АНДРЕЙ ТАВРОВ


Ангел

Он сидит, силуэт, лоб в ладонях, листва
летних кленов и с музыкой пруд.
Я к нему обернусь, подбираю слова,
над листвою ангел летит.

Он сидит у воды, у волшебной черты,
что ни сушь, ни волна - край зеркал,
ни тепла, ни светла, ни дала, ни взяла,
над листвою ангел летит.

Он сидит на скамейке, глядит на пруды,
на колени свои и на край,
на стволы и на пруд и как утки плывут,
над листвою ангел летит -

в тонкой сфере, в лучах, в точке той, где рычаг
может воздух Москвы приподнять -
центр баланса его, и не выйдет крыло
за летящую сферу никак.

Он, как лодка кормой, в край уперся стопой,
головою в другой и висит -
в тихом ветре плывет, никогда не умрет,
и лампада над сферой горит.

Он пернат и ветвист, он трубит, как горнист,
и качается в небе звезда,
и плывут фонари от зари до зари -
в каждой лампе он чист, как слюда.

Он висит над прудом и трубит ни о ком,
струны лесок от сферы бегут,
до виска скрипача, до прямого плеча,
до Парижа, подъезда, ключа.

Он плывет будто кукла на нитках лучей
и к горячей стене королька,
а по лескам бегут, через сад, через пруд
облака, облака, облака.

Приоткрыты глаза из лазури и сна,
где он сам, где он сон, где он синь,
две виолы в руках слабо светят впотьмах
и играют вполсилы, едва.

Он уловит Москву за каштановый пульс,
и пятак обменял на сквозняк,
он тому говорит, кто у пруда сидит
и в ладони лоб уронил:

Вижу твой силуэт, но не выдам секрет: -
анонимен, незряч, безымян,
ты всегда тут сидел, и воздушен, и цел,
я один знаю имя твое.

И покуда его в светлой сфере влеку
я, как синего воздуха горсть -
дальний колокол бьет, и никто не умрет
на далеком зеленом лугу.