«Смерть Бога» - центральная тема философии Ницше. С этой метафоры начинается его, пожалуй, главная из изданных при жизни, книг «Так говорил Заратустра»; в разных вариациях тема «смерти Бога» присутствует в «Веселой науке» и «Атихиристианине», в иной формулировке она вынесена в заглавие «Сумерки кумиров» и, наконец, эта тема становится идеологическим и методологическим ядром основного, по замыслу самого Ницше, труда его жизни – неоконченной и изданной лишь посмертно «Воли к власти».

«Смерть Бога» является по Ницше постулатом колоссальной важности, прежде всего, для европейской культуры, но в перспективе - и для всего человечества. Ницше не призывает к «убийству Бога», и не совершает это убийство - он констатирует свершившийся факт. «Смерть Бога» рассматривается Ницше как свершившийся феномен и как ключевое событие в эволюционной цепи европейской культуры, с одной стороны, являющееся закономерным ее следствием и, с другой стороны – и в этом главное, – мощным фактором, предопределяющим ее кризис и дальнейшее развитие. «Смерть Бога», таким образом, является для Ницше фокусом культурных трансформаций в Европе и представляет собой метафору, выражающую сущность, развитие и пути преодоления кризиса европейской культуры, обусловленного отказом от идеи трансцендентного бытия, в отношении которого реальное бытие могло бы обрести смысл или которым могло бы быть детерминировано.

Фактически, Ницше предлагает провести периодизацию европейской истории по новому основанию, а именно - по рефлексивному отношению, месту, которое занимает в культуре Европы идея «смерти Бога». Согласно Ницше, именно такая периодизация позволяет выявить наиболее ценные и значимые элементы в развитии Европы и человечества в целом. Соответственно этому можно выделить три значимых периода в развитии Европы, через которые идея «смерти Бога» раскрывает свое содержание: «Смерть Бога» - 1) как итог деградации старой культурной парадигмы, 2) как источник кризиса современной культуры и, наконец, 3) как методологическая установка проектов Новой культуры.

Возможно ли это! Этот святой старец в своём лесу ещё не слыхал о том, что Бог мёртв. (Так говорил Заратустра, с. 8)

Куда скрылся Бог? Я скажу вам! Мы убили его - вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Разве у нас есть силы…?…Что содеяли мы, когда сняли цепь, соединяющую эту землю с солнцем? Куда же теперь она движется?… Не блуждаем ли мы снова в бесконечном ничто?… Может быть, нужно уже зажигать фонари среди дня? Разве мы не слышали шума - это могильщики готовят могилу Бога! Ведь и Богам не избежать тления! Бог умер! Бог умер навсегда! И убили его - мы! …То самое светлое, самое могущественное, что было в мире, истекало кровью под нашими ножами - кто смоет эту кровь с наших рук? …какие священные игры нам придется измыслить? Не слишком ли велика для нас ноша этого великого деяния? Быть может, мы сами должны обратиться в богов, дабы оказаться достойными содеянного? Но они молчали, только глядели на него с удивлением. …Это огромное событие еще где-то в пути, оно идет к нам - весть о нем еще не дошла до слуха людей. …деяниям нужно время, даже после того как они свершились, - чтобы их можно было увидеть и услышать… (Веселая наука, с. 376-377).

Пожалуй, в этих фрагментах заложены две основные идеи, полностью раскрывающие значение «смерти Бога» как идеи и культурного феномена. Первая вполне определенна – «Бог умер!»; вторая менее понятна - она выражается в спокойствии, недоумении или насмешливости людей, услышавших об этом событии, - люди либо еще не верят этому, либо не понимают этого, либо не придают этому событию значение. Содержательно второй акцент Ницше представляется на данном этапе более значимым, чем первый. Именно в отношении людей к событию проявляется текущее состояние культуры. Таким способом Ницше, очевидно, фиксирует, что изначально кризиса нет, но легкомысленность в восприятии людьми такого серьезного события настораживает. В этом содержится некое предостережение, которое будет раскрыто несколько позже. Пока остановимся собственно на событии «смерти Бога». Приведенный ниже фрагмент позволяет раскрыть содержание этой идеи в ее первом значении – как итога деградации старой культурной парадигмы Европы.

Как "истинный мир" стал, наконец, пустым звуком:

1. Истинный мир достижим для мудреца…: он живет в истинном мире, он есть истинный мир…
2. Истинный мир недостижим теперь, но обещан… "грешнику на покаянии"…
3. Истинный мир недостижим, недоказуем, не обещан, …он - утешение, обязательство, императив…
4. Истинный мир - недостижим? … Следовательно, он не утешает, не спасает, ни к чему не обязывает: какие же обязательства перед неизвестностью?
5. "Истинный мир" - идея, от которой никакого проку, ни к чему не обязывающая, никчемная, лишняя идея, следовательно, ее опровергают - отбросим ее!
6. Истинный мир мы отбросили. Какой же мир остался? Может быть видимый? Ничуть не бывало! Вместе с истинным миром мы отбросили и мир видимый! … Вершина человечества. … ЗАРАТУСТРА НАЧИНАЕТСЯ! (Веселая наука, С. 556-557).

Итак, смерть Бога это естественный процесс, который Ницше застает на этапе, описанном в п.6. В предшествующих пяти этапах фиксируется хроника или, точнее генеалогия «убийства» – т.е. описание характера всех этапов, предшествующих конечному, в котором гибель старой парадигмы реализуется.

«Старая» парадигма европейской культуры была ориентирована на идею трактовки реального бытия как производного или онтологически замкнутого на трансценденцию («идеальный мир», «Бога» и т.п.). Из этого постулата выводились следствия для этого мира. О гибели именно этой парадигмы свидетельствует Ницше.

«Идеальный мир» - еще античная догадка, которая получает систематическое изложение в теории идей Платона. Однако в античности идеальный мир еще не является организующим принципом всей общественной и духовной жизни. Это всего лишь один из вариантов трактовки. Истинный мир – это всего лишь «обиталище мудреца» – пока не более. Но с течением времени «локальный» характер идеализма сменяется его гегемонией, его доминированием над всеми областями жизни. Реальное бытие выстраивается в соответствие с разделяемой моделью потустороннего мира: «он обещан грешнику на покаянии».

Но раз так, то к этой модели предъявляются особые требования. Она целиком предопределяет характер развития человечества. В этом смысле Ницше не удовлетворяет утвердившаяся в Европе в качестве доминантной парадигма с христианством как идеологическим ядром. Это является причиной развиваемой Ницше критики христианства.

Следующий, описанный в п.3, период наиболее ненавистен Ницше: «истинный мир недоказуем, ..не обещан, но …он – императив». Для Ницше основной фигурой этого периода является И.Кант, с его учением о «вещи в себе» и «категорическом императиве». С точки зрения Ницше порочность и «ханжество» философии Канта заключается в попытке совместить принцип недоказуемости и недостижимости трансценденции с моралью, которая обосновывалась верой в ее существование! Кант, объявляя истинный мир «вещью в себе», тем не менее, формулирует «категорический императив», который предписывает человечеству необоснованный и ложный образец поведения. Кант вводит человечество в заблуждение, сознательно ставит его на ложный путь.

Ничто не поражает так глубоко, ничто так не разрушает, как всякий "безличный долг", как жертва молоху абстракции. И почему только категорический императив Канта не воспринимали как жизнеопасный!.. (Антихристианин, с. 26)

Однако кантианская философия выполняет все-таки одну важную позитивную функцию, – она неявно ставит под вопрос необходимость, обоснованность и ценность такой гипотезы как Бог! Начинается крайне важный с точки зрения Ницше процесс отчуждения идеи Бога – ее изъятия из науки (напр., позитивизм в философии) и практики (прежде всего – из этики).

Кант – это попытка: «добыть себе право настарые идеалы и на старые мечты - в этих целях и теория познания, "полагающая границы", то есть дозволяющая устанавливать по своему усмотрению некое "потустороннее" разума…» (Воля к власти, с.84)

Бросающаяся в глаза необоснованность, логическая невыводимость кантовского категорического императива становится важным фактором освобождения человечества от ложных образцов культуры (см. пп. 4-5).

Итак, основной вывод – европейский рациональный субъект превращает идею Бога в вещь в себе, что должно привести к падению выводимых из этой идеи образцов культуры. М.Хайдеггер писал, подытоживая общий процесс развития европейской культуры: «Небосвод стерт» европейским рациональным субъектом, для которого весь мир стал лишь предметом представления и активистских притязаний; человек и его ego cogito (я мыслю) везде находили только себя, и “все это ради собственной удостоверяющейся уверенности” в полном господстве над миром». (Хайдеггер, 1990, с.170-171).

Как блестяще замечает Ницше, европейская рациональная культура, производная от христианского ценностного комплекса, содержит в себе инструменты саморазрушения:

Гибель христианства - от его морали; эта мораль обращается против христианского бога… Чувство правдивости, высоко развитое христианством, начинает испытывать отвращение к фальши и изолганности всех христианских толкований мира и истории. Резкий поворот назад от "Бог есть истина" к фанатической вере "Все ложно". (Воля к власти, с. 35)

Итак, заметим еще раз - в итоге развития европейской рациональности, стремления к истине, мертв не просто христианский Бог - мертв Бог как принцип! Для Ницше это переломная точка в развитии европейской культуры - отказ от религиозных ценностей должен привести к кардинальным переменам. О важности этого момента свидетельствует следующий фрагмент:

А мы-то ведем летоисчисление по dies nefastus (неблагой день), с которого началась вся фатальность, - по первому дню христианства!... Отчего же не по его последнему дню?.. Отчего же не по сегодняшнему?.. Переоценка всех ценностей!.. (Антихристианин, c.93)

Но переоценка ценностей происходит не сразу! Для переоценки ценностей мало убить Бога, необходимо научится жить без него. Для Ницше очевидно, - прежде, чем человечество обретет эти навыки, пройдет время. Это время величайшего кризиса, которое Ницше называет периодом нигилизма. Именно в течение этого периода должны создаться условия для нового человечества. Ницше предсказывает этот проблемный этап в развитии.

От «убийства Бога» к «кризису рационализации». Ницше следующим образом подытоживает конец главного «заблуждения человечества»:

Вместе с истинным миром мы отбросили и мир видимый! … Вершина человечества. … ЗАРАТУСТРА НАЧИНАЕТСЯ! (Веселая наука, с.557).

Этот пункт является последним (см. п. 6) в ницшеанской «истории одного заблуждения». Но к нему необходимо только прийти и путь этот лежит через преодоление кризиса, который, как уже было сказано, Ницше называет нигилизмом. Нигилизм начинается после того, как человечество понимает абсурдность попытки отказаться от идеи Бога, не отказываясь от общих организующих принципов, которые из нее вытекали. Но прежде в европейской истории назревает и реализуется иной этап (Просвещение). Его идеологическим базисом является замена веры в Бога верой в Разум и прогресс. Основная идея Просвещения заключается в том, что познание, воспринятое как постепенный процесс приращения рационального знания, приближает человечество к счастью, ведет его к некой финальной эпохе, которая трактуется преимущественно в социал-демократическом духе, как эпоха духовной свободы и всеобщего благосостояния.

На этом этапе по Ницше, возникает парадокс – отказ от идеи Бога не приводит к отказу от ее следствий, к отказу от выведенных из нее ожиданий и образцов культуры. Вера меняет терминологическую оболочку, слегка корректируются понятия – но суть остается прежней: все те же христианские идеалы человеколюбия, все та же догма о жизни как пути к далекой и единой для всех цели, все та же жертва настоящим во имя будущего.

Ницше блестяще подмечает, что вдохновившая Европу идеология Просвещения есть ни что иное, как то же христианство, но поставленное на рациональную почву. Анализируя этот поворот мысли Ницше, Ж.Делез пишет, что если раньше происходило обесценение, отрицание жизни во имя высших ценностей, то теперь имеет место «отрицание этих самых высших ценностей, замену их ценностями человеческими, слишком человеческими - мораль замещает польза…» и прочее, и прочее – «Ничего не изменилось» (Делез, с.39).

Осуществленная Просвещением подмена только исторически, с течением времени показывает свою несостоятельность. Бедность, преступность, разврат, войны, революции и контрреволюции… Идея о том, человек способен построить будущее таким, каким оно задумано, о том, что ratio – это тот Бог, служа которому, человечество может обрести счастье, дискредитирует себя. Новая рационализированная вера, как и прежняя оказывается ложной – это столь же неудачная модель описания мира… Вновь десятки потерянных поколений, живших во имя несуществующей цели…

Таким образом, проект рациональной подмены «идеи Бога» оказал огромное влияние на ХХ век, главным образом тем, что спровоцировал кризис рационализации и, как следствие, тотальный кризис смысла. Кризис рационализации состоит в несостоятельности, заведомой обреченности попыток создать «рациональную веру» – веру в Разум, в то, что человек как активный деятель способен создать мир в соответствии с желательным для человека проектом.

В такой интерпретации кризис рационализации стал предметом рассмотрения современных философских течений – в частности, этот кризис стал предметным ядром экзистенциализма. Так, Ж.-П.Сартр свидетельствует об обреченности попыток «избавиться от бога с минимальными издержками». (Сартр, с.326-327). Суть этих попыток в современной культуре, по Сартру, сводится примерно к следующему: «Бог - бесполезная и дорогостоящая гипотеза, и мы ее отбрасываем. Однако для того, чтобы существовала мораль, общество, мир культуры, необходимо, чтобы некоторые ценности принимались всерьез и считались существующими a priori. Необходимость быть честным, не лгать, не бить жену, иметь детей и т.д. должна признаваться априорно». (Сартр, с.326-327).

Такого рода попытки наблюдал и Ницше в культуре современной ему Европы. Предвосхищая негативный результат этих попыток, их безысходность он доказывал:

Порывая с христианством, мы одновременно оставляем и ту почву, в которой коренится право иметь христианскую мораль. Ведь она абсолютно немыслима сама по себе… Христианство представляет собой систему, продуманный и цельный взгляд на вещи. Если выломишь из христианства главную идею, веру в Бога, тут же раскрошится и все целое… она зиждется на вере в бога и рушится вместе с ней. (Сумерки кумиров, с.584)

Таким образом, для Ницше «смерть Бога» – это неизбежная и необходимая смерть производных от нее культурных образцов. Однако человечество должно только пройти это испытание, состоящее в преодолении стремления искать оправдание культуре, производной от идеи старого Бога.

Суть в том, что для человечества эта проблема неочевидна. Человек не может преодолеть в себе стремление к вере в идеал – религиозный или рациональный. Поэтому вопрос «Старые идеалы уничтожены, но что - взамен?» - это вопрос, который встает перед человечеством, отвергнувшим, - убившим Бога. Существование без идеалов невозможно. Но человечество не удовлетворяют и лже-идеалы. С «убийством Бога», человечество прозрело, лишив себя способности к самообману, - больше нет идеала, который мог бы стать разделяемым всеми организующим принципом бытия, - человечество перестало быть доверчивым, человек теперь слишком критичен, чтобы легко принять новый императив. Уничтожен не просто христианский Бог – уничтожен Бог как принцип! Но вместе с Богом, не уничтожена, - и в этом трагедия – потребность в Боге. Это противоречие между потребностью в идеале и осознанием принципиальной необоснуемости идеала, становится причиной разворачивающегося кризиса смысла – нигилизма.

Мораль была великим средством для противодействия практическому и теоретическому нигилизму. (Воля к власти, с.37).

Нигилизм как психологическое состояние должен будет наступить… после поисков во всем совершающемся "смысла", которого в нем нет: ищущий в конце концов падает духом. (Воля к власти, с.39)

Высшие ценности теряют свою ценность. Нет цели. Нет ответа на вопрос "зачем"? (Воля к власти, с.36)

"Все лишено смысла" - невозможность провести до конца толкование мира, на которое была потрачена огромная сила, вызывает сомнение, не ложны ли все вообще истолкования мира. (Воля к власти, с.35)

Анализируя проблему, Сартр отмечает: «Экзистенциалисты… обеспокоены отсутствием бога, так как вместе с богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире». (Сартр, с. 327)

Эта тема активно развивается в философии XX в. - все это попытки справиться с кризисом смысла – дать человечеству путеводную нить в абсурдном мире. «Абсурдный» человек, – пожалуй, основной персонаж ХХ века. По Камю, человечество застряло на этом этапе и не может перешагнуть «абсурдного» человека. Устами одно из персонажей Достоевского Камю восклицает: «Человек только и делал, что выдумывал бога, чтобы жить, не убивая себя; в этом вся всемирная история до сих пор» (Камю, с.298). Камю пытается показать путь к преодолению кризиса смысла: «принятие абсурдности жизни позволяет полностью в нее погрузиться» (Камю, с.304). Сама эта попытка свидетельствует только об одном, - что человек абсурдный не преодолен: «…я вижу, как умирает множество людей, ибо, по их мнению, жизнь не стоит того, чтобы ее прожить». (Камю, с.223). Для Камю – «абсурд» - это потеря старых ценностей и ясность того, что любые новые ценности бессмысленны.

Итак, со «смертью Бога» исчезает онтологическая ценность бытия - больше не к чему идти. Это самый страшный этап нигилизма - по его достижении тренды развития человечества должны измениться коренным образом. «Смерть бога - …ждет еще своего смысла и своего назначения. А до тех пор пока не изменятся сами принципы оценивания, пока будем старые ценности заменять на новые… ничто не изменится, мы останемся под гнетом установленных ценностей». (Делез, с.40-41)

Но как преодолеть это достижение. У Ницше ответ на этот вопрос состоит из двух частей – критической и утверждающей.

Критика христианства. Значение разворачиваемой Ницше критики христианства можно сформулировать в форме простого вопроса «А было ли что терять?» Так ли уже ценны те идеалы, которыми человечество пожертвовало? Стоит ли пытаться искать им другое обоснование?

В преодолении кризиса смысла Ницше предлагает быть последовательным и для начала убедиться в том, что сделанное человечеством неожиданно для самого себя, сделанное почти случайно - убийство христианского Бога – это абсолютно позитивное событие! Для этого необходимо сначала полное «уразумение того, что через них (христианские ценности. – В.К.) утверждало себя или отрицало». (Воля к власти, с.344). Ответ Ницше прост – в христианской этике утверждало себя все самое слабое и бесполезное, препятствие на пути высшего типа человека:

В боге - …провозглашена вражда жизни, природе, воле к жизни! Бог - формула клеветы на "посюсторонность", формула лжи о "потусторонности" (Антихристианин, с.32)

Пока народ верует в себя, у него - свой бог. В своем боге народ чтит условия, благодаря которым он на высоте, в нем чтит он свои доблести, - удовольствие от себя самого, чувство силы он переносит на существо, которое можно благодарить за это. …Однако… когда народ гибнет, когда он чувствует, что его вера в будущее иссякает, надежда обрести свободу окончательно гаснет, когда покорность представляется ему полезным делом, а добродетель побежденного - первым условием сохранением жизни, тогда обязан перемениться и бог. Бог стал тихоней, себе на уме, стеснительным, пугливым, он отныне проповедует "мир души", не велит никого ненавидеть, советует бережно обращаться со всеми и "любить" все одно что друга, что врага. (Антихристианин, с.30)

Христианский Бог рассматривается Ницше как колоссальной силы сковывающий, сдерживающий фактор:

Но он должен был умереть: он видел глазами, которые все видели - он видел глубины и бездны человека, весь его скрытый позор и безобразие.

Его сострадание не знало стыда: он проникал в мои самые грязные закоулки. Этот любопытнейший, сверх-назойливый, сверх-сострадательный должен был умереть: Человек не выносит, чтобы такой свидетель жил. (Так говорил Заратустра, с.194)

Христианство приводит к инверсии приоритетов, расставленных Природой:

Когда придумали понятие "природы" - противостоящей богу, "природное", "естественное" стало означать падшее и порочное, - весь воображаемый мир христианства коренится в ненависти к природе (действительности), он выражает глубочайшую неудовлетворенность реальным… (Антихристианин, с.29)

Христианство это преступление против естественности, против естественной иерархии сил:

…каждый поступок должен рассматриваться лишь с точки зрения сверхъестественных последствий, а не естественных. (Веселая наука, с.382).

В результате - торжество слабых и бесперспективных типов человека, в результате угасание пафоса жизни, результирующей энергии системы «человечество». Интерпретируя Ницше, Делез пишет, что христианство создает условия, при которых «слабые, рабы торжествуют не в результате сложения собственных сил, а посредством отнятия силы у другого: они отделяют сильного от того, на что он способен». (Делез, с.34)

Ницше, безусловно, одобряет содеянное человечеством убийство. Его мнение окончательно:

«Бог», «бессмертие души», «искупление», «потусторонний мир» – сплошные понятия, которым я никогда не дарил ни внимания, ни времени, даже ребенком… (Ecce Homo, с.713).

От кризиса рационализации к Новому порядку: три версии. Третий, развитый в философии Ницше, аспект «смерти Бога» (как методологической установки, лежащей в основе проекта Новой культуры и Нового порядка) наиболее сложен для интерпретации. По всей видимости, эта задача была трудна для самого Ницше. Последним аккордом его философии должно стать Предложение человечеству, открывающее путь к новым смыслам существования и утверждающую новую парадигму действия, так как паралич воли и действия, ставший результатом кризиса смысла – это отнюдь не то состояние культуры, на которое рассчитывает Ницше. Но перед ним стоит сложная задача – показать человечеству как жить в условиях непреодолимого «напрасно», создать смыслы, оставаясь в рамках парадигмы об отсутствии всяких смыслов. В этом последнем порядке и должно окончательно выкристаллизоваться ценность «богоубийства».

Не удивительно, что позитивная, утверждающая часть ницшеанского наследия наименее последовательна и не поддается однозначной интерпретации. Для развития утверждающей части учения у Ницше готовы все основные категории, полные патетики, но он не может получить из них стройный ряд.

Например, о высшем типе человека – сверхчеловеке - Ницше говорит давно, однако ему никогда не дается четких и прямых определений. В текстах Ницше о сверхчеловеке мы знаем не столько по описаниям собственно сверхчеловека, сколько в связи с критикой христианства. Если пытаться вывести новый проект культуры, новый идеал человека из критики христианства, то задача резко упрощается. Обратные христианским ценности получить не так трудно. Но поступив так мы нарушили бы основной, воспетый Ницше принцип – принцип отказа от всяких идеалов – принцип имморализма. Нужно суметь остаться «по ту сторону добра и зла».

Единственное, что мы знаем, – проект новой культуры должен интегрировать:

1. идею «смерти Бога» в ее этико-культурном аспекте - как принципиальное отсутствие доминирования в культуре любого вида идеалов;
2. идею «смерти Бога» в ее онтологическом аспекте – констатацию принципиальной бесцельности становления, недетерминированную и непредсказуемую конкуренцию воль, где воля понимается как воля к власти.
3. идею сверхчеловека - как основного персонажа и типажа новой эры и культуры, который в чем-то противоположен христианскому идеалу человека, но в то же время и не антихрист.

В целом у Ницше, можно выделить, пожалуй, три видения проекта новой культуры. Одно из них ведет к «человеку современному» – мы назовем это простым проектом. Другое - к «человеку, приносящему себя в жертву» – проект, который можно назвать апокалиптическим. Третье - к инверсной по отношению к христианству системе ценностей – проект, который можно назвать собственно проектом нового порядка.

Преодоление кризиса смысла через «простой» проект. Сам Ницше уже вероятно в европейском обществе конца XIX – начала XX вв. обнаруживает «признаки подъема сил», что означает первые признаки преодоления зависимости от «идеалоискательства», кризиса смысла. По Ницше впервые в истории культуры становятся самоценными не далекие идеалы, а «естественные» принципы организации жизни, восходящие к «естественной» – т.е. животной, инстинктивной природе человека:

Мы грубее, прямее, мы полны иронии к великодушным чувствам, даже когда сами попадаем пол их власть.

Естественнее стало наше высшее общество, - общество богатых, праздных: люди охотятся друг на друга, половая любовь - род спорта, в котором брак играет роль препятствия и приманки; развлекаются и живут ради удовольствия; на первом месте ценят телесные преимущества; развито любопытство и смелость.

Естественнее стало наше отношение к познанию… Мы ненавидим патетические и гиератические манеры, мы находим себе забаву в самых запретных вещах, у нас едва ли был бы еще какой-либо интерес к познанию, если бы по дороге к нему мы принуждены были скучать. Естественнее стало наше отношение к морали. Никто более не решается без иронии говорить о своем "долге". но ценится готовый на помощь, доброжелательный строй души - мораль видят в инстинкте и пренебрегают остальным… (Воля к власти, с.96)

Понятно, почему Ницше видит в этом позитивные изменения, – впервые жизнь становится ценной сама по себе, а не в связи с далекой целью, потусторонними идеалами, - т.е. вне всякой связи с любыми из возможных «Богов»:

Становление должно являться оправданным в каждый данный момент (или неподдающимся оценке, что сводится к тому же); настоящее ни под какими видами не должно быть оправдываемо ради будущего или прошедшее ради настоящего. (Воля к власти, с.338)

Наблюдаемые перемены свидетельствуют о начавшемся преодолении нигилистических тенденций. Кризис смысла преодолен – описываемое Ницше новое состояние человечества, по его убеждению, основано уже не на рациональной вере в полезность, смысл или ценность происходящего – это уже вообще не продукт рефлексии, но сама жизнь, инстинкты, воля:

Теперь уже против христианства выступает наш вкус, а не наши аргументы (Воля к власти, с. 380).

Никакого возврата назад не должно быть:

Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они отравители, всё равно, знают ли они это или нет. Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых устала земля: пусть же исчезнут они!

Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю — самое ужасное преступление, так же как чтить сущность непостижимого выше, чем смысл земли! (Так говорил Заратустра, с.8)

Такое видение человека будущего вполне реалистично и вполне соответствует тому, что сейчас мы можем наблюдать за своим окном. Скажем прямо, это единственный реалистичный проект из тех, что предлагал Ницше.

«Смерть Бога» и «человек, приносящий себя в жертву»: апокалиптический проект

Но это было бы слишком по-мещански, слишком «по-человечески» – свести все к «половой любви как роду спорта», «забаве в запретных вещах» и «иронии по поводу долга» - это измельчение человека – не более! А, между тем, есть горизонт, который стал виден после смерти Бога и к нему надо прийти – «сверхчеловечество»:

Сверхчеловек — смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли! (Так говорил Заратустра, с.8

Но, что, в сущности, мы знаем о том, что есть сверхчеловек? У Ницше бесполезно искать его определение. Это высший тип существа, который нельзя помыслить, оставаясь человеком. При этом становится очевидной граница, в которой оказываются замкнуты любые культурные проекты, с человеком в качестве главного действующего субъекта. В ряде мест (ниже приведено одно из них) Ницше явно дает понять, что сверхчеловек – это не тип человека, созданный особой формой культуры, а нечто, лежащее за гранью возможностей человечества:

В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель (Так говорил Заратустра, с.10)

Тогда в чем роль человечества? Ради чего совершено убийство Бога? У Ницше можно найти следующий ответ на этот вопрос, ответ, который дает ключ к пониманию апокалиптического сценария:

В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту.
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.
Я люблю тех, кто… приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека. (Так говорил Заратустра, с.10)

Тип человека, в котором преодолевается кризис смысла – это не обыватель, для которого самоценна жизнь в ее элементарных инстинктивных проявлениях, но это совершенно противоположный тип - человек, для которого жизнь утратила ценность, спровоцировав предельное состояние – ключевой момент которого «мысль об активном саморазрушении: уж лучше ничто воли, чем воля к ничто!» (Делез, с.42).

Высший тип человека – это человек, идущий на смерть, человек, любящей смерть! Нет ничего более яркого, нет ничего, высвобождающего больше энергии, нет ничего, излучающего больше блеска – чем схватка человека с превосходящей его стихией! – Чем столкновения человека и неизбежности! Человек перестает жить мелкими заботами, перестает измерять жизнь полезностью сегодняшнего дня, - отсутствие надежды только озлобляет и радует его. Он приносит себя в жертву и в этом акте высвобождаются те синергии, являются те скрытые доселе качества, которые превращают землю из затхлого болота обыденности – в слепящее пламя саморазрушения, в котором ценой миллионов жертв, рождается стихия, которая приводит землю в состояние, когда все готово – готово для преобразования!!

Итак, образ человека, приносящего себя в жертву – это крайний сценарий, сценарий, в котором человечество погибает в спровоцированном им самим же апокалипсисе. Но можно ли найти менее радикальный смысл в метафоре Ницше о том, что человек - только мост и жить нужно так, чтобы погибнуть?! Делез пишет в этой связи: «Природа воли к власти по Ницше, - не в том, чтобы вожделеть, не в том даже, чтобы брать, но в том, чтобы творить и давать» (Делез, с.31) Жертвоприношение – да! – но это жертвоприношение не тождественно самоубийству от усталости и собственной слабости. В этом скорее можно найти готовность умереть, чтобы жизнь сохранила свою изначальную чистоту – очищенность от всякого рода Богов, идолов, кумиров! Не это ли значит - «жить так, чтобы погибнуть»?! «Жить так, чтобы погибнуть во имя чистоты жизни!» Именно такого типа человека на земле до сих пор не хватало: «Завтра, после моей смерти, - пишет Сартр, - одни, может быть, решат установить фашизм, а другие окажутся такими трусами, что позволят им это сделать. Тогда фашизм станет человеческой истиной; и тем хуже для нас. Действительность будет такой, какой ее определит сам человек». (Сартр, с.332).

К такой же трактовке ницшевского «человека, приносящего себя в жертву» склоняется Делез: «Наши господа - всего лишь рабы, восторжествовавшие во всемирном поработительном становлении. …Вожди и власть имущие торжествуют благодаря своей низости, благодаря тому, что она заразительна - эта низость и клоунада. …Читатель легко догадается, к какой категории он (Ницше. - В.К.) мог причислить нацистскую расу «господ». (Делез, с. 35)

Действительно, у Ницше мы находим фрагменты, позволяющие оправдать такую трактовку:

Чтобы одинокая вершина уединялась не навеки и не довольствовалась собой; чтобы гора спустилась к долине и ветры вершины к низинам: О кто бы нашел настоящее имя, чтобы окрестить и возвести в добродетель такую тоску! (Так говорил Заратустра, с. 137).

Сущность силы в том и заключается, что сила соотносится другими силами; именно в отношении она обретает свою сущность и качество (Делез, с. 31). Никаких больше новых ценностей, а принципиальное их отсутствие и высший тип человека – человека, способного жить так, чтобы жизнь оставалось столь же чистой, какой должна быть по сути:

«Улучшить» человечество — было бы последним, что я мог бы обещать. Я не создаю новых идолов; пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Моё ремесло скорее — низвергать идолов — так называю я «идеалы». В той мере, в какой выдумали мир идеальный, отняли у реальности её ценность, её смысл, её истинность... «Мир истинный» и «мир кажущийся» — по-немецки: мир изолганный и реальность... Ложь идеала была до сих пор проклятием, тяготевшим над реальностью, само человечество, проникаясь этой ложью, извращалось вплоть до глубочайших своих инстинктов, до обоготворения ценностей, обратных тем, которые обеспечивали бы развитие, будущность, высшее право на будущее. (Ecce Homo, с.698)

Инверсия христианских ценностей и проект Нового порядка. Однако Ницше не был столь последователен и однозначен в своем учении, как того хотелось бы интерпретаторам с той или другой стороны. В его произведениях мы находим не меньше оснований для того, чтобы сказать, – Ницше был сторонником совершенно конкретного Проекта культуры - не приводящего к саморазрушению жизни.

В первую очередь, Ницше не раз отмечает, что кризис смысла или нигилизм не является завершающей стадией развития человечества, а представляет собой некий переход – проверку, «просеивание» людей, своего рода – критерий отбора.

Теперь, когда выясняется низменный источник этих ценностей (христианских - В.К.), тем самым и вселенная представляется нам обесцененной, "бессмысленной"… но это только переходное состояние. (Воля к власти, с. 38)

Нигилизм представляет собой патологическое промежуточное состояние… (Воля к власти, с.41)

«Смерть Бога» и последующий кризис смысла есть не что иное как критерий, позволяющий отличить слабых от сильных. Сильный – это тот, кто перед лицом неизбежности не падает духом, сохраняет волю к действию:

Ценность такого кризиса в том, что он… создает особую иерархию сил с точки зрения здоровья: признавая повелевающих - повелевающими, подчиняющихся - подчиняющимися. (Воля к власти, с.65).

Период нигилизма и кризиса смысла заканчивается «периодом катастрофы»:

Период катастрофы: распространение учения, которое просеивает людей, учения… побуждающего слабых к решительности - а также и сильных. (Воля к власти, с.66)

Ницше вновь и вновь обращает свои призывы к человеку:

Могли бы вы создать Бога? — Так не говорите же мне о всяких богах! Но вы несомненно могли бы создать сверхчеловека.

Быть может, не вы сами, братья мои! Но вы могли бы пересоздать себя в отцов и предков сверхчеловека; и пусть это будет вашим лучшим созданием! (Так говорил Заратустра, с.60).

Сверхчеловек – это всегда победитель – он весь в одержанной победе – но не в системе ценностей: существо, разделяющее систему ценностей, созданную высшим типом человека, само – уже не сверхчеловек. Сверхчеловек – это существо, проявляющее свои качества только в акте господства, ценности для него лишь средство господства, а господство, причем все расширяющееся – это цель. В этой борьбе выясняется высший тип человека. И в борьбе с этим высшим типом рождается превосходящий его тип. Главное не упразднять принцип борьбы. Это соответствует точке зрения М.Хайдеггера: «Борьба между теми, кто у власти, и теми, кто хочет власти, с обеих сторон есть борьба за власть. Повсюду определяющим оказывается сама же власть. Благодаря этой борьбе за власть принцип власти с обеих сторон возводится в принцип абсолютного господства власти. Одновременно, однако, здесь остается скрытым то одно, что эта власть стоит на службе у власти и угодна ей. Борьба за власть заранее уже подвластна власти. Воля к воле только уполномочивает эту борьбу. Власть же благодаря этой борьбе овладевает человеческими массами таким образом, что лишает людей возможности когда-либо вырваться на ее путях из забвения бытия. Борьба за власть неизбежно планетарна и, как таковая, по сути, безысходна…» (Хайдеггер, 1991, с. 224).

Сверхчеловек и Бог - это, по сути, одно и тоже с той только разницей, что сверхчеловк – это новый Бог, Бог, утверждающий себя на обломках старого Бога – и не во имя новых идеалов, но во имя господства. Сверхчеловек – это тот же Бог, но «по ту сторону добра и зла»:

Вы называете это саморазложением Бога: но это лишь его шелушение — он сбрасывает свою моральную кожу! И вскоре вам предстоит увидеть Его снова, по ту сторону добра и зла. (Злая мудрость, с. 732)

Право на новые собственные ценности — откуда возьму я его? Из права всех старых ценностей и границ этих ценностей. (Злая мудрость, с.734)

Ницше снова и снова повторяет: да, - все идеалы пустой звук – это мы выяснили, но смысл не в них, а в иерархиях сил в новых мирах, которые можно создать с помощью идеалов, идеалов как инструментов – так создавайте такие миры!

Когда Бог сотворил мир, Он и сам был тогда не больше, чем пустым понятием… (Злая мудрость, с.732)

Из следующих определений можно вывести четкие контуры того, что Ницше называл сверхчеловеком, а также предельно ясную логику, посредством которой он себя утверждает:

Новая просветительская эпоха - старая имела характер, соответствующий демократическому стаду: уравнение всех. Новая желает указать путь властным натурам - поскольку им (как и государству) позволено все, что стадному существу не дозволяется. (Воля к власти, С.344).

Ценность - это наивысшее количество власти, которое человек в состоянии себе усвоить, - человек, а не человечество! Человечество, несомненно, скорее средство, чем цель. Дело идет о типе: человечество просто материал для опыта, колоссальный излишек неудавшегося, поле обломков. (Воля к власти, с.341). Ценности и их изменения стоят в связи с возрастанием силы лица, устанавливающего ценности (Воля к власти, с.41)

Степень сопротивления и степень превосходства мощи - к этому сводится все дело во всяком процессе… Закона нет: каждая власть в каждый данный момент развивается до последних своих пределов. (Воля к власти, с. 296).

Меня радует военное развитие Европы, а также анархизм во внутренних состояниях… Прекрасные мужи вновь становятся возможными. …В каждом из нас сказано варвару "да", также и дикому зверю. …От философов теперь можно ждать большего. Кант еще со временем станет пугалом для птиц! (Воля к власти, с.100)

Что хорошо? - Все, от чего возрастает в человеке чувство силы, воля к власти, могущество.
Что дурно? - Все, что идет от слабости.
Что счастье? - чувство возрастающей силы, власти, чувство, что преодолено новое препятствие.
не удовлетворяться, нет - больше силы, больше власти! Не мир - война; не добродетель, а доблесть (добродетель в стиле Ренессанса, virtu - без примеси моралина).
Пусть гибнут слабые и уродливые - первая заповедь нашего человеколюбия. Надо еще помогать им гибнуть.
Что вреднее любого порока? - Сострадать слабым и калекам (Антихристианин, с. 19)

Но какую роль в этом новом прядке играет «недочеловечество» обыватели, «стадо»? Почему именно в «освобождении обывателя» (см. выше о простом проекте) Ницше увидел «признаки подъема сил»? В этом нет никакого противоречия. Для высшего типа человека разнузданный и «освободившийся обыватель» как нельзя более ценен. – Его развращенность, падкость на всякого рода сенсации и популизм создают основу для действия высшего типа человека. Без «люмпена», без обывателя, лишенного морали высший человек не может реализовать свою власть, этот «освободившийся обыватель» – колоссальный инструмент прихода к власти, которой жаждет высший тип человека! «Недочеловечество и сверхчеловечество, – пишет Хайдеггер, - одно и то же; они принадлежат друг другу... как животный «низ» и разумный «верх» неразрывно спарены до соответствия друг другу» (Хайдеггер, 1991, с.225).

Те же причины, которые вызывают измельчение людей, влекут более сильных и более редких вверх к величию. (Воля к власти, с.91)

С течением времени вы приведете этим путем глупость и необдуманность к победе: довольство и глупость - средина. …Следствия - …эпоха величайшей глупости, грубости и ничтожества масс, а также эпоха высших индивидов. (Воля к власти, с.101)

Убить Бога, - чтобы создать расу земных богов! Этого не надо бояться – ведь человечество – всего лишь «колоссальный избыток неудавшегося, поле обломков» - материал для лепки! Итак, дорогой читатель: «Падающего – толкни!»

В философии Ницше идея «смерти Бога» вводится как культурный феномен и рассматривается, главным образом, в ее культурологическом значении - как фокус культурных трансформаций в Европе, как метафора, выражающая сущность и характер развития европейской культуры.

Каждый этап культурной эволюции человечества может быть объяснен исходя из рефлексивного отношения (на данном конкретном этапе) носителя культуры - субъекта действия - к идее «смерти Бога». Каждый этап культуры характеризуется своим восприятием этой идеи и характером выводимых из нее следствий – т.е. способом проецирования ее на практику. Именно таким образом у Ницше раскрывается философское и культурологическое содержание идеи «смерти Бога». Соответственно, можно выделить следующие значимые аспекты этой идеи:

1. «Смерть Бога» как закономерный итог развития европейской культуры, в теоретико-методологическом плане означающий отказ от идеи существования трансцендентной реальности, в отношении которой «видимое» бытие могло бы обрести смысл или которой могло бы быть детерминировано;
2. «Смерть Бога» как идея, выражающая несостоятельность установок развитой европейской культурой активистской парадигмы (в основе которой лежит тезис о способности человека к преобразованию действительности в соответствие с изначально заданным проектом) и, как следствие, предполагающая заведомую обреченность попыток создать позитивную парадигму культуры на рациональных основаниях;
3. наконец, «Смерть Бога» как методологическая установка преобразования культуры, состоящая в отказе от моделей, в основе которых лежит допущение о возможности и достаточности единой и статичной парадигмальной основы культуры.