Стихи представлены крестниками Людмилы Окназовой - Марией Романушко и Виктором Кротовым

Вечность

Она приходит в первый раз

С пятнистым солнцем на ступенях,

Когда древесная кора

Звенит от щебета и пенья.

Она судьбой венчает нас

На солнечной ступеньке детства,

Когда мы пьем рассветный час

Без алчности и без протеста.

И, в странный свет вовлечены,

По кем-то брошенным заметам

Идем к пределу той черты,

Когда мы сами станем следом.

И без оглядки на века,

Пусть, как младенцы, криво, косо -

Но свой прицел, своя рука -

Пути прокладываем в Космос.

Мы забываем про Нее,

В названьях путаясь и в сроках,

Пока Она не запоет

В тени у нашего порога.

И в этот несравненный час,

Перед последнею ступенью,

В одно из утренних начал

Мы проступаем постепенно.

* * *

О, если бы

освобожденным телом

войти в сады дождя,

под кроны туч,

под проливное пламя ливней белых -

и влагой стать,

и вытянуться в луч.

Тянуться вслед за дождиком бродяжным,

по струнам тени отрешенно течь,

став удлиненной,

песенно-протяжной,

звучать, как дождь,

его усвоив речь.

Стать - множеством,

уйдя от единицы,

стать линией пути, а не кольцом,

стать образом души, а не лицом,

со всем, что живо, безраздельно слиться.

Уйти от одинокого "хочу",

светя туманом распыленной влаги,

и в замысле нечаянных причуд

украсить радугой

крыло рассветной птахи...

Но можно ли, не согрешив во зле,

предать забвенью боль земного плена,

перед зарей не преклонить колена,

встречая свет на раненой Земле?

* * *

Когда я буду умирать,

не посылай за докторами,

но звездными пройди дворами

в приют церковного двора.

Скажи священнику: -

"Пора!" -

И он придет ко мне с Дарами.

Свечой оранжево-туманной

озолоти летящий час...

И я вздохну в последний раз

и - выдохну,

и стану - тайной.

Сельский священник

сияют небом голубые лужи,

и без сапог резиновых - беда,

да, впрочем, ненамного лучше в стужи.

А с колоколенки, под сенью голых крон,

церковки, что стара и небогата,

с рассвета разворачивался звон,

волнистый, неожиданно крылатый.

Его заслышав, с самого утра,

идет народ поселка к службе ранней.

Порой, взобравшись на ступеньки Храма,

на них, смеясь, играет детвора.

На паперти тенисто-золотой

огонь свечей преображает лики,

и каждая свеча - ревнитель твой,

и каждая свеча - твоя молитва.

Да, видно, сила эта велика:

ведь как бы ни был день твой перегружен,

идешь на час, а входишь - на века,

и с каждым днем все глубже входишь, глубже...

А он уж стар, и плохо говорит,

и сам собою неказистый, хлипкий.

Но чуть взошел на паперть - и горит

любовною немеркнущей улыбкой.

Порой приходит в Храм совсем больной,

придет, не устрашен морозом лютым.

Протягивает руки... Боже мой,

какую силу протянул он людям!

Он улыбался маленьким грехам,

а о больших - вздыхал, не укоряя,

он адом не смущал, не тешил раем

и пред хулой смиренно затихал.

И не был он похож на мудреца,

и словом не владел он в полной мере.

Но нет роднее этого лица,

и этих детских глаз,

и этой веры.

Я - в Детство иду

Друзья на пороге,

венки у дверей...

Я дверь открываю с волненьем особым: -

Войдите, я жду вас,

войдите скорей!

Присядьте... багаж мой давно уже собран.

Я нынче в поход -

на другую звезду.

Вы, запросто, в небе июльском пошарьте...

Нет, нет, не просите,

Я - в Детство иду.

Я - в Детство окольной дорогой иду.

Я - в Детство иду,

не мешайте!

Ковыль на горе

и сосна под горой,

и камни, и белая пыль под ногою.

А в небе густом заворочался гром, -

быть может, гроза мне готовит погоню,

мой бег убыстряя?

Но, сердце скрепя,

без гнева, без ропота, с просьбой тишайшей

склоняюсь к земле: -

Я любила тебя. Я - в Детство иду,

не мешай мне!

Ах, кто это рядом,

стоглаз и столик,

меня обвивает дремотною шалью? -

Да это ж знакомая сказка шалит...

Ах, кто это, плача, у гроба стоит?..

Я - в Детство иду,

не мешай мне!

Благодарю

За свод и сад,

за малую минуту,

за миллионолетья бытия,

за нашего возникновенья чудо

благодарит Тебя строка моя.

За соль земли,

за вечный хлеб и воду,

за белый свет зимы

и летний зной,

за страшную и дивную свободу,

за грешную любовь

в глуши земной.

За то, что на рассвете затихая,

в мир прошепчу

последнее "люблю!",

когда дремотный родничок дыханья

в Твой океан доверчиво волью.

Молитва

От соблазнов страха

защити,

от привычной похоти

злословья.

В чистый круг блаженной нищеты

окунуться бережно

дозволь мне.

По святой невинности

травы

дай пройти,

не растоптав былинки.

От пустой рассеянной молвы

отстраниться сердцем

повели мне.

Проведи

над алчностью земной

к пастбищам весны,

к земным полянам,

чтоб светили горы надо мной

чистым снегом

на восходе рдяном.

Не оставь меня в ночи одну,

дай приникнуть

к разноречью истин,

ибо в них Тебя я почерпну,

ибо Ты во множествах

единствен.

Дай в подобных мне

Тебя найти,

даруй мне тепло рукопожатий,

чтобы встреч с судьбой

не избежать мне

на не знающем конца пути.

* * *

Приходит бескорыстный час молитв,

глубокий час спокойствия и мира,

собою отменяя все, что мнимо,

он открывает смысла чистый лик.

От улицы, где дом, где дым, где быт,

перехожу незримо и свободно

в какое-то огромное Сегодня,

себя в своей отдельности забыв.

Не ждущая, не ищущая слов,

душа сама со всем, что дышит, слита,

и нету просьб в движении молитвы,

но лишь поток сбывающихся снов.

О чем просить? Щедротами жива,

не успеваю петь благодаренья

за то, что даже в лепестке сирени -

поэмы ненаписанной глава,

в которой все, как тихий дождь ночной:

в ней капля каждая поет звучаньем новым,

неся в себе единственное слово,

бесценное, не названное мной,

что плещется и прячется в ночи,

и плачет, как весна, легко и щедро.

Судьбу его я доверяю ветру:

когда-нибудь, кому-нибудь -

вручи.

* * *

Любовь моя

лежит у ног Твоих,

малютка-светлячок,

для глаз едва приметный.

Хвалу Тебе возносит

хор несметный,

а сердца робкий звук

неразличимо тих.

Но Ты его услышь,

Всевидящий, Всезрящий,

Вселюбящий, возьми в ладонь Свою.

И может быть,

оно забьется чаще

и запоет,

как ангелы в раю.

Усилие

Найдем в бессилии своем

таинственные силы:

пускай под гнетом зимних дрем

Разбудим и разоблачим

от ветхих одеяний

живой, надежной силы щит -

загадку Мирозданья.

И отрешимся от тревог,

от сна, что душу губит...

Усилье слабых ценит Бог

и милость сильных любит.

Духов день

День зеленый,

солнечно дождливый,

лиственная буря за окном.

Веет Дух,

где хочет,

этот ливень

тайно окропляет нас огнем.

Бог Единый,

безраздельно слитый,

полнотой Своей обнявший нас,

Бог любви, Бог гнева,

Бог молитвы,

зрящий мир

зрачком бессчетных глаз.

В торжестве земном,

Твоею властью,

не бегут,

но - шествуют часы...

Длится День

прощенья и согласья -

вечный Полдень

света и грозы.

* * *

Дождь! Господи! Дай дождь,

чтобы из могучих туч

Тобой была послана масса влаги.

Смотрю в окно.

Передо мной огромная гора.

И вдруг нежданной радостью...

Да!.... Да!....... Да! да, да, да, да!

Это уже он, пришедший от Тебя,

омывающий щедро мою крышу.

Сбрасываю с себя все

и на голое тело

надеваю белое полотняное платье.

Ливень гремит.

Нет ничего, кроме шума воды.

Теперь дело за мною.

Бегу вверх, к горе

по глинистой,

уже расползающейся от влаги дорожке.

Скольжу на бегу.

Бегу по траве, омывающей ноги мои

счастливою влагой.

Серый блеск в небесах.

Я взбегаю все выше,

вот выше еще,

все выше и выше.

Вот сейчас улечу...

Невозможно!..

Радостно падающая влага

вместе с ворвавшимся ветром

закрутили меня.

Мое платье прилипло ко мне

телом вторым.

Мастер формует меня:

я сама становлюсь водопадом.

Ветер внезапно меня остановил,

закружив на том месте,

где новой я стала

и совершенно свободной.

А теперь еще с радостью вниз!

Но что это?

Ноги не идут, подкосились колени,

но не падаю я почему-то,

а двигаюсь быстрей и быстрей,

и все выше и выше.

Удивленная, но уже верующая во все,

не хочу возвращаться в оставленное жилье,

оно чуждо мне и не нужно.

Как будто я есть и как будто нет меня.

Я чуждаюсь красящих радуг,

майи переливающихся снов отрицаюсь!

Высоко, высоко, высоко.

Почему всего этого раньше не знала?

Лишь в каких-то потерянных снах душой призывала.

Только так можно жить.

А он все шумит и шумит.

И звуки астрального хора

Благодарствую, Господи!