Глава 29

Я вернулась домой позже обычного. Сначала задержалась на работе, а потом Марат увез кататься по городу. Увез вероломно, предложив довести до дома, а сам, выехав за ворота, свернуло налево, в центр города. Вместо того, чтобы ехать направо, к нашим аварийным домам. Сопротивляться было бесполезно. Варенька сзади обняла меня за шею и приговаривала: Надечка Юричковна, ну, пожалуйста, поехали с нами. Надечка Юричковна, ну, пожалуйста. Я не смогла отказать ребенку, а может быть, и себе.

Для начала мы поехали к Кремлю, а потом объехали все мало-мальски достопримечательные места города, как будто я турист какой и вижу их в первый раз. Можно сказать и так. Я впервые все видела таким необычным и прекрасным и полностью отдалась беззаботному веселью Вареньки, обаянию ее папы и своей радости от общения с ними. А потом необъяснимое беспокойство начало мучить меня и я спохватилось, что прошло почти три часа и дома никто не знает, где я. Мама права, я безответственная эгоистка. Чары рассеялись, и я попросила ехать назад с куда большим пылом, чем до этого Варенька просила меня остаться.

По мере приближения к дому моя тревога все больше усиливалась. Как там Чара, пора с ней гулять. Кафея-апа волнуется, я ее не предупредила, что поздно вернусь. В отличие от мамы, она переживает молча, но беспокоится не меньше. У доброй женщины уже есть источник забот и неприятностей, теперь я проблем добавила. Как только машина подъехала к нашему дому, я быстро попрощалась и побежала к входу.

На нашем этаже свет горел только на кухне. Я бегом направилась туда, влетела в комнату, и меня резануло по сердцу испуганно-тревожное выражение лица Кафеи-апы. Не менее напуганным выглядел и Рафа. У его ног сидела Чара, опустив уши, совершенно потерянная, не надеясь, видимо, когда-либо увидеть меня. Волна стыда с раскаянием смыла очарование прошедшего вечера и остатки влюбленности. Я бы с удовольствием провалилась сквозь землю, если бы мое исчезновение не напугало бы дорогих мне людей. Конечно, я соврала, что ездила на срочный вызов. Умирал щенок, надо было торопиться, и я не успела их предупредить. Не сказать, чтобы я врала очень вдохновенно, но получилось убедительно.

- Как же ты проголодалась, - засуетилась Кафея-апа.

Вообще-то мы перекусили в кафе, но по понятным причинам я не могла сказать об этом. Пришлось снова соврать:

- Я так устала, что совсем не хочу есть.

- Да, ты, что. Разве можно ложиться спать голодной. Да еще такой усталой. – охнула Кафея-апа.- Сейчас же садись и поешь. Я не усну, если ты не поешь, - пригрозила она.

Легкий шантаж, конечно. Но по сравнению с моим проступком – детская шалость.

- Мне еще с Чарой погулять надо, - попыталась я схитрить.

- С ней Рафаэль погулял, - отмахнулась Кафея –апа, - Давай садись, ешь.

Пришлось принять приглашение. Сплошное насилие в моей жизни. Одни против воли увезли кататься, другие кормят против воли. Как говорится, чтобы всегда мы так ели и пили. Всегда бы меня так насиловали, весело проводить время и вкусно есть.

Я падала от усталости, но была так возбуждена происшедшим за день, что спать не хотелось. Переволновавшаяся Кафея-апа тоже не хотела спать. Мы с ней засиделись за полночь за столом, обсуждая последние события. Я рассказала о сегодняшней операции, похвалила Рафаэля и Кафея-апа расцвела. Мы долго обсуждали, какой он умный и способный, вот только в плохую компанию попал. А где хорошие компании на улице Хади Такташ, рядом с владениями банды «Тяп – ляп». Живя в этом районе, парень просто обречен попасть в плохую компанию. Не все способны уклониться от этой участи. Во всяком случае, сироте из семьи с одной бабушкой и то не родной, сложно избежать тесного общения с местными пацанами. И лучше этого не делать, иначе не поздоровиться. Я давно это поняла и не осуждала Рафу. Во всяком случае, ведет он себя очень прилично. Бабушку любит, даже мне помогает.

- Помнишь, ты хотела поехать со мной на Курбан-Байрам, - неожиданно сказала Кафея –апа. – Через неделю – праздник, вот и поедем.

Насчет, хотела поехать – сильно сказано. Я как-то спросила, как в деревнях празднуют этот праздник, и Кафея-апа сказала, что когда-нибудь она возьмет меня с собой в ее родную деревню на Курбан-Байрам. Я тогда не подтвердила, что рвусь поехать с ней в деревню. А сейчас не решилась отклонить приглашение, после всего того, что натворила сегодня.

- А Рафаэль тоже поедет, - спросила я.

- Конечно. Обязательно поедет. Он давно в деревне не был.

- Тогда как же Чара останется, если мы все уедем, - у меня появился предлог увильнуть от поездки.

- Амина за ней присмотрит и выгуляет.

Амина – родственница Фаузии – апы. Та самая, что приехала из Средней Азии и кошку с собой привезла. Ей можно доверить собаку, дома она занималась туркменскими алабаями. С Чарой Амина давно поладила, когда еще мы только начали жить у Кафеи-апы. Мне нечем было крыть, придется на следующие выходные ехать в деревню. Мама меня убьет. Я не была у наших больше месяца. Если честно, мне не очень и хотелось к ним. Но мама обижается, что я не навещаю их и объясняться лишний раз нет большого желания.

К хорошему привыкаешь быстро. Когда тебя просто любят, не требуют объяснений каждого шага. Не ждут от тебя вечной готовности: чего изволите и постоянных оправданий, когда ты эту готовность не демонстрируешь. Я так устала оправдываться, что на этом свете живу. Даже любовь к маме и Катюхе не могут пересилить эту усталость. Я не успела по ним соскучиться настолько, чтобы терпеть Борькины выпады в свой адрес. Так что, все, что ни делается – к лучшему. Поедем в деревню на Курбан – Байрам.

Давно подмечено, что за радостными волнующими событиями следуют, может быть, и такие же волнующие, но менее радостные. После радости – неприятности, по теории вероятности. Я, конечно, знала об этом, но не представляла, как быстро эта вероятность объявится. Когда я утром пришла в зоопарк, то решила сначала обойти всю экспозицию, чтобы Генрих меня не дергал. Когда же у него выходные будут, надоел почти как мой зять.

Все было спокойно в нашем королевстве, и я с чистой совестью направилась к юннатам, проведать своего вчерашнего пациента. Я еще приближалась к юннатскому отделу, как у меня появилась неприятное ощущение какого-то дискомфорта. Опять неприятно заныло сердце. Войдя внутрь помещения, я обнаружила, что клетка лисенка пуста. Не поверив своим глазам, я подошла ближе и убедилась, что ни в клетке, ни рядом с ней лисенка нет. В это время вошла Лелечка.

- Где лисенок? – рявкнула я на нее.

- Умер, - пискнула в ответ Дерьмовочка.

- Как умер! – поразилась я, - это невозможно. Он же вчера чувствовал себя отлично, поел два раза.

Лелечка стояла, испуганно вытаращив на меня глаза.

- Умер, - снова пропищала она.

- Объясни мне, как он умер! Где труп! – заорала я, - Где труп!

- Трупа нет, - очередным писком Лелечка подтвердила очевидное.

- Где труп, - я орала в полную силу своих мощных голосовых связок.

- Трупа нет, - снова пропищала Лелечка и начала пятиться к выходу.

- Ты куда! Почему трупа нет. Где он?- я не собиралась отступать и загородила Лелечке выход.

- А мы его уже похоронили, - выдохнула она.

- Кто это мы, - я так была поражена, что перестала орать.

- Мы с мужем уже похоронили лисенка.

Мне стало понятно, что лисенка на самом деле нет в живых. Уголовный дерьмовочкин супруг не удержался, когда увидел бесхозного пушного зверя. И когда они все успели. Скорее всего, ночью. Попросили сторожей не выпускать Казбека. Потом убили лисенка и ободрали шкурку. Боже мой, это был лисенок, которому не было и года. Он не был таким крупным, как взрослый лис. Сколько там той шкурки будет. Да, еще без одной лапы. И эти двое позарились на больного подростка. Принесли бы лисенка на месяц позже, когда звери линять начинают, бедный малыш живой бы остался.

- Тебе это с рук не сойдет, - уже спокойным тоном предупредила я Лелечку. – Я сейчас директору докладную напишу. Попрошу выяснить, желательно с милицией, куда исчез труп и как это вы его успели закопать в начале рабочего дня. И заодно уточнить, куда шкурка девалась.

- Пиши, - равнодушно пожала плечами Лелечка.- Этой лисы не было, и нет. Ни по документам, ни на экспозиции, нигде нет. Как ты будешь писать докладную на то, чего нет, и не учитывается. Еще милицией меня будешь пугать. Они человеческие трупы не знают куда девать, а ты их будешь просить лисий разыскивать. Догадайся, куда они тебя пошлют.

Эта еще пару минут назад пищащая от страха пигалица заговорила таким уверенным тоном. Она смотрела на меня циничным взглядом прожженной потаскухи или даже держательницы притона. И этот взгляд мне говорил – ничего-то у тебя не получится. В общем-то, она была права. Невозможно ловить в черной комнате черную кошку при условии, что кошки в ней нет. Лисенка нет на балансе, его не успели внести в списки животных юннатского отдела. Его как бы нет. Он существовал только для меня, Вареньки и ее папы. Для всех остальных – нет актировки животного, нет и самого животного. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. В нашем случае с бумажкой – животное, а без бумажки – тебя просто не существует.

Я вдруг ощутила себя, как в детстве. Когда тоже творилась несправедливость, а я ничего не могла доказать. Такая же безысходность и отчаяние. Это произошло, когда мне было 10 лет. Я тогда два года ходила в балетный кружок, в который мама отдала меня потому, что я очень просилась. Да и надо же было куда-то девать мою бурную энергию. На удивлении моих близких, я занималась в кружке с таким желанием и любовью, что мама начала тревожится, как бы кружок не помешал моей учебе. А тут еще наша руководительница, отметив мои успехи, предложила маме отдать меня в балетное училище, потому что у меня проявились очень большие способности, даже талант, сказала она. Тут моя матушка встревожилась не на шутку. Меньше всего она представляла будущее своей старшей дочери в виде балерины. Даже примы.

Что это за работа, возмущалась мама. А если ногу сломаешь, то как работать. Все, пенсия, по инвалидности. А потом всю жизнь сидеть на нищую пенсию. Работа, говорила мама, это когда ты умеешь делать что-то, очень нужное людям. Что-то такое, без чего люди не могут обойтись. А без балета могут. Я знаю, сказала мама, множество людей, которые не только могут обходиться без балета, они еще и хотят без него обходиться и ни за какие деньги не пойдут на спектакль. Даже мысли не держи ни о каком балетном училище. Вот получишь нормальную профессию, будешь зарабатывать себе на жизнь и иди хоть в балет, хоть в оперу, куда угодно. А пока я за тебя отвечаю, ты будешь занимать делом, а не танцульками. Насчет танцулек сильно было сказано, но это в сердцах.

После этого разговора мама с большим нежеланием разрешила мне продолжить занятия в балетном кружке. С еще большой неохотой она стала давать мне деньги на оплату занятий. Кружок был платный. Плата небольшая, всего три рубля, но вносить их надо было регулярно, раз в месяц. Как-то раз мама в очередной раз дала мне деньги на оплату кружка, и я отправилась на занятия с двумя подружками, которые тоже занимались балетом, но были старше меня на год. Они заплатили за занятия накануне и деньги были только у меня. Мы проходили мимо книжного магазина, в котором разыгрывалась книжная лотерея. Мы остановились понаблюдать. И тут одна из девочек решила купить билет, у нее было немного мелочи. Она купила билет и на него выиграла еще два билета, а на один из выигранных она выиграла книгу ценой один рубль. Книгу, которая ей нравилась, стоила рубль пятьдесят. Чтобы взять ее, надо было купить еще билет, а деньги у нее кончились. Тут она попросила у меня взаймы рубль и сказала, что к следующему занятию отдаст. Я сначала отпиралась, но потом самой стало интересно, и я дала ей рубль. Она снова выиграла, взяла желанную книгу, а потом взяла еще билет и снова выиграла, потом проиграла. Потом предложила взять билет мне, я выиграла. Нам не хватало денег на нужные книги, мы брали снова билеты, выигрывали, проигрывали. В итоге, каждая имела по одной книге, а у меня не было ни копейки денег.

Тут я опомнилась и почти расплакалась, но мы с девочками договорились, что я попрошу отсрочку платежа на неделю, а за это время мы все втроем как раз сэкономим на обедах нужную сумму. Наша руководительница без проблем согласилась на отсрочку. Я честно голодала всю неделю и накопила один рубль. Когда мы встретились через неделю перед занятием, выяснилось, что только одна из девочек принесла деньги и то только пятьдесят копеек. У второй не получилось накопить, потому что учитель собрал деньги у родителей сразу за всю неделю. Она предложила мне прийти к ней домой, у нее есть, чем мне помочь. Я отдала руководительнице половину требуемой суммы, а на вторую половину опять попросила отсрочку, но уже на один день. Завтра мне обещал помочь вторая девочка.

На следующий день я пошла домой к этой девочке. Я помню, как она открыла мне дверь и, не приглашая войти, сказала, подожди, я сейчас. Я осталась ждать. Через минуту она вынесла мне одну литровую бутылку из под молока и две пол-литровые бутылки из под вина, а может и из под водки. Не важно. Это были винные бутылки, которые я очень стеснялась сдавать в пункт приема стеклопосуды. Для того, чтобы получить деньги, мне сначала надо было сдать бутылки в разные приемные пункты. Но даже вырученных денег не хватит, чтобы заплатить недостающую сумму.

-Ну, что ты стоишь, - сказала мне девочка, - бери.

Это прозвучало как, бери бутылки и проваливай. Меня внезапно осенило, что она наврала мне по поводу денег на обед. В пятом классе не собирают деньги за неделю, как у первоклашек. Она с самого начала не собиралась возвращать мне деньги. От обиды на обман, от несправедливости всего происходящего у меня все задрожало внутри, обещая пролиться бурными потоками слез. Чего, конечно, нельзя было допустить. Поэтому я стояла, молча уставившись на бутылки. В голове звенело от напряжения. Меня охватило такое невыразимое безысходное отчаяние, что я начала ощущать себя как бы со стороны. Что это не со мной, я только стою и наблюдаю за обманутой девочкой.

- Так ты берешь бутылки, - с непередаваемым высокомерием спросила меня девочка.

Я молча покачала головой, развернулась и ушла. В течение недели я вернула деньги преподавателю. Но что-то надломилось внутри меня. Я потеряла интерес к занятию балетом и постепенно забросила кружок. Чем очень обрадовала маму. Миновала угроза моего поступления в балетное училище и были подтверждены ее слова, что я не способна упорно заниматься чем либо одним и достигнуть в этом успехов.

Вот и сейчас, как тогда в детстве, я стояла молча, ощущая пустоту и звон в голове. Ничего не возможно сделать. Все происшедшее несправедливо, нечестно, неправильно и я ничего не смогу изменить. Но я уже не маленькая обманутая девочка. И речь идет не о деньгах, а о жизни и смерти доверившегося людям животного. А еще о ребенке, который участвовал в судьбе раненого лисенка. Она не примет объяснения по поводу скоропостижной смерти. Пусть покрутиться Дерьмовочка вместе со своим благоверным.

© Елена Дубровина, 2007