Глава 49

 

     Чем нетерпеливее я ждала возвращения Марата с Варенькой, тем медленней тянулось время. Как на грех, после работы, почти не было вызовов к больным животным. Весной обычно начинаются вирусные инфекции, рецидивы хронических болезней, обменные нарушения. А у меня  всю неделю – тишина. В сутках оказалось 48 часов, если не больше. Даже, когда мне, в изолятор, поместили месячного львенка, время продолжало тянуться медленно. Хотя я теперь все время была занята на работе. Кормила львенка, играла с ним, приручала к людям. Может, и к лучшему, что нет вызовов. Потому что мало ли чего потом можно принести с собой от домашних животных их дикому собрату.

   Львенок в месячном возрасте по размеру превосходит двух взрослых котов,  вместе взятых. Но лакать ленится. Подавай ему смесь из соски. Насчет смеси мы договорились на детской кухне, всего на несколько дней, по знакомству. Сначала Генрих пытался меня подвигнуть на приготовление смесей по найденным в журналах рецептам. Я наотрез отказалась. Потому что найти все необходимые ингредиенты смеси было невозможно, а готовить неполный вариант чревато возможными осложнениями. Последовал очередной вывод нашего персонала: ветврач работать не хочет. Пусть так. Все лучше, чем потом спасать детеныша от какой-нибудь интоксикации.

    Через два дня я решила, что львенок вполне может обойтись без соски, но упрямый малыш ни в какую не хотел лакать. На втором месяце жизни львица начинает подкармливать потомство мясом. Значит, и наш львенок вполне может перейти на кормление обычным молоком с мясом.

   Молоко в зоопарке мы получаем отличное, настоящее коровье. Не парное, конечно, но не сравнить с тем, что продают в магазинах. На третий день я взяла два литра молока, кусок отборной телятины и сделала смесь из молока и мелко порезанного мяса. Львенок принюхивался, когда я готовила ему корм. Но есть отказался. Понюхал и лег рядом с миской.

   Ах, так, возмутилась я. Ну, погоди, лодырь. Тебя бы в саванну, ел бы тогда, что дают. Как миленький ел бы и радовался, что вообще есть, что есть. А в зоопарке капризничает. Избаловался.

  Я уложила малыша на колени и стала ему насильно засовывать в рот маленькие кусочки мяса, выловленные из молока. Львенок сжимал челюсти, пытался плеваться, брыкался, но я была упорной и терпеливой. В очередной раз брала выплюнутый кусочек и мяса и заталкивала в пасть упрямому малышу. Потом мазала молоком вокруг рта, и львенок начинал облизываться. Так мы воевали до обеда, моего.

  Вернувшись с обеда, я обнаружила миску с кормом опрокинутой. Львенок сидел в луже молока и вылизывал остатки с пола. К концу рабочего дня мне удалось скормить паршивцу грамм двести мяса и выпоить стакан молока. Я ушла домой позже обычного и оставила малышу порцию молока с мясом в надежде, что он ночью проголодается и съест предложенную смесь.

   Моя надежда не оправдалась. Утром я вновь обнаружила перевернутую миску, разлитое молоко и разбросанное по помещению мясо. Пришлось звонить на молочную кухню, кланяться и просить смеси. Стакан молока и горстка мяса – слишком маленький рациона для растущего львенка. Ленивый малыш. Сосать ему больше нравиться. Вот что значит самец. Самочка уже давно бы вела себя как надо и ела, что дают. Все как у людей. Женщины пашут, выращивают потомство, а мужчины о жизни размышляют. Или у пчел. Трутни и рабочие пчелы. Хотя могут быть исключения. Вот Марат, не лодырь. Трудяга и прекрасный отец. 

   Опять Марат. Марат. Всюду он. Только он один. И о чем бы я не думала, всегда возвращаюсь к нему. Полгода назад я умерла бы от счастья, если бы мне предложили выращивать львенка. Это было мечтой с детства. Книга Джой Адамсон «Рожденная свободной», зачитанная до непотребства. И мечта о львенке, выращенном своими руками. И вот моя мечта сбылась, а я ничего не чувствую, кроме тоски по Марату. Все сбывается слишком поздно или, как говорится, бог дает орехи беззубым. Меня даже немного раздражает это неугомонное создание. Вместо того, что быстро поесть, а потом улечься спать, непоседа переворачивает миски, разводит грязь в изоляторе и отказывается есть, что предлагают.

   Я всегда считала, что у меня самая любимая работа в мире, а моя профессия – лучшая из всех существующих. Я искренне в это верила и не представляла, что настанет день, когда любимая работа не будет приносить прежнего удовлетворения. А может, я любила свою работу потому, что больше некого и нечего было любить. Как в анекдоте: можно ли спать с открытой форточкой? – Можно, если больше не с кем. Любите ли вы свою профессию? – Обожаю, потому что больше некого любить.

  В моей жизни появился Марат и мне уже нечего больше не надо. Только бы быть рядом с ним, ждать его с работы, ухаживать, готовить ему. И каждую ночь ласкать его. День без него скучен и тосклив, тянется бесконечно и кроме усталости и разбитости, ничего не приносит.

    Вот ты, Каманина, и попалась. Всегда считала себя особенной, целеустремленной, деятельной дамой. Даже мои подруги мне не чета. Кто они – кошки домашние. А я, так сказать, женщина, создавшая себя. Self made women. И как же я этим гордилась. А гордиться было нечем. Я всего-навсего была одна и никого не любила. А сейчас я люблю. И выяснилось, что я такая же кошка домашняя, как и мои подруги.

   Вечером, после работы, я не выдержала и поехала к Женьке. Тоскливая бесконечность, в которой я оказалась, замучила меня совершенно. Метаться вечером по комнате, насилуя себя засесть за переводы или просто читать книгу, я уже больше не могла. Еще немного и завою от тоски.

  Когда я приехала к Женьке, и мы уселись на кухне пить чай, тоска понемногу начала отступать. Мы еще ни о чем не поговорили, а мне уже стало легче дышать. Вот что значит друзья. Да и просто сменить обстановку уже лучше, чем сидеть дома.

   Я приехала под предлогом возвращения Женьке ее книг и подруга моя не подозревала, как мне тяжело. Она начала дежурный треп про мать и ее новые попытки влезть в Женькину семью. Потом рассказала, что вероятно, скоро решиться их квартирный вопрос. Рустик второй год по выходным работает в МКЖ и недавно им сказали, что через год они въедут в собственные квартиры. Женька раньше не рассказывала мне об этом. Сглазить, наверное, боялась или похвастаться раньше времени опасалась. Значит, я тоже имею полное право умолчать о Марате и просто погреться в семейном тепле счастливой пары.

   Женька меня спросила о том, о чем я сама начала забывать, погрузившись с головой в свою любовь. Она спросила, появились ли новые сведения об убийстве кошек. Надо же, я совершенно забыла о погибших Муре и сервале Яше. За всю прошедшую неделю я ни разу не вспомнила о них. Я даже Османа не навещала больше недели. Вот тебе и мисс Марпл. Детектив из меня никакой. Где она, горящая праведным гневом, ветврачиха. Нет ее. Вся вышла. Влюбилась.

- Ничего нового, - вздохнула я в ответ на вопрос подруги, - ни предположений, ни подозреваемых.

- Так у тебя же были подозреваемые, - напомнила Женька.

- Были и сплыли, - пожала плечами я, - мои подозреваемые, как в хорошем детективе, абсолютно не причастны к убийству кошек. Как выяснилось.

- И как ты это выяснила, - полюбопытствовала Женька.

   Пришлось рассказать ей о конфликте с Амиром. Тогда я поняла, что Амиру проще убить меня, чем возиться и что-то придумывать с кошками. Я подозреваю, что он вообще не в курсе, что я кошек очень люблю. Слышать, конечно, он слышал на планерках, но не обратил на это внимания. Или сразу забыл. Его моя персона интересует только в плане облегчения его работы и возможности каких-то своих махинаций. Чтобы я не мешала и не путалась под ногами.

- Так он тебе угрожал, - решила уточнить Женька.

- Да.

- А ты?

- Что я?

- Что ты сделала, - начала терять терпение Женька, - в ответ на угрозы.

- Сбежала, - грустно сказала я.

- А потом, - не унималась подруга.

- Потом один хороший человек поехал со мной в зоопарк и поговорил с Амиром. И он перестал мне угрожать.

- Как все просто, - поразилась Женька, - хороший человек, поехал, поговорил. Я так понимаю, что просто хороший человек с улицы вряд ли рискнет разговаривать с вашими бандитами. Что за хороший человек? Ты можешь рассказать.

- Его Ильдаром зовут, - неохотно сообщила я.

- И это все, что ты о нем можешь сказать, - поразилась Женька.

- Ну,- замялась я.

   Дальше надо было рассказывать о Марате. Чего мне не хотелось делать по нескольким соображениям. Главным из них было то, что сама Женька, пребывая в счастливом браке, очень осуждала связи с женатыми мужчинами. Видимо, экстраполировала ситуацию на себя. Как бы у Рустика не завелась большая и чистая любовь. Сочувствия от нее ждать не приходится, а осуждения мне и без подруги хватало. Чего только стоят постоянно несчастное, виноватое выражение лица Кафеи-апы и злобно насмешливые выпады Рафаэля.

   В это время на кухню зашел Рустик.

- Чего ты гостью чаем угощаешь, - спросил он, - у нас что, чего покрепче не найдется.

- Я предлагала, - пожала плечами Женька, - она отказалась.

- Значит, плохо предлагала, - сделал вывод Рустик, - давай, Команечи, за встречу, - предложил он, - а то ты у нас так редко теперь бываешь, что это теперь событие, за которое следует выпить.

- Тебе лишь бы был повод, - беззлобно прокомментировала его супруга.

- Ну, что девочки, - подмигнул Рустик, - по рюмке чая за встречу?

  И не дождавшись нашего ответа, полез в бар. Достал оттуда непочатую бутылку армянского коньяка, и разлил по рюмкам, которые у Женьки всегда стоят на полочке, в боевой готовности.

- Так о чем спич, дамы, - поинтересовался Рустик, когда мы выпили коньяк.

- Да, вот, - кивнула на меня Женька, - девушка у нас с бандитами не поладила. Ей какой-то Ильдар помог. А кто, откуда, как и почему – не говорит.

- Какой Ильдар, - замер Рустик вместе с второй рюмкой, поднесенной ко рту. Он очень оперативно разлил нам по второй рюмке и решил выпить свою, не дожидаясь, когда мы поддержим компанию. Подтверждая тем поговорку: между первой и второй – промежуток небольшой.

- Какой Ильдар, - повторил Рустик, - Мамай? Давлетшин?

- А почему Мамай, - поинтересовалась я.

- Ты историю изучала, - вместо ответа спросил Рустик, - про Мамаево побоище читала? Вот оттуда и прозвище. Так тебе Мамай помог?

- Я не знаю, - ответила я.

- Тогда как ты с ним познакомилась, если даже фамилии не знаешь?

- Да, как?- встряла Женька.

  Зря я все-таки выпила. Ведь не хотела же. Голова, как надо, не работает. Ничего придумать не могу. Еще по пьяни могу и о Марате проболтаться. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

- Команечи, - не унимается Женька, - откуда у тебя связи среди сливок бандитского общества.

- Случайно познакомились, - честно ответила я, а потом начала врать, - я у него собаку лечила, бультерьера, - вовремя вспомнила я информацию от  Рафаэля.

- Врет, - безошибочно заключила моя подруга, - нагло врет.

- Почему?

- Ты никогда в жизни к клиентам за помощью не обращаешься. И вообще стараешься держаться от них на расстоянии. Чего это вдруг ты к бандиту за помощью кинулась.

- Жить захочешь и к черту кинешься, не только к бандиту, - попыталась выкрутиться я.

- Ой, что –то тут не так, задом чую.

  Это любимая Женькина присказка, как у меня «о своем, о девичьем».

- Не хочет говорить – не надо, - сказал Рустик и предложил, - давайте девчонки еще по одной. За то, чтобы нам всегда так елось и пилось.

- За это грех не выпить, - согласилась его супруга.

  Мы выпили по второй, а для Рустика это была уже третья рюмка. Как –то так, незаметно, мы допили бутылку. Рустик полез за второй.

- С ума сошел, - возмутилась Женька, - как завтра на работу пойдешь. Опять голова болеть будет.

- Это коньяк, заяц, - напомнил Рустик, - с него голова не болит.

- Хорошо, голова не болит. А как я тебя утром поднимать буду, - упорствовала Женька.

- Сам встану, - гордо заявил Рустик.

  Женька сдалась. Лейсан давно спала в закрытой комнате. Родительская совесть моих друзей могла быть спокойна, и мы продолжили опустошать спиртные запасы семейства Габитовых до полуночи. Потом супружеская чета пошла провожать меня на такси. Мы одиноко стояли на улице, пьяно покачиваясь, и заплетающими языками клялись в вечной дружбе и любви. Машины испуганно объезжали нас.

- Давай, я тебя на машине подброшу, - предложил Рустик.

  Недавно они приобрели разбитую машину, которую Рустик восстановил из праха, если можно так выразиться.

- С ума сошел, - охнула Женька, - фиг ты у меня будешь столько пить. Если держать себя в руках не можешь.

 Рустик самодовольно рассмеялся:

- Я не только себя в руках держу, но и вас поддерживаю.

   В этот момент перед нами затормозила машина, древнего вида «трешка». Такое впечатление, еще немного и она рассыплется на части. Из окошка показалось лицо владельца, такое же непотребное на вид, как и машина, на которой он ездит.

- Куда, - коротко спросил водила.

- На Хади Такташ, - заплетающим языком сказал Рустик.

- Садись, - кивнул страшилище.

- Я с ним не поеду, - зашептала я, - ты только на рожу его взгляни. Совершенно бандитская.

- С лица воду не пить, - возразил Рустик, - садись, говорю.

  Поскольку больше никто не останавливался, пришлось сесть в единственный, предложенный мне транспорт. Как часто бывает обманчив внешний вид. Несмотря на разбитую машину и жуткую физиономию, водила домчал меня до дома за несколько минут и взял весьма умеренно. Хотя мог не стесняться, с учетом позднего времени и моего пьяного состояния.

   Самое забавное, что благодаря этому своему состоянию, я, наконец, смогла уснуть, а не метаться пол ночи по кровати, тоскуя по Марату. И утром встала относительно бодрой и отдохнувшей. А говорят еще, алкоголь вреден. Смотря, что пить и сколько, а главное – с кем. Друзья угощали, а не какие-то там собутыльники.

   Первый день вышел Димка с выходных и сразу же чудесно поладил со львенком. Малыш с удовольствием лакал молоко и глотал кусочки мяса, почти микроскопические. Так мелко порезал Димон телятину. Я смотрела, как он нежно, как с ребенком, обращается со звериным детенышем. Наверное, Димка прекрасный отец, такой же, как Марат.

    Марат. Я ни на секунду не могу забыть о нем. Может быть, и у меня получилось так же хорошо поладить с малышом, если бы я не находилась в этом своем тревожно-тоскливом состоянии. В постоянном конфликте между самой собой и всем миром. Кроме Марата, мне ничего от этой жизни не надо. Все остальное только мешает, отвлекает от мыслей о нем. Мои воспоминания и мечты – это все, о чем я сейчас способна думать.

 

© Елена Дубровина, 2008