есть еще одна тонкость языка, которую русским, приезжающим в Чехию, освоить гораздо труднее, чем ударение. Чехи никогда не проглатывают конец слова, мягкость речи у западных славян сочетается с уважением к слову, к собеседнику. Мы же умудряемся проглатывать конец слова даже в том случае, когда на него падает ударение! Показывая этим пренебрежение и неуважение не только к своей речи, но и к собеседнику. В этом проявляется знаменитое русское высокомерие, которое иностранцам всегда было трудно понять. Что же будет дальше с русским языком, а также и с нами, его носителями? Велика ли возможность того, что мы, совершив исторический круг, вернемся опять к европейским корням, к славянским истокам? И хотим ли мы этого на самом деле? (Современная ситуация в Европе подсказывает, что почти все зависит от нас самих, от нашего действительного, а не показного желания). Все не так просто. Классики русской литературы почти в один голос отмечали необычайную гибкость русской души, ее способность приспосабливаться к любым условиям, к любому окружению, соседству. Даже светский европеизированный Печорин любил скакать по горам, переодевшись в чеченца, и очень радовался, когда его принимали за бандита. Часто приходится слышать, как молодые русские парни с гордостью говорят "Я - афганец! Я - чеченец!". Если вдуматься, то это уму непостижимо: солдаты (пусть и бывшие) называют себя именем своих врагов, которые стреляли в них, убивали их друзей. Подобное трудно представить в любой другой армии мира. И свидетельствует это, во-первых, об удивительной незлобивости русского национального характера ("дрались не по злобе"), а во-вторых, напротив, о непреходящей агрессивности, особенно молодежи, по-прежнему дворовой и уличной ("драться не по злобе" приходится много, с самого детства). Особенно интересно то, что самих чеченцев во время войны наши солдаты называли "чехами". Не надо глубоко вникать во Фрейда, чтобы понять это смещение: из Европы нашу армию вежливо попросили, и ущемленное самолюбие сублимировалось в следующей же войне, в Чечне. Нельзя не заметить здесь, кроме сублимации, скрытой иронии: чеченца, прирожденного воина, обозвали добродушным и флегматичным "чехом". Если с возвращением в европейскую семью у нас пока не совсем получается, то что нам делать - продолжать движение на Восток, в семью азиатских держав? А кто нас в этой семье ждет (при всем хваленом восточном гостеприимстве)? С другой стороны, зачем опять куда-то ходить, напрашиваться в чужие семьи? Дома лучше: мАма, пАпа, РОдина. Кому надо, пусть сами к нам идут. А кто к нам с долларом придет, тот от рубля и погибнет. ОднознАчно!

Андрей ЛЕБЕДЕВ