Вернуться на главную страницу.

Есть ли мне добавка каши,
Столь полезной пищеводу,
Что амброзии подобно
Путь к желудку пролагает?
Так я вопрошал Елену,
И с половником Елена,
Отвечала с грустью в веждах,
Что свою сожрал я пайку.

Между тем в Онеге бурной,
С гребней волн срывалась пена,
И когда б барашек каждый
Народил по Афродите,
То, я смею вас уверить,
Стал б острей вопрос жилищный...

Но достойных ялоходцев,
Мужей в бедах постоянных,
И девиц благочестивых,
Мало волновала эта
Умозрительная трудность.
(Пояснить, пожалуй, нужно,
То, что "в бедах постоянных"
Означает "стойких в бедах").
Перед ними представала,
Куда большая задача:
Как отчалить побыстрее,
Полонив попутный ветер,
Чтоб оставить за кормою,
Берег, где монахи чинно,
Богу отдают служенье?
Берег, где игумен Павел,
Озабочен превелико:
"Где же суть ключи от бани?"
Берег, где трапезник Сергий
Раздосадован немало,
Потому как гад послушник
У него потырил сахар,
Вместе с чайником носатым,
Вместе с хлебом постно-кислым,
Вместе с прочими братьями,
Эти вот христовы братья
Убежали на природу
Отдохнуть, напиться чаю,
Позабыв про послушанье,
Разъярён трапезник Сергий,
"Удавлю!", кричит, "Скотина!
Португалец нечестивый!"

Эти крики огорчали
Стойких духом ялоходцев,
Да к тому же оный Сергий
Выпил все запасы спирта,
В чём поддержку оказали
Трудник Макс, послушник Родя,
Но и прочие монахи
Клювы зря не разевали,
А стреляли сигареты,
Чей запас был на исходе.

Вот достойный ялоходец,
Игорь Р— рюхливый боцман,
Чуткий нос под ветер сунул,
И сказал: "Пора бы двигать..."
Тотчас славные парняги
С белых ног порты скидали,
И давай вбегать в Онегу,
Поперёк волны трёхбальной.
Лоцман Яр, одетый в памперс,
Говнодавами поддержан,
Сильной дланью двинул судно,
Брег песчаный взрезав килем,
Пропотел обильно лоцман,
Но не выпустил коварный
Берег "Злого таракана".
Вот второй раз навалился
На корму он мощной грудью,
Зазвенели все найтовы,
Ошалев от напряженья,
Нагеля повылетали,
Но недобрый брат Василий
Ублажил озёрных бесов,
И держали те когтями
Днище "Злого таракана",
С неслабеющим стараньем.
Разозлился грозный лоцман,
Говнодавами затопал,
Взбаламутил пол Онеги,
Свистнул прочих ялоходцев,
И отважные парняги
Споро к ялу подбегали,
Кто-то брался за форштевень,
Кто-то борт брал цепкой хваткой.
Секс-пистон игривый Хоббит
Бегал в пенистом прибое,
Распугав чертей озёрных
Своим гордым задним ликом,
И елдовиной неслабой,
И мудями с медным боем.

Так, подобно акушерке,
Что зажав головку плода,
Нежно дёргает младенца,
Открывая мир жестокий,
Так же нежно ялоходцы
Выносили судно в волны,
Посылали судно в бурю,
На борьбу со злой стихией.

Погрузив свои пожитки,
Положив поверх пожиток,
Девок, так и не утопших,
Несмотря на все старанья,
Ялоходцы залезали в ял,
Лишь чудом уцелевший,
Так как за погрузку дважды
Он ударился о камни—
Меньше клювом надо щёлкать,
Меньше разевать рюхало.
А потом, поднявши парус,
Чинно развалясь на банках,
Ну, снимать с себя кальсоны,
Положив на то, что девки,
Как бы рядом находись,
А бесстыжий боцман даже
Стал крутить над головою
Нижнее своё убранство,
Потрясая дерзким членом,
Лицемерно извиняясь:
Дескать, сохнет так быстрее,
Но девицы преполняясь
Только чистым побужденьем,
Стали натирать бродягам
Икры густоволосаты,
Заколдобленные ляжки,
Той мазюкалкой ядрёной—
От неё святым стать можно,
Повторив за Виттом пляску,
Но бродяги кайфовали,
Лишь покряхтывали томно.

И такой вот тихой сапой,
Усмиряя сильный ветер,
Шли московские студенты
По онежскому простору,
За еловыми бортами
Слышен то негромкий шелест,
Благозвучное журчанье,
То похлюпывают смачно
Воды северного края.
Меж собою делит судно
Скромная его команда:
Лена, вышившая знамя,
Умудрёная Алёна,
Игорь Р, рюхливый боцман,
Ярослав, промокший лоцман,
Твёрдый Миша, строгий кацман,
Самурай, шпион японский,
Штурман Хоббит кучерявый,
Безунывная Варвара,
Ну, и я, такой хороший.

Нам кричали: "Камикадзе!
Баб потопите! Вернитесь!"
Нервный шкипер Александр
Восклицал: "С ума сошли вы!"
Но отважные бродяги
Обогнули всю Онегу,
Каждый раз приплыв под вечер
К новым берегам озёрным.
Бородатые онежцы
Удивятся, вдруг увидев
Ял со всей его командой
Но рукой махнут— забудут.
Лишь петроглиф улыбнётся,
Вспомнив, как однажды мимо
Проплывал весёлый ялик,
С чутким парусом на мачте,
С негасимым жаром в сердце.