Глава 57

Человек не может в полное мере знать, что его ожидает. Что бы там не говорили современные исследования про всех этих оракулов, провидцев и предсказателей. Даже уважаемые издания в последнее время с самым серьезным видом поминают Нострадамуса, а с экрана телевизоров вещают астрологи. И это в конце двадцатого века. Никому из этих оракулов и в голову не приходило, что такое возможно в век технического прогресса. Который наступил слишком рано для человечества. Оно еще к нему не готово.

Никто, никто не мог предсказать, даже представить, что на следующее утро каракал будет убит. Ничье сердце не дрогнуло, никто не проснулся в страхе среди ночи, ожидая грядущие несчастья. Я блаженно проспала всю в ночь в перерывах между кормлениями Маси. И моя интуиция не дала мне никакой подсказки насчет того, как весть меня ожидает утром на работе.

Как «кормящая мать», я пришла на работу с опозданием, когда все уже были в курсе происшедшего. Я узнала обо всем еще на проходной, от контролера. Мое не выспавшееся сознание не успело осознать, что же все-таки произошло. С левой стороны, в малахае, умильно чмокала Мася, и я просто не верила, что такое может быть возможно. Как, как убит каракал. Кошку еще только успела прибыть в зоопарк и уже мертва. Такого не может быть, потому что не может быть никогда.

Я помчалась от проходной в львятник, а у Маси появилось испуганное выражение на мордочке, как будто мой ужас каким-то непостижимым образом передался ей. Как не хотелось мне пугать малышку, но идти нормальным шагом я не могла. Я добежала до львятника, рывком распахнула дверь, вошла и остановилась у входа. Около клетки с каракалом стояли Димка, Генрих, директор, Артур и весть научно-производственный отдел в полном составе. Сердце глухо ухнуло и заныло. Значит, каракал действительно убит.

Я подошла ближе. Каракал лежал в углу с оскаленной мордой и широко раскрытыми глазами. В них стоял ужас. Говорят, на роговице глаза остается изображение убийцы. Я пристально смотрела в глаза мертвой кошки, пытаясь увидеть лицо того ублюдка, кто посмел поднять руку на беззащитное животное в клетке. Хотя поднял убийца не руку. А прут от арматуры, который валялся рядом с клеткой. На конце прута была запекшаяся кровь. Эта же кровь была на многочисленных ранах на теле мертвого зверя. Убийца бил прутом по беззащитной кошке, которой некуда было деваться и спрятаться в небольшой транспортной клетке. Бедное животное металось, пытаясь забиться в угол. Но все было бессмысленно. Прут был достаточной длины, чтобы достать кошку в любом месте клетки.

Всем собравшимся было очевидна причина смерти кошки. Но я все таки решила провести вскрытие, чтобы подробно описать увечья, нанесенные убитой кошке. Когда я предложила перенести труп в ветпункт, чтобы провести вскрытие, все удивились. Даже Димка не поддержал, коллега, называется.

- Зачем вскрывать, - возразил настырный Генрих, - причина смерти и так ясна. Вскрытие ничего не добавит.

- Я хочу сделать описание всех повреждений, - пояснила я.

- Зачем, - снова не понял Генрих.

- Для расследования, - обреченно выдохнула я, понимая какие комментарии я сейчас услышу.

Мои ожидания полностью оправдались. Услышала все, от иронии до возмущения, что мне больше заняться нечем. Вообще –то, это было моей обязанностью, вскрывать умерших в зоопарке животных. Поэтому я не стала пытаться кого –то переубедить, а просто попросила Димку помочь мне дотащить каракала до ветпункта.

Перед вскрытием я накормила Масю, а потом занялась мертвой кошкой. Димку попросила писать протокол вскрытия, и он не смог мне отказать. Внутренние органы несчастного животного представляли собой месиво, покрытое обширными гематомами. Я описывала подробно все увиденное, а Димка записывал в протокол все, что я ему диктовала. По мере написания лицо его делалось все жестче и резче, со стиснутыми губами и сузившими глазами. У меня же не осталось никаких эмоций, даже вид спящей Маси не вызывал прежнего умиления. Опять звон в голове и холодная пустота внутри меня. Невозможно видеть бессмысленную и злобную жестокость по отношению ни в чем не повинному животному.

Я закончила вскрытие после обеда и отдала труп для захоронения рабочему секции хищников. Ни на чучело, ни еще куда либо изуродованное тело каракала не годилось.

Только к вечеру я вспомнила про штырь арматуры, которым была забита кошка. Если ее убил кто-то из наших сотрудников, а теперь у меня не было в этом сомнения, значит, убийца может вернуться и выбросить штырь, чтобы не оставить вообще никаких улик после себя. Я оставила Масю Димке и помчалась в львятник. Добежала до транспортной клетки каракала и вздохнула с облегчением. Штырь валялся на том же самом месте, что и утром. Никому он за целый день не понадобился. Может, этот факт как-то приведет меня к убийце. Раз он за целый день на смог избавится от орудия убийства, то это могло означать, что его сегодня не было днем на работе.

Надо было сходить к Ларисе и посмотреть, кто сегодня выходной. Но сначала я занесла штырь к себе в ветпункт, стараясь не касаться его руками, чтобы не оставить своих отпечатков. Я помнила слова своего однокурсника Васи Мохова, что он мне поможет с отпечатками пальцев. Даже если он предпочтет забыть об этом обещании, у меня есть моя подруга Женька Извекович, которая не даст ему забыть об этом обещании.

Когда я поднялась в приемную директора, Лариса собралась уходить. Понятно, шефа нет на месте, что на работе делать его преданной секретарше. Пришлось ей задержаться и наши хорошие отношения, установившиеся за последнее время, кажется, начали давать трещину. Я еще только начала свое расследование, а уже есть первые жертвы. Лариса, например. Когда она достала табель и отдала мне его для анализа, я думала, что Лариса испепелит меня взглядом. Но ничего, я выдержала и узнала, что сегодня, кроме рабочих по уходу за животными, все остальные специалисты были на рабочем месте. Не густо. Отдыхали сегодня рабочие, давно работающие в зоопарке, очень любящие своих подопечных и состоящие в хороших отношениях со мной.

Я еще раз внимательно пробежала глазами табель. Абсолютно никаких зацепок. Мисс Марпл из меня точно никакая. Ни в молодости, ни в старости. Придется действовать не методом дедукции и серыми клеточками, любимыми Пуаро, а старым добрым казенным средством, а именно, через родную милицию. Напишу сегодня заявление, завтра подпишу у директора с Генрихом, сама распишусь и отнесу в районный отдел милиции. Хоть что-то, чем вообще ничего.

Когда я поведала о своих планах Ларисе, то поняла, что мое расследование имеет в ее лице первого противника. И это только начало, можно сказать. Конечно же, мои планы привлечь директора к написанию заявления в милицию, не могли вызвать одобрения его преданной секретарши. Она наотрез отказалась напечатать заявление, мотивируя это тем, что рабочий день закончился. А когда я сказала, что все завтра ей придется его печатать, Лариса раздула ноздри, как скаковая лошадь перед стартом и ответила, что не известно, что кому придется печатать. Может, мне заявление об уходе, так я всем тут надоела.

- Все - это ты?- парировала я и с достоинством удалилась из приемной.

Понятно, что с Ларисой мы опять в контрах. Зачем, зачем на белом свете есть безответная любовь.

Вечером я набросала черновик заявления. Печатать его придется в научно-производственном отделе, самой. Фира мне не помощник, она еще продолжает обижаться на меня.

Утром, когда я пришла в отдел, села за печатную машинку и начала терзать ее, испортив несколько листов бумаги, Игорь вызвался помочь мне. Фира, как я и предполагала, игнорировала мои безуспешные попытки напечатать заявление без ошибок. Выяснилось, что Игорь довольно хорошо печатает на машинке. Может быть, чуть менее быстро, чем Лариса. Поднаторел, когда распечатывал переводы.

Менее, чем за час два листа заявления в милицию, в четырех экземплярах были готовы и я понесла их на подпись директору. Идти к Генриху, чтобы он подписал какие либо бумаги первым, было бесполезно. Он у нас известный перестраховщик. Инициатива наказуема, это Генрих, видимо, с пеленок знает. Потому он самый первый критик вся и всех недостатков в зоопарке или чьих то ошибочных решения, в особенности, моих.

Когда я поднялась в приемную и увидела решительное лицо Ларисы, то поняла, что влюбленная женщина будет стоять насмерть, лишь бы не допустить меня до обожаемого шефа. Не драться же мне с ней у дверей кабинета директора. Я уже решила пойти назад и перепечатать последний лист заявления, чтобы внизу была только одна моя подпись. Все таки, убийство экспозиционного зверя в первый день его прибытия в зоопарк, не такое незначительное событие, чтобы от него можно было запросто отмахнуться.

Только я развернулась, что выйти из приемной, как открылась дверь кабинета и Виктор Васильевич, собственной персоной, показался на пороге своего кабинета. Я находилась гораздо ближе к шефу, чем его верная секретарша. Широко улыбнувшись, я поздоровалась с директором и сразу предложила просмотреть и подписать заявление в милицию, чтобы до обеда отнести и зарегистрировать его в нашем районном отделении милиции.

Скорость моей реакции на происходящее и Ларисы, конечно, не идут ни в какое сравнение. Пока Лариса трепетала от радости, завидев ненаглядного шефа, я уже подходила к нему с листками заявления. Когда Лариса пришла в себя и вознегодовала на меня за такое, с ее точки зрения, вероломство, было поздно. Шеф обреченно читал мое заявление. Закончив читать, он спросил:

- Я не понял, зачем вообще понадобилось это заявление и тем более, в милицию.

- Виктор Васильевич, - только что не взвыла я,- но ведь убита уже третья кошка. Невозможно же сидеть и ждать, когда перебьют всю экспозицию.

- А чем милиция сможет помочь, мне интересно?

- Как чем, - удивилась я, - хотя бы начать расследовать преступление и припугнуть убийцу самим фактом присутствия милиции в зоопарке.

- Почему ты решила, что милиция возьмется расследовать убийство кошек?- устало спросил директор.

- Что значит, почему, - снова удивилась я, - а кто это должен расследовать, своими силами, что ли. Что то не получается своими. Даже у такого энтузиаста, как я. Об остальных я молчу.

- А в милиции, что, одни энтузиасты работают, - с сарказмом спросил директор, что совершенно было не свойственно ему.

- Причем здесь энтузиасты, Виктор Васильевич, - я уже начала терять терпение, - это их работа в милиции, убийц искать.

- Очнитесь, Надежда Юрьевна, - вздохнул шеф, - убийц людей никто не ищет. А вы собрались убийцу кошек искать. Да у вас там даже заявление не примут. Не то, что делать что-нибудь начнут.

- Заявление не могу не принять, - не согласилась я, - в конце концов, можно пойти и пожаловаться в вышестоящие инстанции. Что-то же делать не надо, а не сидеть и не ждать, когда других животных на экспозиции перебьют.

- Надо делать, - кивнут шеф, - каждому заниматься своим конкретным делом. Вам, Надежда Юрьевна, лечебной работой. Обезьянку вот выкармливать.

- Так, что, - моментально взвилась я, - кошки погибли, потому что я лечебной работой не занималась? Особенно, каракал. От неизвестной, вовремя не диагностированной болезни скончался, да?

- Что вы сразу заводитесь, Надежда Юрьевна, с пол оборота. Я вас ни в чем не обвиняю. Я только хочу сказать, неужели вам своих дел не хватает, чтобы еще и расследованием заниматься и по милициям бегать. Неужели в зоопарке все так хорошо, что ветеринару уже и заняться нечем.

- Мне всегда есть чем заняться, - продолжала возмущаться я, - при чем здесь это, есть у меня работа или нет ее. Независимо от этого, я не могу смотреть, как у нас убивают кошек. Совершенно безнаказанно.

- Даже, если вы и поймаете убийцу, с поличным, - вздохнул, почти сдаваясь, директор, - он вполне может остаться безнаказанным. Нет у нас таких законов, чтобы за убийство кошки сажали в тюрьму. Даже штраф не возьмут. Общественное порицание вынесут, в лучшем случае. Да, и общества у нас, как такового, никакого нет. Так что, ничего этому убийце не будет. А вот с вами все может случиться, - предсказал он, - мало ли кто там убийцей окажется. Сегодня кошка, а завтра вы. Занимались бы вы лучше своей работой, и не лезли, куда вас не просят.

Я стояла насмерть и не отступала:

- Виктор Васильевич, вы подпишите заявление в милицию.

- Подпишу, конечно, - неожиданно быстро согласился шеф и почему-то перешел на ты, - как будто я могу не подписать, если ты что-то задумала. Мне пока еще своя жизнь дорога. И здоровья у меня не так много, чтобы тебе противостоять.

Я не поняла, зачем надо было так долго спорить, если все равно решил подписать заявление. Сговорились, что ли все вымотать меня по полной программе, чтобы мне мало не показалось.

Получив подпись директора, я пошла разыскивать Генриха, ожидая с ним еще более упорной стычки из-за этого заявления. Мои опасения не оправдались. Генрих, увидев подпись директора, спросил, почему нет моей подписи. И как только я расписалась, без лишних слов поставил следом свою подпись. На всех четырех экземплярах.

После стычки с директором по поводу заявления в милицию, я поняла, что это еще цветочки. Ягодки ждут меня в самой милиции. Слушая реплики сослуживцев, я понимал, что они во многом правы. Убедить наши правоохранительные органы найти убийцу кошек, или хотя попытаться это сделать, будет несравнимо труднее, чем получить подпись на заявление в милицию.

© Елена Дубровина, 2008