Говорят, он любил эпатировать. Это неправда. И слава его не была скандальной. И счастье, он полагал, не в ней. Как-то, гостя у меня в Пятигорске, дал интервью телевидению. Обычно он избегал публично отве- чать на вопросы журналистов. На их укоры однажды ответил встречным уп- реком: <Когда-то я хотел высказаться с вашей помощью, вы не хотели выслушивать. Теперь я вправе не хотеть>. А тут он неожиданно согласил- ся. Ожидая легковесных вопросов, не был первоначально настроен на серьезные ответы. Посерьезнел после второго вопроса, удивился: <Вы всем такие вопросы задаете?> Ответил: <Счастье - это, может быть, пу- тешествие в душу другого человека-в мир писателя, поэта. Но-не одному, а с человеком, которого ты любишь, мнением которого дорожишь>. Любил путешествовать в мир Ахматовой, Пастернака, Гумилева, Трифо- нова, Ахмадулиной. Большим поэтом считал Евтушенко. Знал стихи Мая- ковского, но оценивал их по-своему, не так, как принято. Ему, по-мое- му, как никому другому, была присуща поразительная точность образов, оценок. Вот как он писал, например, в 1976 году: Напрасно я лицо свое разбил - Кругом молчат-и вс╦, и взятки гладки, Один ору-еще так много сил, Хоть по утрам не делаю зарядки. Да я осилить мог бы тонны груза! Но, видимо, не стоило таскать - Мою страну, как тот дырявый кузов, Везет шофер, которому плевать. Доброту, честность, искренность и открытость Володя ценил в людях превыше всего. Выше ума и таланта. С брезгливостью относился к людям фальшивым, чувствовал их за версту, У него была масса знакомых, что неудивительно при его популярности, Но близок был он с очень немноги- ми, во что трудно поверить, слушая и читая воспоминания о нем, И бук- вально единицы могли прийти в его дом совершенно свободно. Известно, что гости - воры времени. Незваные воруют со взломом. За ними Высоцкий стремился поскорее закрыть дверь. Столь же неохотно раскрывал он душу. Вообще не любил пускаться в долгие излияния. Был обычно сдержан и мол- чалив. Но каким интересным рассказчиком становился в минуты особой открытости, находясь в кругу людей, ему приятных! Как целиком преда- вался хорошему настроению, дружескому веселью! Потом солнечные дни сменялись пасмурными. Бесконечные беседы и споры с ним незабываемы. Часто они начинались на кухне. Я обычно сидел на окне, Володя-стоял у плиты. Спохватывались - уже утро, скоро на репетицию... Никогда не хватало времени. То же - и с записями песен. Все было как-то стихийно. То в день рождения Олега Ефремова он приехал и сказал: <Давай новые песни спою>. То после своей первой поездки в Америку, то - перед гастролями в Тбилиси... Случаи самые разные. И почти всегда пел свои замечательные, казалось бы, от- точенные до конца песни, говорил: <Ну, это все не готово, я потом до- делаю. Не давай их пока никому>. Так было с <Белым вальсом>, с песней <Через десять лет-все так же>... Могли бы мы записать его последнюю песню <Грусть моя, тоска моя>. Помню, он как никогда хотел ее мне записать - брался за магнитофон - но тот не работал, за другой - то же самое... Ни один магнитофон в тот день почему-то не работал! Это было за несколько дней до Володиной смерти. Так ничего и не получилось, А 25 июля 1980 года без двадцати четыре утра в моей квартире раз- дался телефонный звонок: <Володя умер>. Сейчас о нем много пишут, спорят. В споры не хочу ввязываться. Од- нако об одном все же считаю необходимым сказать; он был человеком тра- гического мироощущения. Он жить хотел, но смерти не боялся. Приближе- ние ее чувствовал, но не призывал ее. Успел написать жене: ...Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, Мне есть, чем оправдаться перед Ним. ВАДИМ ТУМАНОВ