ключевые слова: "ну и жара у вас", ром, папуас, летучий ял.
Москва - Петрозаводск. Ожидание летучего яла.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо, и бутылка рома...
Эта история началась в тот день, когда в Москве бушевала гроза, и все провожающие думали - как там ял? надежно ли он закрыт? промокнут ли продукты сразу или чуть погодя? не погибнет ли суровый северный водила от жары прямо за рулем? А отъезжающие уже ни о чем не думали - ведь у них с собой было! Так что не помешало ни отсутствие закуски, ни то, что поезд простоял в каком-то отстойнике три часа по причине грозы - бутылка рома сделала свое темное дело, и расслабленные Гунька, Ванька и Антон погрузились в сладкое ожидание радости. Когда три человека берутся отправить ял из Москвы в Петрозаводск и довести его до кондиции, то им уже не страшны ни коварные милиционеры, мечтающие купить ял, ни водила с неизвестной болезнью, ни крановщик, торопящийся на свадьбу к сестре, ни сумасшедшие папуасы на дебаркадере. Можем ли мы, сидящие в пыльной Москве, понять их чувства, когда портовый кран поздно вечером мягко (и всего-то за одну бутылку) опускает летучий ял на воду? "Земля, прощай! В добрый путь!" Спасибо, родные. Мы с вами.
ключевые слова : дети, плотник, рында.
Петрозаводск - Бараний берег - Шардоны - Петрозаводск
Дорогие дети - идите в жопу!
(Ф.Раневская)
Корабельный плотник Антон искренне любил детей. Но еще больше он любил все строгать, пилить и отвинчивать. Настрогать детей ему пока не удалось, поэтому он их пилил, и пытался отвинтить головы. Дети кричали, их тошнило, но к счастью начался страшный шторм, и мужики весь день провисели на парусе, надеясь таким образом его зарифовать. Потом сильно пили, и Плотник, на суше предпочитающий "Martini", на воде (как и все) запивал спирт теплым кагором с пивом, за что наутро был погружен в трюм со всеми подобающими почестями. И никто даже не подумал о новой, до блеска надраенной рынде, вывезенной Плотником из Дании, которую накануне он для каких-то особых целей повесил на осине. Вспомнили о ней значительно позже - к тому моменту проворные Инвалиды уже утащили рынду в свои загадочные Дома. Только огромный гвоздь, которым Плотник пробил осину насквозь, одиноко торчал над еще теплым кострищем. От горя Плотник пытался покончить с собой, для чего выбросился за борт в районе Шардонских островов. Утонуть не смог - забыл про новенький спасжилет, но почему-то вылез весь в мазуте. "Ага!" - радостно сказал хитрый Гунька, и запретил всем пить воду из Онеги. Команде нечем стало разбавить спирт. Здоровье подрывалось с каждым днем все больше. Спасло их только прибытие из Москвы очередной партии отдыхающих, и последовавшая эвакуация детей в Москву. Дорогие дети, вы - цветы жизни.
ключевые слова : Ванес, "хорошее сало", весло, "дядь-Сережа, рассказывайте дальше!"
Москва - Петрозаводск
Петрозаводск - Бараний берег
Бараний берег - остров в шхерах
Все ветер и дождь,
Все ветер и дождь,
Что ни день - все одно и тож.
(Вильям наш Шекспир)
Что бы такое рассказать про начало похода? Было у меня одно жгучее желание, еще когда рюкзак собирала: вот бы закрыть глаза, а открыть уже на Василисином острове! Чтоб не видеть всю эту суету на вокзале, Ванеса, постоянно поливающего пивом проводниц и пассажиров, закупку продуктов в чудном городе Петрозаводске, выход в море поздно вечером, дождь, непопутный ветер, мокрую гитару... Из приятного вспоминаются только бутылки пива, которые все загружают и загружают в ял Игорь и Иван Андреич - нет им ни конца, ни края. А дождь все сильней.
Сало в специях
Однажды дети купили в Петрозаводске чудное сало: все в специях, красном перце, красивое - глаз не отвести. Сели детишки в лодочку, а ветер непопутный, зараза, пришлось галсы между "кометами" нарезать. Решили от неча делать детишки попробовать того сала малость. Дали Иван Андреичу ножик - режь на маленькие кусочки, а мы уж пива бутылочку откроем. Отрезал им Иван Андреич по кусочку, а себе за труды взял самый красивый - с края, со всех сторон перцем обсыпанный. Откусили детки по маленькому кусочку сала и как начали чихать, задыхаться, плакать и к пиву ручонки тянуть. А больше всех Иван Андреич. Так сразу две здоровые бутылки и высосали в один присест. А сала совсем мало ушло. "Какое хорошее сало!" - сказали детишки.
На Бараньем берегу совершенно нет баранов, там вообще ничего кроме дождя нет. Сколько мы там были - день, два? Помню только, что все мокрое - ял, палатки, продукты, дрова, гитара. Даже шуточки подмоченные: например, появилось новое развлечение - "чмырить Ваню", и новое ругательство: "цинготные дети", отголосок детского похода. Теперь поход вошел в новую стадию - подростковую. В этот не самый лучший возраст попадают Санька и Ванес, причем второй явно выглядит младше, поскольку чмырение оного, Санька осваивает гораздо быстрее, чем, скажем, Нина. Папа у Саньки работает стоматологом, и сыну в поход он дал целый пакет вставных челюстей. То есть, конечно, не челюстей, а пластмассовых слепков с челюсти, по которым делают коронки и мосты. Представляете себе выражение лиц Игоря и Ивана Андреича, когда им в первый раз попался на глаза этот пакет, полный нежно-розовых предметов неизвестного назначения? Санька говорит, что эти штуковины здорово горят: "У нас дома их целый мешок, мы ими всегда костер разжигаем". Начинаю понимать, почему Галка переехала от мужа из Коврова в Москву.
Все продукты промокли еще в детском походе. Гунька велел их перебрать, просушить и составить опись. Так я в первый раз столкнулась с тремя килограммами карамелек с сильно подмоченной репутацией. Эти дивные конфеты уже тогда невозможно было отделить от фантиков. Если бы я знала, сколько еще раз нам придется их сушить - выбросила бы сразу. Но пока мужественные Нина и Галка их наивно "посушили" впервые.
Погода капитально изменилась, как только мы вошли в шхеры. Совершенно ясно, что для туристов в район Кижей специально сгоняют хорошую погоду, тогда как везде дождь. Ветер тоже несет ял прямо к магазину в Кижах, а вовсе не на Василисин остров, о котором я мечтала еще в Москве. Однако, тот остров в шхерах, где мы ночевали, тоже совсем неплох, только места ровного на этой скале, поднимающейся из Онеги, практически нет. Ночевали на каком-то пятачке, где все палатки стояли рядом, перепутавшись оттяжками, так что было отчетливо слышно, когда ночью кто-нибудь расстегивал молнию на спальнике или палатке. Нина, с которой мы живем в маленьком желтом домике, думала, что это я всю ночь хожу проветриться, и серьезно начала переживать за мое здоровье, хотя я никуда из палатки не выходила.
Гунька все время что-то рассказывает, перескакивая с одной истории на другую. Днем на яле он травит байки, а вечером - сказку с продолжением. За тем, чтобы он не отвлекался, следит Санька. Стоит только сказочнику нашему приумолкнуть, как тут же раздается: "Дядь Сережа, ну, рассказывайте дальше!" И нету бедному Гуньке никаких поблажек. Галка жалуется на большое количество вещей: ей приходится собирать и разбирать два рюкзака - свой и Санькин. Все вещи в них перемешались, чтобы найти какой-нибудь носок нужно тщательно перебрать оба. Санька помогает ей, чем может: утром, как рассказывает Ваня, Санька пришел на погрузку яла, скомандовал ему: "Помоги маме рюкзак принести!" - и забрался в ял. Мной Санька тоже руководит: "Маша! Ты там камушки с носа посматривай!" А до берега еще километр. Кстати, статус Саньки на судне, похоже, выше, чем у Ванеса. Санька, насколько я понимаю, юнга, а Ваня в прошлом походе за скверное поведение был разжалован в подкилевые наросты.
Шхеры - Кижи - Сев.Олений
Сев.Олений - Ивановец
От склероза невозможно вылечиться,
но можно о нем забыть.
(цитата, не помню из кого)
Вот так всегда случается - с утра народ расслаблен, купается, греется на солнышке, собирает бруснику для настойки, неспешно варит еду, а потом на всех парусах, веслах и пр. начинает мчаться, потому что кто-то вспомнил, что магазин в Кижах закрывается в 16-30. И вообще, кажется, в четверг (завтра) там как раз выходной. Как это можно не забыть за зиму - непостижимо. И почему именно в 16-30, хотя остров (как помнят бывалые) закрывается для туристов в 18-00? По этому поводу расскажу одну байку про "во, блин, память!"
Пирожки с зубаткой
Этот Новый Год мы веселой компанией встречали на Онеге. Приехали 31-го декабря, а уезжали из Петрозаводска утром 2-го января. И вот в три часа ночи с 1-го на 2-е января Мяус, Юлечка и я гуляли по этому славному городу и забрели в какой-то магазин, где купили три пирожка с зубаткой. Так эта еда Мяусу понравилась, что он долго еще в поезде рассказывал о ней каким-то теткам, которые его жалели и кормили жареным зайцем с картошкой. А после похода в конце августа этим летом мы с ним страшно торопились в Москву, пришлось даже уехать на день раньше, чем все остальные. За полчаса до поезда, на который мы с трудом успели, Мяус пулей понесся в этот магазин, который от вокзала довольно далеко, смел там здоровую очередь за мойвой, и жалобно спросил у девушки, торговавшей горячими пирожками: "Мы тут на Новый Год пирожки с зубаткой брали, очень вкусные, у вас их не осталось?" Надо было видеть, что случилось с Мяусом, когда он узнал, что пирожки с рыбой закончились, и слышать, как продавщицы его уговаривали взять каких-нибудь других, свежих пирожков. Правда, купленные все-таки пирожки с яблоками, сыром и еще не помню с чем, он потом кушал охотно, но с огромным презрением.
Так вот, к магазину в Кижах, который непонятно как работает, все мчались с большим воодушевлением, на всех парусах, топя подвернувшиеся "кометы". И было даже издалека видно, как на высокое крыльцо магазина выходит румяная продавщица в кокошнике, улыбается, приветливо машет нам рукой... и навешивает на дверь щеколду со здоровенным замком. В ужасе мужики схватили весла, они все гребли и гребли, чудом не протаранили причал, бегом кинулись в магазин - работает! С песнями и плясками покатили на Северный Олений, уже не разбирая - где камни, где мели, вешки, бакены, подлодки. Только Ванеса опять чмырили, за пролитое на причале пиво. Упорный Антон решил обновить купленный в Дании спиннинг в богатых рыбой шхерах. Только все расслабились - он орет, как резаный: поворачивайте, мол, этот ваш ял, блесна зацепилась! Началась оживленная дискуссия, стоит ли возвращаться, и какой маневр для этого придется выполнить. "У меня леска кончается! Всего пятьсот метров на катушке!" - кричит Антон. Так уж и быть - мы же не звери. Поворотили, наконец, вернулись, отцепили блесну. И тут опять начался в народе приступ склероза - все помнят про большой камень, на который в "тот раз Маша нас чуть не посадила". Правда, все помнят этот камень в разных частях пролива - одни говорят, что к этому берегу ближе, другие - что к тому. Так все и спорили, до самой стоянки, и совершенно не обратили внимания на другой камень, небольшой, который одиноко торчал на ровном песчаном дне почти у самого берега. "Подразгонимся!" - скомандовал Гунька, и Ванес плюхнулся с веслом на загребную банку, куда его почему-то весь день не пускали Иван Андреич с Игорем. Ванес уперся руками в валек, ногами - в упор, лопастью весла - в камень, и подзагреб... Сработало правило рычага. Мне показалось, что к нам с тыла подкрался вражеский галеон и выстрелил в Ванеса с диким грохотом из пушки, отчего сраженный Ваня повалился под банку прямо на вышеупомянутые карамельки, и так и остался там, сжимая в руках обломок валька, только ножки торчали.
Дальше случилась совершенно дикая сцена, почти как в "Ревизоре" Гоголя, только, к сожалению, не немая, а весьма шумная. Весло, веслом, весла, веслу и т.д. - и так до конца похода. Ваня очень расстроился, ходил по лесу, валил деревья, потом с горя забрался на пень, торчащий около кострища. Пень специальный, не абы что, непонятно только, как это его рыбакам удалось спилить на высоте два метра над землей. Вечером было ужасно ветрено, и мужики натянули всевозможные тенты рядом с костром, тенты недовольно хлопали и шуршали, но от ветра помогали мало. Гунька ушел общаться с духом, мы с Ниной собираем чернику, а Саши ловят рыбу в той самом месте, где мы хотели искупаться, как назло!
А на завтра у меня случился день рожденья. Удивительно снова на день рожденья оказаться на Северном Оленьем - будто других мест мало на Онеге. Одно слово - карма, что по-русски значит судьба. Проснулась я от звуков выстрелов и сразу подумала, что Хоббит сейчас принесет Северного Оленя, полного дроби, но потом вспомнила, что Хоббит остался в Москве. У костра выстрелы звучали отчетливее, стали слышны очереди, и я решила, что это Ванес доламывает оставшиеся весла. Это действительно шумел Ваня. Вернее не он сам, а воздушные шары, которые, как с уважением сказал Санька, он надувал за один выдох. Если кто не понял, от этого выдоха шарики лопались. Тем не менее, надуть удалось целую гирлянду, которая жила своей жизнью - сначала сама уплыла, потом плыть за ялом не пожелала, все время громко взрывалась, пришлось ее кое-как пристроить на корме. Из обрывков шариков был устроен лаг. Вообще, измерять скорость в этот раз становится народной забавой. Скорость яла можно измерять: окурками (или другим плавающим мусором), лагом, просто по карте наблюдать, можно по звездам и т.д. Самое сложное потом перевести узлы в мили в час, километры в сутки и метры в секунду. Я предложила измерять скорость хотя бы по три раза кряду, чтобы потом усреднить результат, чем вызвала несказанное удивление народа - действительно, важен ведь не результат, а сам процесс. Сегодня и солнце светило, и ветер был попутный, намечалась вечеринка на Пидострове и был открыт портвейн - вот так праздник! Но до Пидострова много охотников (и рыбаков), там оказалось уже "занято": одичавшую команду смутило присутствие людей, поэтому мы двинулись дальше, на соседний остров Ивановец. Как отметил однажды Вадим, на Пидострове много камушков; так вот на Ивановце их тоже очень много, так что меня ожидало купание - Игорь, разгружавший барышень с яла, оступился и мы плюхнулись в воду. В этот вечер я купалась еще раз, уже по своей воле, поздно ночью, когда все уже насиделись, напраздновались, спели все песни и разбрелись по палаткам, прячась от приближающейся грозы. Первый раз купалась в Онеге без необходимости и с удовольствием - это все электричество в воздухе. И еще подумала, что я теперь хожу в должниках у большого Уха на набережной в Петрозаводске: исполнило это ухо мою новогоднюю просьбу - вот мы и на Онеге.
Ивановец - Палеостров
А мы уйдем на север, а мы уйдем на север!
А когда вернемся - не будет никого:
Не будет лягушонка и ко-сто-чек его!
С утра Антон опять строгал весла - они очень тяжелые. На каждой стоянке за нами остается куча стружек, и это не нравится Онеге. Над нами сгущаются тучи. Первая гроза состоялась ночью, а другие мы наблюдали целый день. Сначала за нами гналась одна гроза, но мы ловко ушли вправо. Около часа наблюдали за маневрами поддусика, который выписывал вензеля по загадочному фарватеру между Одинокими Людами и Челмужской косой. Миновали чудо-юдо-рыбу Хед с маячком и заметили новую грозу, надвигавшуюся слева. Долго гадали - убежим или нет, но совсем недолго радовались, когда грозу пронесло мимо. В это время за нашими спинами состоялся коварный сговор, и две грозы, объединившись, напали на нас с тыла. Ветер стих, и Онега закипела от лупившего по нам дождя. Спрятавшись под парус, мы уныло бултыхались около острова Сало, когда Антон заметил огромную радугу, упиравшуюся одним концом в гору Хиж. Все кинулись к фотоаппаратам, и чуть не сели на мель. А за островом Сало нас ждали ветер и солнце. Искусно лавируя, Гунька всего за 8-10 галсов причалил ял к берегу.
Палеостров удивительное место - высоченная скала, поросшая лесом, а рядом болотистая низина, трава, практически по пояс, заброшенный скит, и огромный крест на горе, с посвящением Павлу Коломенскому, "избитому жестокосердным Никоном". С вершины горы наблюдаем, как солнце медленно опускается в озеро. Исполнившись благости, решаем приготовить что-то оригинальное; идею покушать "настоящие спагетти" выдал Иван Андреич, и тут же улегся спать. Иван Андреич, как комиссар и настоящий чекист, возглавляет в этом походе общество гурманов (всякие там салатики капустные да омлеты с грибами) и тайный клуб любителей пива. Еще в начале похода было подмечено, что у Ванеса самая большая кружка, он много пьет, еще больше проливает - и все без толку. Где и как на яле Ивану Андреичу удалось припрятать пиво - до сих пор для меня загадка. А процедура пития следующая: как только Ванес удаляется от яла на безопасное расстояние, члены клуба собираются вокруг комиссара с кружками, в которые им нацеживают животворный напиток. После чего вопросы Ванеса: "А чой-то вы пьете?" - единодушно игнорируются. Но в этот вечер Ванес, даже не подозревая, отомстил за себя. В то время, когда макароны грелись на сковородке, он сослепу грузно и смачно вступил в стоящий рядом с костром котелок, где было жареное мясо с луком в томатном соусе. Берег на Палеострове песчаный, и на кроссовки Вани налипло изрядное количество песка. Похрустели...
Палеостров - Ожеп наволок
Дождь над Иссык-Кулем сплошной пеленой...
(Иващенко и Васильев)
И опять с утра не могли и носа высунуть из палатки из-за дождя. Мы с Ниной пытались отоспаться, но из соседней палатки доносились азартные вопли - ОДИН! ДВА!! ТРИ!!! ЧЕТЫРЕ!!!!.. - там играли в контакт. Играли часа четыре подряд, перебрали все буквы по три раза. "Тогда давайте на Ы? - Нет, Ы уже было!" Подростки узнали много новых слов.
Игорь щеголяет в костюме "Телохранитель". Этот наряд похож на рубашку и штаны из рыбацкой сети или на очень редкую кольчугу. Игорь приобрел в нем средневековый маскарадный вид, поэтому мне хочется его обозвать оруженосцем, а не телохранителем. Костюм предполагается одевать под верхнюю одежду, тогда в тем будет тепло, он хорошо проветривается, и его не могут прокусить комары. Игорь носит его просто так, поэтому комары легко кусают его через дырки в сетке.
Волевое решение идти на Ожеп наволок было принято после обеда. Во время перехода Гунька по заказу Нины излагал историю церковных реформ на Руси, про жидовствующих, староверов, Аввакума и Никона. В это время Антон фотографировал его камерой Nikon. Антон любит со всем экспериментировать: сначала он кидал свой "небьющийся" фонарик оземь, пока тот не перестал работать, потом купался в спасжилете и весть испачкался в солярке, а вот вчера упаковал фотоаппарат в специальную герму и бросил его за борт, окончательно убедив команду в невменяемости физиков-экспериментаторов.
Санька быстро соскучился, и стал, по своему обыкновению, всех спрашивать, где же эти Ажопы? Это его занятие сильно нервирует команду. Санька спрашивает у каждого по очереди, где ажопы, на которые мы идем. Это быстро надоедает: "Саша, тебе уже неоднократно было говорено - отстань!" Санька терпит некоторое время, а потом снова, уже шепотом, спрашивает у Галки: "Мама, так я не понял, а жопы-то где?"
Становилось все темнее, ветер заканчивался, все мечтали об ужине, и даже не заметили огромного окуня, клюнувшего-таки на блесну Антона. Только когда Антон решил смотать удочки, он обнаружил этого зверя на крючке - прокатили окуня. Пристали уже в темноте, и на спор за пять минут разгрузили ял, рюкзаки свистели как пули над головой. Зато потом два часа пытались разжечь костер: ветер, которого так не хватало на воде, весь оказался на берегу, он срывал палатки, задувал костер. Наша с Ниной палатка стояла на самом ветру, и ночью казалось, что нас, как домик Элли, сейчас унесет в далекую волшебную страну. Но в палатка у Нины специальная - ярко-желтая для поднятия тонуса, в ней даже в дождливый день кажется, что снаружи пригревает солнце. Вот только Нину этот цвет уже не вдохновляет: она и в начале похода переживала, что ей дали такой маленький отпуск, а теперь все время вздыхает - ведь это последняя дневка.
Ветер и назавтра остался на том берегу наволока, где стоял лагерь, зато на другом берегу был калифорнийский пляж, где все нежились перед купаньем. А еще собирали грибы и ягоды, кушали рыб, допивали последнее пиво. На тропинке, ведущей к зарослям черники, валялся дохлый Антон - сам холодный, лапки скрючены, губы синие - жуть! Но никто не испугался. Добрый Гунька решил накормить народ американской фасолью, которую Мяусу дали на работе, в качестве гуманитарной поддержки библиотечных работников. На пакете красовалась трогательная надпись: "Правительство США помнит о вас!" Надо было нам сразу догадаться, что это вовсе не гуманитарная помощь, а особо циничное химическое оружие, от которого бравые ялоходцы страдали всю следующую ночь.
Снова сушили карамельки. Начинаю понимать, почему Ольга Лейбова разговаривает сама с собой - меня тоже должность баталера, невзирая на подаренный белый колпак, скоро приведет к нервному срыву. Ненавижу горы гнилых овощей, слипшихся макарон, и сухофрукты, в которые зачем-то всегда добавляют глину. Спасибо Нине и Галке за поддержку... Спирта осталось всего восемь литров. А завтра все уезжают...
Ожеп наволок - Кевтень губа
На побывку едет молодой моряк,
Грудь его в медалях, ленты в якорях!
(народная Митьковская песня)
Проснулись в шесть, вышли в восемь, а в девять утра уже так напились - только ножки торчали. Ванес получил повышение по службе: от подкилевого нароста он дорос до трюмного юнги. Потом, когда уже ехали в поезде, Санька пытался разобраться в сложной терминологии морского табеля о рангах, и спросил, серьезно так, у Ванеса, каковы дальнейшие перспективы его служебного роста. На что Ванес тоже очень серьезно и грустно ответил: "Я думаю, это мой потолок".
В Кевтень губе состоялся очередной спор между капитаном и командой на ящик коньяка. Гребцы спорили, что смогут за десять минут доставить капитана на мост. Гунька сидел на руле и вилял, как маркитантская лодка - гребцы проиграли. Тренировали команду "Весла - на - валек", чтобы приветствовать Машу, однако на мосту никого не оказалось.
Выгрузили списанных на берег матросов, и на борту осталось нас только трое: Гунька, Саша-маленький да я. А вот как сейчас никто не приедет?
Но они приехали - целая толпа, довольные, с пирожками, пивом и капустой. Все кинулись обниматься, радовались, галдели, но у меня осталось очень тягостное впечатление от этого пересменка, которое точно высказала Иришка: "Игорь! Нина! Галка! Антон! Ну что же вы уже уезжаете?!"
ключевые слова: кокошник, Пидостров, "мы в Таганроге так не пьем", мачта.
Кевтень губа - Ожеп наволок
Парус! Порвали парус!
Привязывая палатку вечером к той же сосенке, от которой отвязала в шесть утра, я впервые ощутила приступ дежа вю, который повторялся всю заключительную часть похода чуть не каждый день. Только теперь вместо Нины в палатке завелся Мяус в яловых сапогах. Он думает, они сделаны для того, чтобы ялоходством заниматься. По дороге на Ожепы случилось очередное кораблекрушение - как будто весла мало - парус, порвали парус! Сильный порыв ветра не смог вырвать кливер из ловких рук Иришки, борьба титанов закончилась вырванным с мясом люверсом. Пришлось Иришке и Гуньке все утро следующего дня зашивать парус.
Сегодня день историй: мы расписываем свои подвиги, потрясая сломанным веслом, Иришка рассказывает, как было в Италии хорошо, мужики - как в поезде пили, особой строкой проходит история Мити Громова. Митя в поход взял диссертацию, в надежде ее дописать, и книгу В.Шинкарева "Митьки", чтобы стать настоящим митьком. Этим двум занятиям он посвящает целые дни. То читает нам книжку вслух, то пишет на полях диссера дневник похода. Практиковаться в митьковании Митя начал еще в Москве, когда все купили билеты до Медвежъегорска, а он - до Петрозаводска. Только под сильным давлением со стороны Хоббита (!), Митя, превозмогая страшную лень, купил еще один билет "Петрозаводск - Медв. Гора" на свое же место. При посадке в поезд проводнице он выдал билет до Петрозаводска, после чего, вместе со всеми, отметил отъезд и с трудом заполз на верхнюю полочку. Рано утром проводница начала сгружать Митю на перрон в Петрозаводске, но сонный Митя, кряхтя и ругаясь, выдал ей вторую серию билета и отвернулся носом к стенке. С проводницей стало плохо.
Днем на Ожеп наволок со стороны соседнего островка, храбро рассекая довольно бурные волны, приплыл белк. Он выполз из воды и пристроился отдыхать и сохнуть на маленькой сосенке рядом с лагерем. Все помчались смотреть, гладить, фотографировать. Хоббит считает, что это белк, который приплыл на Ожеп наволок за девками. "Только половой инстинкт может загнать человека в такой шторм в холодную воду!" - митинговал Хоббит.
Снова разложили мокрые карамельки для просушки. "Давайте выбросим," - жалобно предлагаю я. Но свежие силы, в лице Маши и Сереньки, меня останавливают. Эх...
Вечером баловались граппой, вывезенной из Италии доброй Иришкой. Хорошая граппа. Запивали разведенкой. Тоже неплохо.
Ожеп наволок - гора Хиж
В заповедных и дремучих
Страшных муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей
И в проезжих сеет страх.
Наконец-то состоялось наше знакомство с храбрыми парнягами из Таганрожского отделения. Сегодня они впервые любуются красотами Онеги. Гунька зачитывает переписку Московского Комитета Ветеранов войны с другими старпёрами, по поводу покупки яла для молодежной военно-патриотической организации, то есть для нас. О как! После визита в Таганрог в прошлом году, каких только небылиц Хоббит с Вадимом про ту компанию не рассказывали: и ходят-то они по неделе, к берегу не пристают, и туристов катают, и пограничники-то их шмонают, и воды там пресной нет, и GPS-навигатор у них, и по ялу они в обуви не ходят - просто супербизоны. А на самом деле - люди свои в доску, сразу на загребные сели, пока Мяус с Митей учились/вспоминали с какой стороны с веслу подходить; попросили разрешения бабочку поставить - поставили, от грозы удрали. Вот только мерзнут они с непривычки. Особенно божий человечек Серенька, который по старой привычке норовит по ялу босиком шастать, опять же при погрузке штаны ни за что не снимет, помочит все, потом сидит - дрожит. "Выпей, - говорим, - согреешься!" Так нет, "мы в Таганроге столько на воде не пьем". Так тут ведь не Таганрог, север, знаш-понимаш.
Мы идем на гору Хиж, заветное Гунькино место, где живет лесной дух. Бережок не ахти - песок, а за ним болото, как на Муромском, и лоси ходят на водопой большими толпами. Будем искать другое место, отходим, стали спорить и ругаться. В это время на берег вышел лось в кокошнике и проводил нас грустным взглядом добрых больших глаз. Стоянку нашли удивительную: палатки приткнулись среди елок почти на самом берегу, за ними сразу начинается резкий подъем, светлый старый лес, подлеска нет совершенно, только мох да черника. И сколько! И какая крупная! Мы с Машей проели себе дорогу от палатки вверх по склону - там небольшое плато, а за ним новый крутой подъем. А сколько тут грибов!
Вечером, наконец, показались звезды, а перед тем много дней было очень ветрено, и по небу носились плотные серые тучи, никакой тебе романтики. А сегодня мы любовались закатом, сидели у костра, разведенного почти у кромки воды, и наблюдали, как Мяус с Серенькой ловят рыбу. Оказывается, это очень спортивное занятие: чтобы найти рыбное место надо прочесать всю небольшую бухту вдоль и поперек. Но нам-то с берега видно, в чем тут дело: Мяус выписывает веслом в воздухе такие вензеля и огромные дуги, что вся рыба в изумлении собирается и плывет за ялом, а когда он перестает махать веслом и достает удочку, рыба разочарованно уплывает обратно под коряги.
Мы долго просили у Гуньки сказок и историй, но он загнал нас спать, заявив, что вблизи сакрального места снятся ведовские волшебные сны.
На следующее утро Гунька с Иришкой первыми побежали разведывать дорогу на вершину Хижа. Обнаружили на самом верху горное болото. Еще учуяли звериный дух, а увидев раскопанный муравейник, поняли, что поблизости обитает Топтыгин. Запугали всех, а Митю до такой степени, что он от восхождения отказался, и весь день прятался в палатке. Но больше никто не дрогнул, все полезли в гору. Хоббит прочел лекцию о верховых болотах, все внимали. Болота мало интересуют Адмирала, он хочет каких-то поганок, чтобы объесться и уйти в астрал. Маша тоже любит грибы всякие - и съедобные, и не очень, но об этом чуть позже. На вершине горы мы разошлись в разные стороны - те, кто думал, что найдет дорогу, пошли сами по себе, остальных обещал отвести Гунька, после короткого сеанса связи с местными духами.
Мы с Мяусом пошли сами. Пока я искала грибы, Вова бегал по кустам за медведем, в общем, направление потеряли, зато нашли дорогу в лесу. По ней и двинулись. Через полчаса решили, что дорога эта нас ведет вдоль берега, поэтому свернули с нее прямо в болото и напрямик выбрались к Онеге. "Эти лосиные кучи я видел вчера, "- сказал Вова. Да у вас тоже дежа вю, товарищ! Это коварный дух, обитающий на Хиже, нас водит. Сориентировавшись по знакомым кучам на берегу, вернулись в лагерь - а все уже давно пообедали.
У костра наметилась острая конкуренция за каны. Если кто-то хочет сварить, скажем, суп, и для этого помыл кан и кипятит в нем воду, то он не должен отлучаться ни на минуту, иначе Серенька тут же заварит в этом кане чай. Литров этак 15-20. На меньшее он не согласен. Вода в Онеге вкусная, это вам не Азовское море. С точки зрения баталера, все это хорошо, потому что потребление чая с приездом Сереньки возросло в пять раз, и место в герме активно освобождается для сухарей, от которых народ мечтает освободить рюкзаки. Но многие не так уважают чай. Их Сереньке приходится ублажать, доставая из рюкзака все новые связки сушек. Интересно, сколько их там еще?
Вечером магические силы начали действовать и на всех остальных. Саша совершает незатухаюшие грибные колебания: пойдет в лес, принесёт штук десять подосиновиков, потом снова уходит, и так без конца. Мяус с Хоббитом, напившись пьяными, превратились в ясеневскую братву и спорят с Митей о том, где находится центр мира - в Ясенево или в Люберцах. Черноголовка, которую представляем мы с Иришкой, получила почетное звание вольного города, и на том спасибо (надо заметить, что ялоходцев из Черноголовки тоже немало: Иришка, Даша, Слава Недосекин и я). На девушек лесные духи тоже пагубно влияют. Сидят Иришка с Машей рядом и чистят грибы, уже не спорят, устали обе. Только Маша отвернется, тут же Ира червивый грибок в кусты зашвыривает. Только Ира отвернется - тут же Маша обратно этот гриб выуживает. А главное, что грибов целая прорва в этом лесу наросла, будем их мариновать. Вечером у костра Митя рассказывает всякие страшные истории про духов и ведьм. Таганрожцы с ужасом за всеми нами наблюдают.
Хиж - Хет - Пид
... Гораздо трудней не свихнуться от скуки
И выдержать полный штиль.
Уже неоднократно отмечалось, как разрушительно действует отсутствие ветра на организм ялоходца. Сначала стандартный ялоходец полон сил и надежд дождаться-таки ветра и соглашается немного погрести. Первым не выдерживает центр удовольствий, и ялоходец бросает весло, требуя от капитана зрелищ. Капитан торгуется до последнего, но потом сдается и излагает историю войн царя Хаммурапи, плавно переходящую в исполнение оперы "Хованщина". Ялоходец удовлетворен и гребет еще некоторое время. Следующим отказывает желудок. Ялоходец нервно бросает весло и требует еды. Ведро маринованных грибов его ненадолго успокаивает, но кризис близок. Попытка снова погрести приводит к появлению звуковых галлюцинаций, и вот уже все слышат, как по ту сторону Челмужской косы ревет буря, а на этой стороне по-прежнему штиль. И напрасно пытается капитан убедить ялоходца, что по карте за эти сутки он продвинулся ровно на пять километров, напрасно взывает к его мужеству, напоминая, как "в прошлом году мы сорок километров за день на веслах отмахали!" - все напрасно. Ялоходец морально подавлен и желудочно неудовлетворен, поэтому выуживает бутыль спирта. А дальше, я думаю, каждый может рельефно все представить сам. Напомню лишь бодрый адмиральский храп, доносящийся из трюма, солнце, опускающееся за Одинокие Люды, Сереньку, набравшего полный рот масла, и Андрея, который решил напоследок заложить пару галсов.
Андрей - человек серьезный, работает на таможне, периодически борется за моральный облик Сереньки: "Не позорь нас!" Веслинг осуждает, говорит, надо сражаться с ветром. На яле носит синюю робу, чем напоминает мне великий китайский народ под руководством Мао. К команде нашей, где три барышни, относится скептически. Но сегодня, прослушав "Хованщину" в исполнении Гуньки, с уважением сказал: "Ну, Гунька у вас и фрукт!" Ага! Поздно ночью, выбравшись на Хед, обнаруживаю еще пять кило мокрых макарон, слипшихся в одно целое. С горя пытаюсь провести воспитательную беседу с некоторыми членами экипажа, которую Гунька радостно обозвал "навешиванием кокошников", ну и пусть, все равно на судне слишком много балласта - один Саша маленький чего стоит! Он, оказывается, впервые за все онежские походы стал пить со всеми. Зря!
Утром оказалось, что лагерь стоит на черничнике, и все, кто вечером был не в состоянии ходить, щеголяют свежими фиолетовыми следами на коленках. Серенька почему-то висит на сосне, странно, неужели обычное растительное масло так подействовало? Утро хмурое и располагающее к походу на маяк, с которого видно все, и даже больше. На острове Хед есть рыбацкий домик и дорога в лесу, но времени, чтобы все разведать нет, надо двигаться дальше. Хед специально устроен, чтобы загораживать ялоходцев от ветра. Так было и по дороге туда, и вот теперь, на пути обратно. Ветра сначала не было вовсе, потом дуло что-то невнятное со всех сторон, а потом его оказалось слишком много. Пришлось нам спрятаться на Пидостров - опять бултыхались полдня, а прошли 5 км. А на Пидостров-то ступала нога ялоходца в этом сезоне - около кострища выложено камнями "ГУНЬ", это Витюнины бойцы постарались. Пустяк - а приятно. Все любят Пидостров навестить.
Дневка на Пидострове
Погиб ли тот фрегат, седой волной разбитый,
Иль, может быть, пират пустил его ко дну.
Но капитана ждет красотка Маргарита:
А вдруг не утонул, а вдруг не утонул?
С утра повезли Сашу в Пяльму - не мог вместе со всеми уехать из Кевтень губы, теперь ради одного вся команда на ушах стоит. Они-то уехали, а мы-то остались. Робинзоны - это Хоббит, Иришка и я. Из продуктов нам оставили два кило гречки и пару банок тушенки, все это Хоббит побросал в кан и сварил. Получился полный кан. На троих. На всю оставшуюся жизнь. Зато скоро они вернутся, привезут гостинцев: хлеба, сока, груш, пива - ешь не хочу! Сегодня ветер задувает со стороны Пяльмы, сносит костер и палатки, на море волны с барашками разгулялись, а за мысом в маленькой бухточке очень хорошо - тепло, солнечно. Все разлеглись на пляжике песчаном на границе ветрораздела и наблюдают за маневрами белого паруса. Один галс, другой галс, третий галс, четвертый... и не стало паруса. Ждем. Долго ждем. Смотрим в бинокль. Идем по палаткам, считаем спасжилеты: они все в лагере - уже легче! Действительно, зачем человеку на яле спасжилет? А на берегу как удобно: мягко, тепло, лежишь себе на этом жилете да радуешься. Еще подождали. Развели "Белую лошадь", выпили. Пошли на вышку, смотреть, не плавают ли обломки яла. Пока не видно. Не видно и никакого сигнала, а ведь если они куда-то высадились, могли бы оранжевый буй вздернуть на елку какую-нибудь, мы бы знали, что все живы. Так нет, одно слово - ироды. Посчитали запасы еды и патроны у Хоббита: негусто, но на пару недель хватит. К вечеру нас навестили рыбаки. Жалели, кормили огурцами и вареньем. Обещали отвезти домой, если наши не найдутся. Уехали обратно в Пяльму за водкой. Стало темно. Мы собрали дрова для костра на мысу, будет маяк. Запалили маяк и вернулись к кану с гречкой. Смотрим на Пяльму в бинокль - нигде костра не видно. Стали спорить: а что это там на горизонте - прожекторы светят или северное сияние? На прожекторы непохоже (перемещается и увеличивается), а для северного сияния время неподходящее. Вдруг заметили на фоне сияющего неба совсем близко огромный черный парус, в полной тишине приближающийся к нам. Поняла, почему царь Эгей бросился со скалы в море - черный парус здорово действует на психику. Мираж... Оказывается нет! Крикнуть не могли, гады. Ну, как тут все стали радоваться, кричать, истории робинзонады рассказывать, гречку наворачивать. Как раз рыбаки подоспели с водкой. Хорошо!
А гостинцев нам вкусных так и не привезли, все сами слопали, пока целый день отдыхали на Петриле. В такую погоду на ялах не ходят. Хорошо, что я заказала гостинец полезный и оттого несъедобный - получила в целости и сохранности. И на следующий день погода не изменилась. И снова на ялах не ходят. Остров стал приедаться, несмотря на вкуснейших судаков, подаренных нам добрыми рыбаками. За ночь волны наполовину заполнили ял водой, поэтому с утра пришлось отвести его в ту самую маленькую бухту, где штиль. Настала пора снова сушить карамельки, и отмывать сухофрукты. Радуют меня только рюкзаки таганрожцев, из них появляются все новые вязанки сушек - сухие и вкусные.
Сегодня с утра выяснилось (не без помощи Сереньки), кто нагнал на нас этот ветер ужасный. Оказывается, Иришка все время кашу не в ту сторону мешает! Запретили Иришке мешать кашу не в ту сторону, велели мешать в ту сторону. Она обиделась. Днем ходили к вышке с Мяусом, Серенькой и Андреем. С верхушки фотографировали просторы, смотрели на волны. Волны к вечеру все меньше, но Гуньку не уговоришь. Ждем до завтра. Что же это за дневка такая - четвертые сутки пошли!
Пидостров - Северный Олений
Северный Олений - Букольников
Ты правишь в открытое море
Где с бурей не справиться нам,
В такую шальную погоду
Нельзя доверяться волнам (2 раза).
С утра оказалось, что и в такую погоду на ялах не ходят. Но пошли, хотя всем понятно, что при таком ветре не видать нам ни Бесова Носа с петроглифами, ни Василисиного острова, ни Пегремы с мегалитом. Светят нам только Кижи, где, как известно, погода лучше всего. Грузились печально и долго. Особенно отличился Мяус - заставил адмирала таскать себя на закорках. Мяус, в общем, человек неплохой, но вот слишком увлекся японскими стихами. И прозой. Типичный Бо Дун. Вот и сегодня: нет, чтобы сбросить штаны, показать удаль молодецкую, кинуться в холодную воду ял загружать - стоит себе на бережку, весть такой отрешенный, в сапожки яловые нарядился. "Почтенный Хо (низкий поклон), не окажете ли вы мне последнюю услугу, как один самурай другому (еще поклон)?" Адмирал от такой наглости юнги обомлел и... отнес его на ял. Идем на Олений. Хорошо идем, ходко, скорость померили - почти 12 км/час. Маша, правда, "Драмины" накушалась, чтоб не укачало, а теперь лозунги кричит - средство оказалось психотропным. Мяус, хотя ничего из аптечки не ел, тоже кричит на каждую волну. Поэтому волны в него и метят, уже воды полно в яле набрызгало. Маша с Митей берутся черпать, а ветер крепчает. Вот уже и Северный Олений показался. Хорошо, а главное никто не знает, что эти проклятые карамельки я на Пидострове выбросила в канавку - пусть себе сохнут хоть до будущего года!
И тут она сломалась. Она, в смысле, мачта. Сломалась почти посредине, с диким треском, парус полетел за борт, команда - за парусом, а адмирал, для усугубления паники заорал: "Руби мачту!" Вот это да! И опять около Северного Оленьего кораблекрушение. Надо запретить ялоходцам посещение этого острова в приказном порядке. Вот теперь выгребать пришлось два часа по тем самым волнам с барашками, по которым ялы не ходят. Еле доползли, все мокрые, как мыши, попадали сохнуть, только неунывающий божий человек повторил героический подвиг Ванеса, взобравшись на двухметровый пень. Может, это пень никого не пропускает мимо Северного Оленьего без приключений?
На самом деле, ясно из-за чего все наши напасти: Гунька, Иван Андреич и Антон пожалели бутылки шампанского, чтобы ял окрестить. Между прочим, одной из причин гибели "Курска", тьфу-тьфу-тьфу, не приведи Господь, - бывалые моряки на полном серьезе считают то, что подлодка так и не была крещена по всем правилам. Мачта наша расчудесная оказалась склеенной из досок с сучками. В том месте, где она сломалась, сошлись три сучка - а вы что хотели за такие деньги - крейсер Аврору? Мяус и Серенька взялись мачту срастить. Отпилили наискосяк верхнюю и нижнюю части, эпоксидкой заклеили, веревкой замотали. Оставили сохнуть. Будем теперь на огрызке от мачты полпаруса поднимать. Второй огрызок поедет в Москву, в музей ялохолдства.
Вечером пили больше обычного. "А у вас в Таганроге мачты ломались? - Ломались! - Ну, наливай!" С утра пытаюсь найти открытую вчера банку сгущенки. В этот момент появляется Андрей, борец за моральный облик, и сгущенка немедленно обнаруживается, как вы думаете где? Она вся размазана по его синей робе. Теперь зимой Андрей сможет облизывать робу и вспоминать Онегу.
Полдня отсыпались, вечером забегали: солнышко скроется - муравейник закроется. Всем надо в Кижи: в музей, на почту, в магазин. Поставили мачту, укоротив ванты. Да-а! Смешно до слез. Решили грести. Гунька в целях поддержания боевого духа рассказывает нам про Стеньку Разина.
Вечером в Кижах оказалось неплохо. Почта, конечно, уже закрыта, но магазин работает. И в музее никто билет не спрашивал, и народ весь уже на "кометах" и "ракетах" отбыл на большую землю, хорошо погуляли! Только охранник за нами ходил с рацией, боялся, что мы на теплоход опоздаем. А у нас свой теплоход, нам чужого не надо. Когда экскурсия вернулась на знакомый причал, выяснилось, что капитан с адмиралом и примкнувшая к ним Иришка испили бальзаму Карелия немеряно, и грести не могут. Я предложила проверить, а смогут ли они на буксире за ялом плыть, но никто меня не поддержал. Все весла расхватали. Вернее не все, а только четыре - какая уж тут скорость. Но дело даже не в этом. Некоторые капитаны в шхерах ориентируются практически также, как герои Дж. К. Джерома в Хемптонкортском лабиринте. Третий раз сворачиваем в какую-то протоку, а Кижи - вон они, Гунька! - на том же месте видны. И что за остров такой, не уйти с него. И вдруг в темноте раздался знакомый хруст - неужели опять мачта? Нет, это просто Серенька наступил на голову Иришке, улегшейся спать на корме. В который раз Иришка пожалела, что приобрела спасжилет, а не каску. Спотыкаясь в узких шхерах, распугивая байдарочников, пробираемся на Букольников, где палатка ставится либо вокруг камня, либо на скале, круто поднимающейся из озера. Некоторые решили не рисковать, и спали на берегу около яла. Многие отказывались от пищи.
Букольников - Шардоны
Кругом тайга, а бурые медведи
осатанели....
(Старинная митьковкая)
Сегодня день лавировки - таганрожским морякам надоело махать загребными веслами. Не обращая внимания на стоны Гуньки, они упрямо поднимают реек по склеенной из кусков мачте - не сломалась, однако! А еще сегодня день митька. Митя Громовов не жалея сил и голоса читает нам вслух Шинкарева, мы мотаем на ус. Многие проникаются. Искусно лавируем по шхерам: набрать высоту негде, поэтому каждые десять минут меняем галс, а толку - ноль. Это, как я понимаю, разминка для мачты перед выходом в Большое Онего, где наверняка ветер будет свежий. Дежа вю сегодня особенно сильна: вот он, тот остров, где мы спали на крохотном пятачке, скоро снова окажемся в узкой протоке, а там и до Бараньего берега с Петрозаводском недалеко. Проходим мимо яхты: удивительное дело - такая большая, а туда же, в камышах прячется. Интересно, куда при этом девается киль?
Но вот уже показался пролив, пора отметить. Основательно надираемся в маленькой бухте, втаптываем в парус помидоры и остатки супа, кормим финиками рыб. Выходим в Большое Онего, продолжая слушать истории про митьков. Проникаемся все больше.
Я любуюсь на закат через зеленые очки Маши Магановой. У Маши много всяких полезных штук припасено, целых два рюкзака. Справедливости ради надо сказать, что рюкзаки, конечно, не столитровые, но зато плохо укладываются в ял. Еще у Маши есть надувная подушка, которую она уже продырявила, и рога. Маша нашла на ажопах корявые сосновые ветки, и так они ей понравились, что она их везет в Москву. Эти рога уже здорово всех достали - они мешают валяться на носу, от них дырявится полиэтиленовый тент, многие матросы испачкались смолой и поцарапались. Но Маша непреклонна, хочет украсить дом.
Андрей снова достает GPS, в память которого уже внесены особо понравившиеся места. Будет дома доставать и смотреть, сколько тысяч километров отделяют его от Ажопов и Пидострова. Однако, у нас есть скорость! Держим пари, какая. Никто не угадал точно, но ближе всех оказался Хоббит: 8.5 км/час. Так мы скоро на Шардонах окажемся. Чем ближе, тем сильнее в народе пристуты склероза, кажется, я уже о них писала? Не помню. Так вот, Гунька помнит, где тут камни, и который из островов наш. Хоббит тоже помнит, где камни, и какой из островов наш, но не так, как Гунька. Митя помнит камни, на которые сели ночью, но острова вообще не узнает. Остальные тоже спорят. Короче, еле нашли. Но зато все на месте: вот прошлись рядом с камнями, вот и остров наш, вот и дерево поваленное, к которому в тот раз приставали.
Хорошо оказаться снова на Шардонах, это все знают. Особенно приятно Шардонами поражать вновь прибывших. Если кто не помнит - там скалы, сосны, закаты и муравьи. Вечером быстро холодает, люди греются у костра. С каждой новой порцией огненной воды они все тоньше понимают и разделяют митьковскую культуру, манеру поведения, речь, шутки. Подруги митьков не выдерживают и прячутся по палаткам. Последнее, что я заметила, отправляясь спать, - это как делают из последнего спирта разведенку. В темную бутылку со спиртом в полной темноте добавляют воду в строго определенном количестве и спорят, верно ли это количество отмеряно, не замечая, что вода давно уже выливается на землю.
Ночью на Шардонах появились медведи. Один страшно ревел около нашей палатки, а потом заполз в нее и храпел там до утра. Двое других, в облике Мити и Сереньки приходили его проведать. Спрашивали, не обижаю ли я его. Нет, говорю, не обижаю. Он ведь братушка вам. Не верят. Говорят, если ты его обижаешь, мы все навалимся, и тебя убьем. Ишь какие! Сидят перед палаткой на корточках, раскачиваются, встать уже не могут, а туда же - пугают. Потом медведи поползли с ялом брататься, потом их на скалах видели. Один утром пришел к Гуньке, ломился в палатку, хотел говорить о жизни, но Гунька его прогнал. Утро. Варили похмельный супчик из капусты и лимона. Многие отказываются. Обнаружили раскопанный муравейник с отпечатком медвежьего лика, все в точности, как Гунька на Хиже видел. Спорили, почему у Сереньки такое серое лицо: то ли в костре спал, то ли вообще ночь пропустил. Долго не могли загрузить ял - митьки желали купаться в холодной воде, причем только в порядке очереди. Еле ушли из этого "красивейшего на Онеге" места.
Шардоны - Бараний берег
Город Каргополь, ах, город невелик,
Позабыть его мне сердце не велит.
Может, он и мал слегка, да Онега велика,
Да немеряны леса, да без краю небеса.
(Дмитрий Сухарев. "Каргополочка")
Наконец-то Мите доверили управление судном. Как он мечтал об этом, сколько просил Гуньку, и вот дождался. Сидит гордый, как буревестник, на руле, паруса хлопают, команда ругается, но разве это важно! "Гунька, я забыл, как этот маневр называется?" Левентик, Митя, этот маневр называется встать в левентик. Вот оно, соленое матросское счастье. Митя очень спешит, ему надо завтра на свадьбу к сестре попасть. В этом походе уже третья свадьба петрозаводских сестер подгоняет ялоходцев: на свадьбу к сестре так спешил водитель КАМАЗА, который вез "Злого таракана" из Москвы, на свадьбу к сестре торопился крановщик из порта, теперь Митя... Горько, товарищи.
Хорошо идти в левентике, только никуда не двигаешься. Солнце пригревает животы митьков. Вот один проснулся, вот другой, потянулись к еде. "Ух, ты! Еще тепленький!" Раздается чавканье - некрофилы жируют, а у Васи Векшина две сестренки остались в Петрозаводске. После обеда принято еще одно волевое решение: сечь юнгу, то есть Мяуса, линьком, чтобы ветер вспомнил, для чего он существует. Ветер вспомнил, но слабо. Нас уже все узнают, мы ведь с утра здесь болтаемся - утки обгоняют ял, приветственно крякая, не боятся даже Хоббита. На закате ставим весла - зачем, ведь Бараний берег уже совсем близко? Ах, да, Митя торопится.
"Не рановато ли задембелевал?" - интересуется Иришка, провожая Митю, собравшего рюкзак. "С тобой говорит капитан милиции Жеглов!" - ласково отвечает Митя. На том и расстались. Гунька сегодня рассказывает новую историю: про наш поход этого года. Оказывается, столько всего интересного было! А ведь сегодня последний вечер наш на Онеге. Паровоз, который повезет нас с Мяусом завтра в Москву, уже разводит пары, Вадим и Иваном Андреичем готовы к торжественной встрече на перроне, нас уже ждет коварный ветер из Петрозаводской губы, но все это будет завтра. А пока мы здесь (в который раз за этот поход), на Бараньем Берегу, где совершенно нет баранов, а есть только Онега, "Злой Таракан", костер, ялоходцы и история, рассказанная Гунькой. Она называется: "Военно-патриотическое воспитание 2001".