Думаю, можно сказать, что творчество Владимира Высоцкого - биогра- фия нашего времени. Конечно, биография - это нечто связанное, последо- вательное, а он в своих сюжетах и темах как будто разбросан, но в ог- ромном числе песен, .пропетых в разные времена, Высоцкий затронул очень важные или, лучше сказать, очень больные моменты нашей истории. Он рассказывал нам почти обо всем, чем жили мы, чем жил народ - при нем и до него. Пел о войне, о трудном послевоенном времени, когда он был мальчиком, но, как оказалось потом, вс╦ хорошо ухватил, почувство- вал и понял... Пел о больших делах и стройках и о тяжких временах тридцать седьмого, о космосе и космонавтах, спортсменах, альпинистах, моряках, пограничниках, солдатах, поэтах, шоферах - о ком угодно, обо всем. Великая, фантастическая его популярность, возникшая так неожи- данно, объяснима: Высоцкий вошел в самую гущу народа, он был понятен многим, почти всем. Я думаю, Высоцкий не смог бы стать столь популярным человеком, если бы не соединил в себе таланты большого поэта и большого артиста, пев- ца. Но и это еще не все, еще очень важно, что он взял на себя смелость выражать самое насущное и никем не выражаемое: то истинное, чем народ на самом деле "болел", о чем действительно думал, что было предметом повседневных разговоров людей между собой. Он начинал с того, что сочинял и пел для "своих", для людей, его окружавших, для тех, кого он лично знал и кто знал его. А своими ока- зались миллионы, песни разлетелись стремительно и звучали в квартирах интеллектуалов, в рабочих и студенческих общежитиях, их пела молодежь, школьники. ...Как-то весной он устроил большой концерт в воинском клубе, приг- ласил меня. Я в первый раз видел его выступление на публике, и меня поразило, с каким восторгом и пониманием слушали его и солдаты, и офи- церы в самых высоких званиях. Они все воспринимали его тоже как свое- го. Высоцкий был поэт остросатирический, он высмеивал бюрократов, чи- новников, подхалимов, дураков и - в особенности - обывателей, пожира- телей благополучия. У него было очень много злых и чрезвычайно острых песен об этом слое городского мещанства, и, что особенно странно, все эти люди, персонажи его сатиры, тоже его любили, как будто не понима- ли, что он над ними издевается. В этом есть какая-то загадочность, и объяснить ее так вот сразу я не берусь. По своему человеческому свойству и в творчестве своем он был истин- но русским человеком. Он выражал нечто такое, чему в русском языке я даже не могу подобрать нужного слова. Немцы называют это м е нталите т, приблизительно это переводится как склад ума, образ мышления, ха- рактер души. Так вот, менталитет русского народа Высоцкий выразил, как, пожалуй, никто другой, коснувшись при этом глубин, иногда уходя- щих очень далеко... И ширина его охвата почти безгранична: от жизни ученых до криминальных слоев. И вс╦ это было спаяно вместе, и вс╦ это была картина жизни современной ему России. На его похоронах было так много людей, что даже те, кто, казалось бы, понимал тогда его значение, не ожидали такого. Конечно, Высоцкий снимался в кино, выступал на эстраде, был артистом Театра на Таганке, но ведь он не был в официальном почете, о нем почти не писали, не го- ворили по радио... Оказалось, что Высоцкий не нуждался ни в каком офи- циальном признании, прославлении, вернее, его талант не нуждался: та- лант все сделал сам. Это безусловный урок, если говорить об искусстве и судьбе в искусстве. Мы недостаточно ценим людей при их жизни. Все мы, кто его знал и любил, понимали, что это большой человек, но подлинного масштаба лич- ности Высоцкого в общем-то никто не осознавал. Это тоже урок - очень горестный - и, как все уроки, он не пойдет впрок человечеству. Так бы- ло, и так будет, но каждый раз, когда это происходит с конкретной судьбой, становится очень горько. С Володей Высоцким мы по-настоящему познакомились только в послед- ние годы, когда я стал автором Театра на Таганке, так что встреч было не так уж много. Тем более, что в последнее время он все время куда-то уезжал, куда-то уносился. Иногда казалось, что это какое-то не очень осмысленное движение. Вдруг он спохватывался и говорил на бегу: "Уле- таю в Алма-Ату" или "Завтра надо лететь в Сочи". А повод чаще всего был простой: надо кому-то помочь, Друг ждет, надо для него что-то сде- лать. Помню, встретил его на Красной Пахре, он ехал в Москву. Володя ос- тановил машину, вышел, мы расцеловались. У него была такая трогатель- ная манера: никогда не мог просто проехать, обязательно останавливал машину и очень торжественно выходил здороваться. В тот день была премьера "Дома на набережной" на Таганке. Я спросил: "Володя, вечером придете на банкет?" - "Нет, Юрий Валентинович, простите, но я уез- жаю".- "Куда?" - "На лесоповал". Оказалось, куда-то в Тюмень, в Запад- ную Сибирь... Последний для Высоцкого Новый год мы встречали вместе. Я запомнил эту ночь только потому, что там был Володя. В одном доме на Пахре об- разовалась довольно большая, но какая-то пестрая компания. Пришли Во- лодя с Мариной. Володя принес гитару. Он был очень приветлив, со всеми мягок, спрашивал о делах, предлагал помощь, а потом кого-то повез в Москву, потому что никто другой не вызвался. Когда прощались, моя жена сказала ему: "Володя, ну как же так, мы просидели целую ночь, и вы да- же не спели ничего, а мы так хотели послушать". Он ответил: "Так ведь другие же не хотели, я видел... Ну, ничего, в следующий раз специально соберемся". Это была ужасно нелепая ночь. Среди нас был Высоцкий, единственный в этом большом и шумном застолье человек со всенародной славой. И он был там скромнейший, простой, деликатный, всем нужный человек. Это бы- ло его естественным качеством, природным, а потому очень редким. ...Россия всегда любила своих истинных поэтов. На могилы Пушкина, Есенина, Пастернака приходят люди, кладут цветы, читают стихи. Теперь так будет и с Владимиром Высоцким. Ю. Трифонов (1980 г.)