Рассказ невелик и по сюжету своему довольно прост. Однако прежде чем писать о нем отзыв, хочу предупредить предполагаемого читателя: сам я себя верующим, положа руку на сердце, не могу назвать. К чему такое предупреждение? Сейчас поймете.

Весь рассказ-то состоит в диалоге двух человек, пожилого священника отца Вениамина и юного студента-философа Алексея. Тема несколько неожиданная, - свершилось чудо, юноша обрел способность свободно парить над землей. Священник пытается объяснить происшедшее проявлением божественной воли, но тут-то и выясняется, что по-настоящему в Бога не верит ни студент, ни священник. Сплошная мимикрия получается.

Студент-философ невольно залез в сферу Бога, но так и не смог признать божественности свершившегося с ним чуда. Летал по ночам над полями и озерами, наслаждался своей безмерной властью над пространством. И все безнаказанно? Нет, оказалось, что отсутствие наказания за богохульство приобщенного к божественному чуду, но безбожного философа - это всего лишь отсрочка в расплате. Короче говоря, оплата в рассрочку. Вовсе безнаказанно влезать в сферу Бога - никому не дозволено.

Если залез помимо своей воли, то не злоупотребляй положением себе в корысть и другим во вред. Еще лучше оставь это дело, живи просто, как подобает жить человек, а не Богу. Такая получается в рассказе мораль. Впрочем, в тексте эти слова, естественно, не звучат.

Живи как человек. Что же такое человек по Леониду Бородину?

"Ночь была теплая и темная. Дремавшее человечество скулило во сне, как собака, обманутая в куске хлеба. Человек на холме слышал этот скулеж, но сочувствия не испытывал:" Да, наш философ возгордился, отделил себя от остального человечества, которое в его глазах почти ни чем не отличается от других животных. За что и поплатился. Упал на землю и разбился.

Что же это за сверхчеловек такой этот Алексей? Человек он необычный, пришедший из нашей прежней жизни. Раньше такие были. Теперь: Посмотрим, как про это у самого Бородина написано:

Впервые опубликовано: "Юность" 1989. ╪ 11

Глаза разбегаются, не зная, на чем в первую очередь остановить взгляд. Если в дурном рассказе можно взять да похвалить автора за своевременно и к месту расставленные запятые, точки и многоточия, то в отзыве на повесть Бородина досадно тратить слова даже на описание достоинств сюжета, фабулы, особенностей кульминации. Здесь есть решительно все атрибуты художественного произведения и даже немножко больше. Завязка с развязкой охватывают сюжет невидимой дугой. Конфликт решен в нескольких плоскостях одновременно.

Тут вам и портрет идеальной русской женщины Оли (слышу истеричные вопли читавших повесть феминисток), но идеальной не для героя и не для меня (нет, что вы, я иначе отношусь к женщинам, обращаюсь с ними, в отличие от героя, ласково), а для мужчины, который ее полюбит. Главный герой с ней холоден и даже жесток, но на этом изломе она как раз и являет пред взором читателя свою высшую женственность (Стоп! Отвлекаюсь на второстепенное! А что тут первостепенное?).

Тут вам и вечная тема Родины. Россия - "что-то в прошлом, совсем немного в настоящем и никак в будущем". А поездка по ней в восточном направлении подобен провалу в бездонный колодец времени: "не километры от центра отсчитывает поезд, а года прочь от настоящего времени:" (Опять отвлекаюсь)

Философия в повести не просто присутствует каким-то боком, но создает еще один конфликт, точнее, обозначает еще одну грань центрального конфликта повести. В философском плане с одной стороны его стоит герой, который является продуктом воинствующего атеизма и тотального материализма, но он пошел дальше своих учителей, то есть матери-учительницы-ярой-сталинистки: "так называемая интеллектуальная жизнь человека: есть мурлыканье высокоразвитого животного! :разум - это шестое чувство самосохранения: искусство - это побочная функция нормально функционирующего организма". Оппонент говорит на другом языке, напрочь отрицающем материализм и рационализм: "У меня же все только в чувстве, я еще не все словами определил". Антигерой в философском плане выступает как раз как положительный герой, противостоящий главному герою произведения. Кстати, философия подана скоротечно, образно, без тени занудства.

Буквально все есть в этой повести. Испытание идеала кровью и расплата за убийство. Палачи заплатили за убитых и замученных, но и герой платит полную цену. (Но и это не главное в повести. Что ж тогда? Отзыв все разрастается, а я все никак не подойду к главному!)

Я чувствую себя на месте главного героя. Я - это он; он - это я. Не поймите меня правильно! Нет, я не убивал престарелого заслуженного палача СССР, не терзал так влюбленную в меня женщину (ну, не так, по крайней мере), никогда не был таким волевым руководителем подпольной подрывной группы борцов за истину. Я пропускаю через себя все поступки главного героя потому, что в те времена советские, я также видел мир, то есть Бородин изобразил мир, как его видели многие (или немногие). Как там сказано в тексте: "Мы хотели рассказать о миллионах погибших: тем, на чьих глазах все происходило". Формальное признание окружающего мира сочеталось с внутренним неприятием его, с нестерпимым желанием отторгнуть от себя эту гадость, а то и уничтожить.

Кто же они такие? Новое ли нечто явили миру? - Не совсем. В общем-то чувствуется почерк русской интеллигенции, этой европейки в евразийских просторах России: "Проплывали селения, в селениях жили люди, думалось же о них, как об иностранцах: Даже не верилось, что говорят они на том же языке: Еще страшнее было представить иностранцем себя, страшнее, страшнее, потому что очень правдоподобно:" Да. Отделение себя от народа, возвышение над ним в качестве небожителей - это традиционно интеллигентской видение мира, нашего российского мира. Какого-нибудь Явлинского от повторения маршрута русской интеллигенции спасает лишь отсутствие практических действий, ограничение лишь говорением (И слава Богу!).

Но повторения пройденного пути не получается и у главного героя повести, хотя он действует и весьма активно. В своем сновидении он с сотоварищи и с пистолетом в руке борется: под красным флагом (!). Наяву его уже ловят последователи Ивана Каляева из массивного дома на улице Каляева. А в честь героя повести улицу уже не назовут. Протест без перспективы быть услышанным, протест без малейшей надежды на победу начатой борьбы является лишь выражением лишь эгоистичного стремления протестовать, выразить себя. Отсюда и метания от готовности сдаться без боя до жажды пристрелить хоть еще одного. Однако один патрон в стволе так и остался неиспользованным. Чей же он?

Многого о повести не сказал, но пресекусь, ибо отзыв не должен соревноваться с рецензируемым произведением в размере.