Информационная страница Международной Академии Автодидактики
и Психоспиритологии.
Руководитель проекта В.А.Куринский
Вступление
Самая серьёзная мысль, появляющаяся в качестве индивидуального
озарения, обладает поразительным свойством иметь развлекательный характер.
Социум, затаив дыхание, внимает не совсем понятному, но зато смелому и
эпатирующему чему-нибудь, которое, прежде всего, действительно этот социум
тешит и веселит. И, разумеется, под авангардной обёрткой в девяноста девяти
случаях из ста нет подлинного авангарда. Однако, никуда не денешься≈опровергать,
как ни старайся, можно только предлагая достаточно крепкие выражения по
отношению к тому, что опровергаешь. А это уже само по себе дивертисмент,
некая реприза для публики. Но интересен также и другой аспект.
Скука возникает в любом деле в качестве сигнала о чрезмерной
адаптации к привычному. Таким образом, эволюция требует обновления, то
есть осуществления самой себя нашими руками. В двух шагах от пошлости,
угрожающей нам повсюду, она применяет репрессивные меры. Сам этот пассаж,
кстати, выглядит достаточно авангардно. Надеюсь, что начиная с этого момента
мы интродуцировали стиль нашего общения с читателем.
Психология на русском могла бы вполне называться душеведением,
но это слово бытует лишь с уничижительно-юмористическим оттенком. Идеализация
души в этой науке осуществлялась долгие годы, однако это не было никак
объяснено, а принималось как само собой разумеющееся. Сегодня мы наблюдаем
жалкое зрелище, связанное с методологическим вырождением душеведения-психологии,≈духовная
и медицинская беспомощность её легко доказывается педагогической статистикой:
к окончанию средней школы здоровеньких детей в России,
например, остаётся всего лишь от десяти до двух процентов от общего числа
когда-то заангажированных на стезю просвещения отпрысков...
Одно это уже должно насторожить любого свежеголового
наблюдателя.
Первой, естественным образом, возникает вечная проблема
переосмысления проблемы ╚Я╩, человеческой личности. Затем, когда мы достигаем
комфортного состояния во внутреннем мире и обрадовавшись озарению, помогшему
справиться с вязкостью болота и гравитацией планетарной рутины в области
привычных полаганий, мы сталкиваемся... с дискомфортом. Эволюция манифестируется
в самой мысли о ней, формы психического движения связаны ещё с чем-то,
гораздо высшим по рангу, они подчиняются Логосу всеобщих бытийных законов,
обычно объединяемых в один под именем Бога. А тогда уж наступает очередь
опускать перпендикуляры с достигнутых высот на грешные пространства того
занятия, которое, будучи персонифицировано, напомнило бы самодовольную
даму с шарлатанскими замашками, с провинциальной гордостью выговаривающую
своё когда-то честное имя≈Психология...
В эволюции духовности постоянно меняются акценты, а
каждая переакцентуация сопровождается блаженством от озарения. Озарение
же это равно зачастую ослеплению. Абсолютизация достижения при этом совершенно
естественна. Но она не может не приводить к воспрепятствованию естественного
развития, к застою,
который кажется, потому что на самом деле он является
деградацией. Если это осознавать, то самосотворяется благо подлинного оскромнения,
то есть способности всё весело, радостно начинать сначала, как будто бы
до этого момента не было ничего. Этого впору пожелать сегодня многим расползшимся
по исследовательским закуткам и чуланам научным направлениям.
В шестидесятые этого столетия акцент был явно сциентистским.
В науку основная масса ╚грамотных людей╩ верила безоговорочно и весело,
с какой-то захватывающей дух надеждой. Поколение, заворожено глядящее в
невообразимо прекрасное будущее, жило, буквально затаивая дыхание и мечтательно
прищуривая глаза. Тогда-то, как выяснилось после, цивилизация нанесла культуре
один из самых чувствительных ударов. Рационализм вычислительной машины
парадоксальным образом становился объектом поэзии. Человечество самовлюблённо
засматривалось на себя в зеркале очевидных и еще дочернобыльских достижений.
В настоящее время достаточно ощутим поворот к целостничеству
в восприятии мира, в научной мысли, в художнической деятельности и даже
в частной жизни. Мгновенность распространения информации во всём мире делает
мир достижимым для сенсоров населения Земного шара. Абсолютное большинство
ныне живущих людей и не подозревает сколь незначительно использует человек
сегодняшние возможности ухода от отживающего свой век махрового редукционизма,
от знаточества, с патологической самоочевидностью возводимого в ранг главенствующего,
╚монархического╩ явления.
К реформаторским действиям в области душеведения подталкивает
и невероятный расцвет шарлатанства в последние десятилетия уходящего века.
Оно, кстати, тоже является разновидностью редукции и эксплуатирует нашу
привычку к ней≈здесь идеализируется интуитивизм, неизученные и часто весьма
гипотетические способности человеческой психики, а вместе с ними и сами
их предположительные носители, напропалую целительствующие и поучающие
весь мир, вышибающие из него за эту ╚деятельность╩ немалую деньгу. Беззастенчивая
почти-сплетня светского астролога, со сверхувереностью вещающего всем желающим
╚истину╩ о чьей-то интимной жизни и дающего авторитетные рекомендации на
будущее, сегодня стала назойливым шумовым эффектом повседневья. Атака халтуры
и воображаемого всезнайства не проходит бесследно и для самых серьёзных
научных направлений. Однако и сам этот факт играет роль доказательства
того, что в науке вообще и, в частности, в науке о человеке и о его сути
маловато человека. Во всяком случае≈ человека сегодняшнего, который, как
водится, изменился и продолжает изменяться, всё более не соответствуя предмету
исследований самой
общей антропологии, куда должна, вроде бы, входить в
качестве гармоничной компоненты и склоняемая нами психология. Последняя
занимается ныне фантомом сущности, а не самой сущностью. Дезантропизация,
естественно, не декларируется, так как она не осознаётся. Возникает типичная
ситуация, заслуживающая вхождения в галерею классических образцов неадекватного
мышления. То, что вчера было целым аналитическим полем, сегодня стало комом
синкретических представлений в новых пространствах, открывающихся Разуму.
Но в том-то и дело, что этот самый Разум, став абсолютным монархом перестал
блюсти собственную гигиену и стал совершать глупость за глупостью≈их любой
читатель с лёгкостью и в изобилии найдёт в хронике двух-трёх последних
столетий, хотя вполне могло бы хватить и всего лишь половины нынешнего.
Старые представления о бытии, оживляемые сегодня так
охотно и по вполне понятным причинам проделывают, правда, и положительную
работу, напоминая нам об утраченном целостном представлении о мире если
не на манер Пифагора или других древних мудрецов, то по модели Сергея Булгакова
и других русских религиозных философов, доказывающих на разные лады одну
и ту же теорему о единстве всех вещей. Но узкоспециализированные научные
массы пока что осознанно и целеустремлённо не занимаются переосмыслением
рутинных убеждений, тормозящих развитие правильного взаимодействия культуры
и цивилизации, угрожающих, вызвав аварийный крен нашего бытийного корабля,
вовсе перевернуть его.
Нужно сказать, что всё это касается духовной территории
всего мира и что есть своя специфика положения в постсоветском пространстве.
Прежде всего, нужно учитывать искажающую оптику социалистического упрощенчества
и конформизма, той ситуации, когда в самом авторитетном справочнике СССР≈Большой
Советской Энциклопедии≈, вышедшем после войны, могло преспокойно отсутствовать,
например, слово ╚душа╩. Представления о личности растушёвывались под идеологические
потребности, а тоталитарный коллективизм практически сводил на нет необходимый
для развития личности процесс индивидуации. Это породило уникальное явление
культуры≈её всеобщую инфантилизацию, превращение в культуру инфантильно-псевдоромантической
песни. А если добавить сюда и далеко не щепоть, а толстую песочную россыпь
запрещения анализировать внутреннюю жизнь, то бишь заниматься интроспекцией,
то, ясное дело, наши местные трудности с дальнейшим развитием психологии
усугубляются. В годы строительства новой России и всех других государств
на территории бывшего Союза естественно проявился детский рефлекс подражания
и все потянулись за американскими образцами≈ от жутковатого сциентизма
╚шутника╩ Рона Хаббарда и кончая успокоительной холодинамикой, всяческими
ловко разрекламированными дельцами от старой психологии тренингами, проводимыми
чаще всего новоиспечёнными (в заморской ╚духовной╩ микроволновке) местными
╚специалистами высокого класса╩ и т.д. Любому наблюдателю ясно видно, что
нет среди этих образцов ни единого, где была бы совершена попытка объединения
╚душеведения╩ с духовностью. Редукционизм продолжается, приобретая рыночную
форму и завёртываясь в ярко размалёванную базарную обёртку мнимого всемогущества.
Разъединение культуры и образования усугубляет положение
и заставляет наиболее социально чутких членов нашего переформировывающегося,
если не создаваемого заново постсовесткого общества бить во се доступные
им колокола. Это они осуществляют настолько неубедительно и редко, что
услышать отрезвляющий звон невозможно за шумом самоутверждающихся нахалов,
который они поднимают гораздо охотней ради себя и своей карьеры, нежели
для блага духовного развития общества.
Новая система полаганий необходима для дальнейшей эволюции
всех и вся, но эта самоочевидность сопровождается другой и весьма ядовитой≈большинство
из нас верит в стихийность, неуправляемость (с нашей стороны) этих процессов
обновления самой ментальности. Между тем планомерная замена бытующих коннотатов
более современными, этакая помощь обыденному сознанию в деле изменения
к лучшему, могут реально помочь уберечь нас от махровой пассивности и дать
нашим эффекторам ≈рукам-ногам, мозгам и судьбам≈ осуществлять наши призвания.
Любопытно, что работа приверженцев Автодидактики, проводимая
в течение последних десяти лет, ясно показывает реальность такого замысла.
Обычно реформа личностных систем мировидения в нашем случае проходит настолько
плодотворно во всех отношениях, что вызывает цепную реакцию в социогруппах,
охватывая практически все возрастные категории (включая и тех, на кого
воздействуют на пренатальном уровне).
Вполне нам подвластное изменение отношений к понятиям,
кажущимся окончательно прояснёнными и неизменными, влияет на отношения
между людьми, является в определённых условиях инструментом самого духовного
и физического выживания. Условия же эти определяются положительностью уровня,
на котором существуют личности, вечно становящиеся под влиянием постижения
диалектики смысла, а он невообразим без материального облачения (доступного
нашим сенсорам, если они достаточно развиты по-человечески).
Практически, речь идёт о пересмотре большинства установок
(attitudes) современного человека. От самых, казалось бы, незначительных
до глобальных. Целостный подход результирует в изменение капиллярной проработки
действительности. Обогащение человеческого существования нюансами является
требованием сущности этого существования и нужную для этого духовную мощность
обеспечивает изменённое отношение к прагматичному как таковому≈знание и
впечатление от него меняются местами, приоритетным и освободительным становится
именно впечатление. Его не нужно учить на память, оно, в случае позитивности,
остаётся подспорьем во внутренней жизни. А мы способны конструировать приёмы,
обеспечивающие почти полную положительность впечатлений от знаний. Добавим,
пока не останавливаясь на подробностях, что сейчас мы хотели бы лишь спровоцировать
читательскую мысль о практичности такой установки.
Или возьмём другую весьма распространённую установочную
мысль, широко используемую в педагогике уже который век подряд≈необходимо
трудиться, трудиться и трудиться, чем меньше ты ленишься, тем лучше, чем
ты трудолюбивей, тем ты нравственней и т.д. Всё это оставаясь, в принципе,
правильным, оказывается в современном социопсихологическом пространстве
никуда не годным в качестве прямой установки. Нужна форма, позволяющая
правильно организовать диалектическую стихию человеческой сущности. В связи
с этим необходимо переосмыслить и дефиницию отдыха не только в соотношении
с покоем тела и души, но и с состоянием, неплохо определяемым старым выражением
╚взбудораженность духа╩. Мало кому из психологов, к сожалению, известно
о том, что душа и дух≈противники, что подлинная релаксация и душевный покой
достижимы лишь в сочетании с духовной взволнованностью, что, в конце концов,
человек тотально диалектичен и его внутренняя жизнь лучше всего характеризуется,
пожалуй, словом ╚лукавство╩. Об этом мы подробнее поговорим позже. А сейчас
закончим изложение нашего примера: парадоксальным образом новая установка
должна быть связана с определением отдыха как страстно желаемой деятельности
и наше чувство справедливости в современных условиях удовлетворяется призывом,
содержащимся в простых словах ╚Человек рождается, чтобы отдохнуть╩. Но
отдыхать можно в разных ареалах духовного и бездуховного, и если мы считаем,
к примеру, образование и провиденциальное воплощение личности самым прекрасным
местом действия, то мы можем смело рекомендовать нашим воспитанникам (и
в первую очередь самому себе!) отдыхать до седьмого пота. Получается, что
лобовой морализм терпит психологический крах, и мы легко одерживаем педагогическую
победу, применяя нашу установку.
Нетрудно заметить, что такого рода технологические ухищрения
более точны и современны≈ в них не содержится обычная фигура умолчания
о тёмной стороне человеческого состава. Благодаря таким приёмам мы устремляемся
к большей честности и становимся динамичнее в достижении нравственного
баланса, когда, по закону человеческого бытия, энергия движения к Благу
превозмогает, превосходит энергию зла, если иметь в виду внутреннее распределение
сил в человеке. А это значит, что мы не только мыслим чуть адекватнее,
но просто лучше себя чувствуем в нашем многообразно угрожающем и небезопасном
во многих отношениях мире.
ПРОБЛЕМА ╚Я╩ [SELF](1)
Естественным представляется начать
пересмотр психологических понятий с определения главного действующего лица,
протагониста
любой психологической ╚драмы╩.
Понятие ╚Я╩ во все времена было
связано с человеческим ощущением осознавания реальности. Мы не просто,
на животный манер, пользуемся данным нам замечательным инструментом, но
и≈при его же помощи, как нам кажется!≈ ощущаем его. Мы можем оценивать
его работу, руководить его направленностью, перемещая произвольно то, что
мы называем вниманием. Осознавание реальности вершится в нас по двум каналам≈один
из них ничем не отличается от такого же животного, анимального, а другой
представляется нам исключительно человеческим, антропным.
В реальной жизни эти каналы слиты
в единый и составляют диалектическое единство. Однако в виде различных
акцентуаций они дают о себе знать, уподобляясь холодному или тёплому течению
в океане, и тогда мы можем говорить о превалировании антропного или анимального
в нашем поведении, будь оно внешним или внутренним.
Поразительной способностью человека
является его способность к двойной, тройной и т.д. рефлексии. Мы способны
всегда подумать о том, что мы думаем, а затем отдать себе отчёт о самом
этом факте, который тоже легко может осознаваться, и так до бесконечности.
Получается, что, как бы мы ни старались ╚совпасть╩ с осознаванием,
нам это никак не удаётся, пока
мы умственно здоровы.
Если мы решимся полагать, основываясь
порой на удобстве полагания и на комфортности помысла, мы наверняка успешней
сможем реформировать наши навеки конвенциональные системы взглядов. Ведь
самим ходом мысли мы тогда нарабатываем энергию гедонизма и добиваемся
за счёт неё более ясных представлений обо всём, что нам дано в ощущение.
Одним словом, тогда нам удаётся как следует познакомиться с условиями задачи.
Такой конвенционализм просто-напросто практичней, чем основанный на рационалистических
принципах. В случае с нашим бесконечно другим осознаванием осознавания,
как это легко вывести из наблюдений, удобнее всего считать, что существует
познавательный процесс, которым мы можем управлять, пользуясь отстраненным
осознаванием. Другими словами, осознавание делится на то, что находится
в нашем распоряжении и то, в чьём распоряжении находимся мы сами вместе
со всеми своими когнитивными устремлениями, импульс которых порождается
вне нас≈в Общем Уме человечества, являющемся составной частью недоступного
нам в целом бытия.
Концепция комфортного полагания
в применении к рассматриваемой проблеме может помочь сформулировать её
по другому, более заземлённо. Обратимся к русской фразеологии (хотя с таким
же успехом мы можем обратиться и к любой другой). Мы говорим: ╚Он плохо
себя чувствует╩, или ╚Они ведут себя хорошо╩, или ╚Я не могу с собой справиться╩
и т.д., совершенно не вдумываясь в тонкости смысла, заключённого в этих
фразах.
Глубина смысла, заложенного в
этих выражениях, для многих является неожиданностью. Речь идёт ведь, по
сути, о своеобразном понимании самости, всего овнешненного нашего, находящегося
в нашем же распоряжении. Нам, привыкшим к синкретичному бытовому полаганию,
невдомёк то, что кроется за обычными сочетаниями слов.
╚Я╩ мыслится здесь явно отдельно
от ╚себя╩. Кажущийся алогизм
легко преодолевается, если вдуматься
в семантическую ситуацию, не упуская из виду это, казалось бы, неснимаемое
противоречие. Отстранённость ╚себя╩ от ╚я╩ можно понять и как феномен описываемый
словом инструментальность.
У ╚Я╩ имеется нечто, чем оно может
пользоваться с определённой целью, ибо как может быть что либо мыслящее,
или, другими словами, просто живое, без заложенного в нём априорно устремления
к чему-то.
Что же это за инструмент ╚в руках╩
нашего ╚Я╩ и чем оно само, в конце концов, является?
Ответить на эти вопросы, приобретя
инерцию нашего подхода, не так уж трудно. Нужно, очевидно, присмотреться
к самому факту использования. Задавая примитивный вопрос по поводу возможности
использования (естественно, энигматичным ╚Я╩) компонентов, что называется,
человеческого состава, мы легко наводим порядок, способный удивить многих
весьма неожиданной структурой.
Так, если мы автоматически соглашаемся
с использованием рук-
ног, даже всего организма, то,
вдруг поняв, что точно так же мы, оказывается, поступаем и в случае с нашим
сознанием, с нашим умом и≈страшно сказать!≈с самой душой.
Последнее кажется поначалу особенно
неприемлемым. Признаваемое у нас непререкаемым главенство души, конечно
же, отменить сразу трудно, однако само удобство такого полагания делает
своё дело. Особенно успешно и быстро изменяется наша позиция тогда, когда
мы помыслим душу как орган со-мышления, а разум как орган со-чувствования,
понимая как единое целое их трансфузивное взаимодействие, являющейся единственной
формой их бытийствования.
Концепция ╚душеума╩, или ╚умодуши╩,
после нам поможет разобраться и в механизме самого появления эпистемы,
актуализированного знания и умений.
Древние религиозные психотехники,
концепции которых близки нашей (можно взять, например, буддистский атман,
приблизительно совпадающий с западным пониманием души, но трактуемый как
сущность, подвластная императивам её носителя), как правило сдают позиции
в общении с современностью. Да это и понятно≈ведь целью любой теологической
мысли вообще является доказательство тщеты земного существования. Именно
поэтому наилучшим решением оказывается аннигиляция ╚Я╩ ради достижения
благодати, нирваны и т.д.
Однако, по всем видимым причинам,
можно стремиться более рационально израсходовать жизнь, направив её течение
в сторону добра при помощи скорректированных представлений и обогатив её
необходимыми технологиями, функциональными по своей изначальной природе.
Человек сегодняшнего пошиба, Homo
Contemporaneus(в дальнейшем≈H.C.) чувствует ╚эволюционный заказ╩ стать
более свободным духовно, глубже вникнуть в мудро ограниченную≈и в родовом,
и в индивидуальном смысле≈темпорально-физическую площадь существования
и активнее утверждать прекрасное, принципиально возможное благодаря именно
этому ограничению, имеющему диалектическое продолжение в безграничности
развития.
Значительная часть усилий H.C.
уходит на физическое выживание, предусматривающее приоритет организменного
существования.
Этот пример редукционизма до сих
пор остаётся вне поля внимания человековедения. Сегодня, правда, коллективному
сознанию человечества уже становится доступней древняя мысль о главенстве
собственно человеческого слоя в жизни человека.
В немалой степени здесь может
помочь и предлагаемая концепция ╚Я╩, трактующая подлинное ╚Я╩ как Совесть,
осознающую саму себя, то есть как то, что не может быть использовано в
качестве инструмента и само пользуется уже перечисленным выше. Именно через
это ╚Я╩-совесть мы связаны и с бытием вообще и с бытием человечества, с
общим неосознаваемым, но приоритетно действующим общим разумом последнего.
╚Я╩, соответствующее воображаемому
наблюдателю как бы отошедшему в сторону от всем видимого тебя и достигшего
таким образом оптимальной возможности наблюдать, является всегда исключительно
актуализированным. Это≈абсолют актуализации, само проявление бытия через
жизнь, всегда сиюминутное проявление вечности, всегда подручное у самой
эволюции средство продолжать самоё себя. таким образом обеспечивая дление
одного из вариантов
бытия. Бытие человека развивается
за счёт направляющих усилий подлинного, или ╚старшего╩, руководящего ╚Я╩,
использующего ╚Я╩ инструментальное, подчинённое первому в случае максимального
вочеловечевания человека, достижения им высокого, оптимального коэффициента
антропности.
КОНЦЕПЦИЯ КОМФОРТНОГО ПОЛАГАНИЯ(1)
Попытаемся сначала обосновать
моральную правомерность удобного для нас полагания.
Задача значительно упрощается
в связи со всеобщим признанием конвенциональности наших убеждений. Своеобразный
╚общественный договор╩, ≈ во всяком случае, в пределах одного макрогруппового
менталитета,≈ сочиняется и редактируется под надзором признаваемой всеми
совести. Все серьёзные договорённости так или иначе ╚публикуются╩ и принимаются
после консультаций с нею. Кроме того, их существование неразрывно связано
с существованием совести.
Мы находимся под тотальным контролем
совести или её суррогата, протеза, заменителя≈в трагическом случае потери
её подлинной, то есть в положении нашего событийно-поведенческого мира,
которое издавна принято называть греховным. Так или иначе чувство справедливости,
ощущение справедливого деяния не покидают нас никогда в этом царстве осознавания
событий и поступков. Чем внимательней мы присматриваемся к этому явлению,
тем абсолютнее оно нам кажется, тем более неизбежным и вездесущим представляется
нам оно, тем более надёжным рисуется его заслон от вседозволенности помысла,
одичания духа и упадка поэтичности нашего внутреннего мира.
Парадокс заключается в том, что,
чем мы релаксированней, чем свободней от предвзятости в социально-интенциональном
пространстве, тем ощутимей нами благотворная проконтролированность совестью,
её всеобщесть ≈для всех людей вообще.
Рассуждая дальше, мы приходим
к убеждению, что всё прекрасное в человеческом мире порождено различными
ипостасями чувства справедливости, совестью, являющейся органом Общего
Сознания, Общего Разума человечества.
В данном контексте не мешает вспомнить
и о распространённейшей амнезии нашего времени≈мы преспокойно забываем
о первенстве поэтического как такового в жизни человека вообще, о главенствующей
роли именно поэтического конвенционализма. Дело в том, что человечество
красота не только спасёт, постоянно спасала во все времена, постоянно спасает
и сейчас... Ибо антропный элемент для нас, существ, которых древние греки
называли ?? ????????, т. е. люди, легче всего описывается понятием поэзия(тоже
от греческого глагола ?????, означающего ╚делать, производить, творить,
совершать, строить╩). Кстати, салонный флёр на коннотате этого слова мешает
всерьёз воспринимать его настроенным прагматически людям, каковыми сегодня
стало быть модно во всём мире, теряющим во многих случаях как раз из-за
этого свою высшую антропность.
Человек стихийно стремится к внутреннему
комфорту. Мы подчеркнули слово ╚стихийно╩, чтобы читатель, паче чаяния,
не подумал, что оно применено по ошибке вместо слова ╚интуитивно╩. Дело
в том, что нас интересует в данный момент именно неупорядоченность, хаотичность
и полная неуправляемость приведения психики в так называемую норму, то
есть в такое положение её в виртуальном пространстве внутреннего мира,
которое можно без особой натяжки сравнить с удобным положением тела, расположившегося
где-нибудь в укромном уголке мира внешнего, грубо-реального, всегда заставляющего
поворачиваться даже самого пассивного лежебоку, мира, постоянно наживаемым
неудобством провоцирующего наше движение и развитие. Закон его в этом смысле
ясен≈само ощущение удобства никогда не остаётся прежним, истончаясь, стремясь
к изыску, ища всё большей релаксации клеточно-квантовой( и т.д. и т.п.)массы
плоти и духовно-душевного единства противоречий, составляющего нашу экзистенциальную
сущность.
Ничего преступного в таком стремлении
нет, однако сумрачным подтекстом при произнесении ╚внутренним человеком╩
едва ли полностью осознаваемых текстов процарапывается этакое graffiti
само собой разумеющегося отвержения занятий своим потайным миром, ╚движениями
души╩. Мы традиционно культивируем неприкасаемость к сокровенному с нашей
же стороны. Оно, наивно полурассуждаем мы, не удосуживаясь задуматься поглубже,
должно получаться само собой, без наших специальных усилий, без нарочитости
в устроительстве дел ещё и в нас самих. ╚Что это за жизнь?≈наверняка пробурчит
иной.≈У меня забот и так полон рот, а тут ещё
и...душу собственную обучай! Она
мне дана в готовом виде, её природа совершенна и т.д.╩
Другими словам, ╚очевидность╩
подводит большинство из нас≈мы остаёмся ╚без руля и без ветрил╩ в необычайно
важном пространстве, неосвоенность которого поражает, ибо оно напоминает
дикую сельву, непролазную чащобу фобий и опасностей, исходящих вовсе не
от уличного, ╚внешнего╩ бандита, а от хулиганки по имени Психо-интеллектуальная
непредприимчивость. Её-то и нужно более всего опасаться каждому из нас.
И на эту тему говорили, по сути дела, во все века мудрецы не только нашего
королевства≈ведь речь идёт о так называемом ╚самом себе╩, о ╚внутреннем
враге╩ и т.д. Правда, у мудрецов, уважаемых нами, как того они заслуживают,
звучит нотка именно вражествования, покорения, преодоления и подчинительства.
Мы же, пользуясь (удобной) мыслью об инструментальности рассматриваемых
процессов, полагаем, что скрипач выглядел бы достаточно нелепо, если бы
считал своим врагом скрипку, а кузнец, возненавидевший молот как своего
╚противника╩, тоже нелогичен... А ведь существует и дружественное сопротивление
материала. Всего-навсего.
У всех нас до смешного похожая
инструментальная база≈загадочно совершенная система осознавания-волнения
и творческого продуцирования сущностей с использованием пластического материала
в широком смысле слова. Мы нацелены (извне, Кем-то) на создание, улучшение-обогащение
и в конечном счёте, вероятно, на трансформацию в иное постоянно материализуемого
слоя переживаний прекрасного. От нас требуются шедевры, непрерывная деятельность
во имя Красоты, связанная с ежемгновенным выходом из энтропийных состояний.
Главная особенность этой инструментальной
базы≈зависимость физических эффектов, производимых ею, от бесконечного
множества отношений между нею и сущностью, управляющей её действиями. Это
должно бы означать, что необходимо управлять не самими эффектами, а предопределяющими
их причинами, таким образом ╚выгадывая╩ и в конкретном случае (конечно
же, со временем, которое мещанину от психологии и вообще ╚практику╩), и
в генерализованном виде≈на всю жизнь, относительно всех занятий и деятельностей,
любого из навыков, составляющих, как известно, живую и вечно изменяющуюся
начинку именно нашего внешнереального, практического существования так
же, как и внутриреальной экзистенции, во всяком случае, в её осознаваемой
части.
Основополагающим принципом в данном
случае является принцип комфортного полагания, предлагаемый нами ad usum
всех желающих отойти от рутинизированного подхода к использованию нами
наших же данных, расширить их понимание и попробовать найти невидимые ╚рукоятки╩
и ╚кнопки╩, которые, по нашему глубокому убеждению, сегодня уже просто
грешно не нажимать. Правда, это сравнение. кажущееся здесь необходимым
( o tempora, o mores!≈мода на приблатнённый ╚стёб╩ требует стилевых жертвоприношений,
если ты хочешь быть понятым сегодня же), хромает сразу на обе ноги. А всё
дело в том, что наш инструментарий≈живой, а это как раз и сбивает с толку
каждого неофита, воспитанного в консервативных психологических традициях.
Здесь можно упомянуть и приписывание мистических свойств якобы самостоятельно
действующей душе, не имеющей (тоже якобы) отношения к разуму, и неразбериху
с эмоциями, понятийно не разведёнными с чувствами, и всеобщий синкретизм,
господствующий в (не)-понимании духовной сущности человека и всего человечества,
и отнесение самого понятия духовности к теме, скорее подходящей для журналистского
╚полива╩ и патетической болтовни политиков, чем для серьёзного научного
раздумья, глубокого методологического анализа и работы в области создания,
что называется, заземлённых технологий. Неприкасаемость ╚душевности╩ сыграла
злую шутку над ней самой именно сегодня, когда цивилизация со своими внешнежитейскими
технологиями, не встречая должного сопротивления, обрекает огромные массы
людей на секундарное проживание духовного в повседневной жизни, что результирует
в ширящееся день ото дня взаимоотчуждение, в автоальенирование, то есть
в нежелательность встреч с самим собой, в предпочтение, оказываемое наркотизирующему
шуму и экзогенному опьянению.
Обиды на жизнь чаще всего связаны
у большинства из нас далеко не с метафизическими неурядицами. Жалобы на
условия существования (тела) всегда звучат громче других. Да и просто неудобное
положение даже ноги или пальца руки вызывает в нас преимущественно гораздо
большее возмущение, чем оно заслуживает. Другими словами, мы живём крайне
неадекватно. И нетрудно догадаться, что всё дело в убеждениях, основанных
на не соответствующих реальности данных о человеке, причисляемого, как
это слишком хорошо известно, к миру высших, но всё же животных.
Между тем, наш физический аппарат,
несмотря на полное внешнее сходство с аналогичным анимальным, работает,
вероятно, по совершенно иным законам. Собственно говоря. это становится
очевидным, когда мы хотя бы на время избавляемся от редуцирования и мыслим
нас принадлежащими к общечеловеческому целому, от которого мы зависим не
эпизодически, а тотально. Единственный способ существования человека как
такового это≈быть соучастником антропной эволюции. Чтобы не нарушить принцип
тотальности диалектики при истолковывании фактов, мы обязаны вспомнить
о единстве противоположностей и в макросмысле≈в случае с нами метафизика
филогенеза, скорее всего, сочетается с физикой онтогенетической деятельности
через её осознавание. У обезьян, черепах, вирусов и слонов всё, как подсказывает
нам опыт, совсем иначе. Индивида невозможно получить методом изымания из
человечества. Он становится самим собой лишь в связи с вертикалью всечеловеческого
развития, обычно называемой культурой.
Само понятие удобства можно связать
не только с макродвижением всего рода человеческого (допустим, как говорил
Т. де Шарден, ╚к точке ?╩), но и с абсолютно каждым ощущаемым движением,
которое в живой развивающейся системе стремится к минимализации, ко всё
большей соразмерности сил и цели, то есть той вр?менной гармонии, что,
собственно, и поставляет нам самые разнообразные ощущения комфорта. Всё
это не может быть не связано и с эстетизмом нашего родового развития, с
постоянным связыванием самого логичного, с точки зрения филогенеза, самого
гармоничного, по ощущению общего для всего рода и, вместе с тем, клонированного
по индивидам сенсора, и самого удобного для конкретного человека, прекрасно
осуждённого на потерю этого удобства во имя другого≈если речь идёт о духовном
развитии человечества.
Мысля отдельного человека по традиции
редуцированным элементом человеческой общности, якобы не зависящим от неё
именно физически, мы уже совершаем бесчисленное количество ошибок методологического,
узконаучного и просто житейского характера. В принципе, даже всего лишь
спекулятивно допуская вышеописанный строй рассуждений,≈то есть изменив
мировидение, отставшее, по всей вероятности, от развивающегося эйдоса эволюции,
данного нам для осознавания,≈мы можем рассчитывать на многообразные и
неожиданные успехи на всех направлениях
нашей дейтельности и просто в повседневной жизни. Это доказывает даже далеко
не совершенное применение концепции комфортного полагания достаточно многочисленными
адептами нашей доктрины, чаще заинтересовывающей широкую публику своей
научно-практической частью.
Однако, образ духовной жизни беспокоит
всё большее количество современных людей во всём мире и отдавать решение
этой проблемы на откуп религиозных проповедников и особенно секстантских
нравственников, нередко откровенно шарлатанствующих махатм, предлагающих
быстродействующие панацеи от болезни, которой, на их взгляд, является сама
жизнь. Этим обеспечивается не что иное, как зауживание и опримитивление
человеческого существования, провоцируется селективность мышления, мещанское
самодовольство, мнение о мнимой и заведомой всерешённости каких бы то ни
было нравственных проблем в случае исповедания не слишком сложного набора
постулатов, замораживающих недогматическое мышление.
Дни, не ориентированные на восприятие
шедевров мировой культуры (как мы уже неоднократно утверждали, в диапазоне
от живописи до человеческого поступка) не могут в итоге составить жизни,
подобной шедевру. В концепцию комфортного полагания заложена и эта ориентация.
Для её воплощения применяются различные приёмы, похожие на доказательство
философских теорем. Каждое такое доказательство само по себе порождает
темпорально ограниченное, но успевающее однако сослужить свою службу удобство,
связанное с нравственно-логически сбалансированным убеждением.
Отрывая наши исследовательские
поползновения в области человековедения от зодиакального слоя культуры,
мы допускаем не мелкое хулиганство, за которое можно лишь мягко пожурить
самих себя, а буквально сбиваемся с пути≈нам не светят указующие звёзды.
То есть в этом печальном случае
нам не доступен текст и не ясна конфигурация истинных, но для нас далеко
не всегда доступных, эволюционных событий, которые, на наш взгляд, иначе,
нежели в антропной области, вообще не проявляющиеся. Это похоже на благожелательный
императив со стороны нашей же Общей Природы, являющейся инструментом самого
Господа Бога. И действительно: люфт между непослушанием и наказанием далеко
не сразу превращается в пропасть, падая в которую, мы немедленно попадаем
в ад вымирания и деградации в нечто низшее, чем Homo Sapiens.
Последствия отторжения от культуры
как от главной составляющей в среде обитания нашей психо-интеллектуальной
системы выглядят весьма прозаично≈мы слишком неуправляемы для современного
момента нашего развития, мы болезненно ощущаем этот факт.
ДУХ И ДУША
Издревле наблюдательным людям было ясно, что душа обладает
странным, парадоксальным свойством≈быть работоспособной,≈ то есть порождать
чувства, генерировать определённые психические состояния, сменяющиеся в
целом или варьирующиеся в частностях непрерывно, динамично и совпадая с
ощущением актуального бытийства,≈только в состоянии некоего инструментального
спокойствия. Так должен быть зафиксирован в относительной своей неподвижности
рояль, на котором Шопен играет поэтическую взволнованность всего своего
поколения, или орган, бушующий под руководством Баха всеми страстями семнадцатого
столетия.
Этот парадокс, как известно, освещался ещё неоплатониками,
в частности, Плотином. Его отголоски слышатся в самых различных и неожиданных
местах философского пространства, вплетаясь хотя бы ультразвуковым подголоском
в полифонию размышлений о человеческой сущности.
Сегодня. в пору некоторого возрождения теизма, особенно
важно выяснить, что же такое на самом деле знаменитое ╚душевное волнение╩,
чем является с научной точки зрения ╚смятение чувств╩, ╚спокойствие духа╩
или ╚спокойствие души╩ и т.д.
Мы начали преднамеренно с парадокса, желая подчеркнуть
что общечеловеческая наблюдательность во все времена замечала диалектическую
сущность каких бы то ни было явлений. Таким образом простота становилась
сложностью, захватывающей дух, как это случилось, например, с ╚неделимым╩,
то бишь с атомом (слово это по-гречески, как известно, имеет как раз этот
смысл), или со вселенной, начавшей свою научную биографию с трёх китов,
на которых и покоилась якобы она вся, и дошедшей до гипотезы о ╚большом
взрыве╩, до теории о постоянном её расширении, до астрономических во всех
смыслах≈и в количественно-числовом, и в научном отношении≈наблюдений за
различнейшими по своему латентному смыслу явлениями, требующими всё новых
и новых попыток теоретического обоснования. Прежняя сложность становится
примитивом, развенчивается её царственная верховность, и только лишь практические
надобности да не умирающий, слава богу, пиетет по отношению к отцам и праотцам
позволяет нам с благодарностью пользоваться былыми достижениями науки.
То же самое должно произойти и происходит не только
с естественнонаучными дисциплинами, но и с гуманитарными направлениями
человеческой мысли.
Душа есть орган мышления в той же степени, в какой интеллект
является органом чувств≈таково полагание, естественно, гипотетическое,
предлагаемое в качестве комфортного для всех, желающих испытать его практическое
влияние. В том, что таковое будет положительным и весьма радующим осмелившегося
на эксперимент, у нас нет ни малейшего сомнения после многолетних наблюдений
за аналогичными опытами многих тысяч людей, сторонников нашей доктрины,≈скажем,
избирая тон некокетливой скромности,≈практически полезной придумки.
Мыслить душу как инструмент легче всего, именно допуская
её существование как связанное с когнитивным процессом, с оценками смыслов,
принимаемых, как нам кажется, ею при осознавании не просто сенсорных данных,
а данных сенсоров, работающих в слое сугубой антропности, где обязательной
компонентой является культурное прошлое человечества, пусть хотя бы преломлённое
всего лишь призмой одного единственного племени, одной единственной семьи.
Так или иначе узкие и небольшие объединения связаны с человечеством даже
тогда, когда это кажется немыслимым и совершенно необъяснимым обычным образом
(например, при помощи поиска и исследования случаев явного физического
контакта между различными этническими ветвями нашего рода). Вероятно, существует
ещё неведомое нам средство распространения магистральных качеств определённых
видов животных, так же как изначальной человеческой способности к рефлексии,
то есть, практически, не быть животным, оставаясь в оболочке животного.
Последнее обстоятельство чаще всего и вводит нас в заблуждение,
искривляя вектор движения нашего мышления в сторону чрезмерного материализма.
А ведь это, вероятно, и путь в сторону от диалектики. Однако, несмотря
на видимое сходство нашей достаточно удобной (хотя и в не меньшей степени
гадательной) теории с любыми старинными и современными холистическими (от
буддизма до ╚логологии╩ Х.О.Виндлера) имеется немало существенных отличий,
которые мы и попытаемся постепенно разобрать.
Замахиваться на знание о ╚космическом╩ (например, сознании)
мы не хотим. Хотя бы по простой причине незнакомства со столь обширным
пространством каковым является космос, да и за некоторой ненадобностью
заниматься ╚улётами╩ в абсолютизм знаточества. Не скрою, что мне претит
полная и вечная несомненность какой бы то ни было мировидческой системы.
Гораздо более ╚человеческим╩ занятием кажется мне развитие динамической
системы, до поры до времени держащаяся даже и основополагающих принципов.
Здесь очень важна, на наш взгляд, подсказка эволюции,
слышимая лучше всего философами.
В конце концов именно философским входом пользуются
любые естественные науки, допуская тот или иной тип реальности. Сегодня
это≈ реальность материи. Учёный мир загипнотизирован новой волной всё того
же атомизма, но перенесённого на порядок-другой ╚глубже╩, всё той же птоломеевщиной,
но вознесённой в ранг очередной ╚окончательности╩ подзастывшим как теория
коперниканством. Именно с убеждённости в действительном существовании явления
начинается его осмысление.
Перед философами стоит задача, состоящая в вечном ╚опрокидывании╩
удобно поставленной в уютном дворике науки бочки с пьянящей влагой достижений.
Как последние и надокучающие всем шалуны, они снова устанавливают уже пустой
сосуд и предлагают≈без тени покаяния!≈заняться его наполнением заново,
совсем сначала, уже на других основаниях, уже с соучастием совершенно иного
╚здравого смысла╩.
Ещё и сегодня для большинства ╚серьёзных учёных╩ дух
и душа не относятся к понятиям, отражающих реальность. Для них это всего
лишь сонорные игрушки отсталых людей, у которых якобы не хватает ума-разума
на занятия, допустим, математикой. Заносчивость, здесь, очевидно, присутствующая,
обычна как летняя трава. Всё выглядит для так называемой ╚white science╩
весьма логично, и эта самая заносчивость просто выдаётся за ипостась достоинства.
Но глупец с высоко, по-шляхетски поднятой головой всё равно остаётся глупцом,
да ещё и закоренелым.
Пренебречь душой сегодня не удаётся в когнитивной практике,
так как само осмысление суждений, семантико-пластических построений всегда
связано с актуализацией переживаний, соотносимых традиционно с деятельностью
нашего ╚чувствилища╩. Ясным становится и то, что нужно наконец отличать
ощущение от чувства, признавая за последним совсем не позорную связь со
смыслом и с самим (страшно сказать!) разумом.
Как мы уже утверждали выше, душа не может пониматься
как реалия, если мы оторвём мысль от её единственно возможной действительности≈претворяться
всегда в иной феномен в процессе актуализации её существования. Другими
словами ≈ мысль не существует без её оживляющего чувства, которое тоже
совершенно невозможно без соответствующего ей и только ей смысла. Следовательно,
их разделение является чистейшим заблуждением не присмотревшихся к явлению
людей, у которых только и бывают именно человеческие мысли. Мышление человека,
определяемое как таковое рефлексией, отстранённым восприятием себя же воспринимающего
смыслы, существенно отличается от аналогичного процесса у животных. Главным
здесь является как раз уровень переживаний. В случае с анимальным мышлением
мы имеем связку эмоции первого вида (анимальную, животную эмоцию). В случае
же с человеком≈чувствомысль или мыслечувство.
Пространство сознания должно заполняться у человека
эмоциями второго вида, соединяющими очаги мыслечувств. Это≈новые ╚звери╩
в психологическом зоопарке, ещё не упомянутые в реестре
терминологической переписи. Всё происходит именно так,
как мы только что предположили: пространство рассмотрения и анализа визуально
увеличивается, в нём возникают подробности, раньше как бы и не существовавшие.
Или, может быть, до них просто не доходили руки? Может, были важнее усилия,
которые и создали потом эффект увеличительного стекла, микроскопа ( а заодно≈и
телескопа?!)?..
Старинное занятие≈исследование людьми самих себя≈интересно
своей нескончаемостью и протеистичностью. Непредсказуемые события во внешнем
слое жизни человечества, очевидно, детерминированы событиями в общей сверхпсихике
человечества, или какой либо значительной его части.
Согласование своих действий с императивами общего разума
человечества≈наилучший выход. Однако нужно научиться ╚читать╩ сообщения
об этих императивах в ╚прессе╩ собственных смутных устремлений именно высокочеловеческого
свойства. Мешают стать грамотными в этом отношении устоявшиеся веками рационалистские
убеждения, результирующие в современный ╚здравый смысл╩.
Запросы, поступающие в начале жизни как благие вести
о возможном будущем каждого из нас, приводит в негодность дьяволиада мещанства.Люди,
стремясь к блаженству, но не обладая зачастую нужными сведениями, подтверждающими
приоритет становления их как личностей, вынуждено застревают в анимальном
слое существования, за что и получают массу неудобств и несчастий. Трудность
перехода в новое качество и к жизни по-человечески, порождается отсутствием
вкусовых образцов антропных наслаждений, привлекательностью всего лишь
очевидно-внешних удобств.
От убеждений же и зависит образ внутренних и внешних
действий человека. В этой связи интересно вспомнить слова И.Ньютона, приведённые
в ╚Правилах помышления╩ Рене Декарта (цитируется по электронной копии):
╚...I hope the principles here laid down will afford some light either
to this or some truer method of philosophy.(...надеюсь, принципы, изложенные
здесь, несколько прояснят данный или более верный философский метод.≈Перевод
мой.≈В.К.)╩
Принципы, основания играют в действительности гораздо
большую роль, чем это кажется современному человеку, не сомневающимся в
своей совершенной подготовке к любой когнитивной или ремесленной деятельности.
От того, как человек полагает самого себя и зависит удача в приобретении
практически важных умений, специальностей, просто ежедневного самочувствия
и управляемости
целенаправленным поведением на высоком гедонистическом
уровне. Такое полагание и составляет основу духовности, спиритуального
богатства человека или его нищеты далеко не в смысле знаменитых слов Иисуса
Христа из Нагорной проповеди.
╚Качество╩ духа, духовной жизни зависит в первую очередь
от такого параметра как тщеславность. Наличие тщеславного элемента в начальной
стадии какой бы то ни было серьёзной интенции ≈явление совершенно нормальное
и необходимое. Но его сохранение в дальнейшем приносит не просто неприятности,
а лишает потенции становиться реалиями, то есть парализует само развитие.
Таким образом, как это я себе представляю, по прошествии не одного десятка
лет наблюдений, обычно создаётся непреодолимый физический ( или, если хотите,
физиологический, что то же самое) барьер, причина появления которого≈нарушение
духовного закона.
Человечество в значительной степени потеряло способность
воспринимать иррациональную сторону действительности, что нанесло ущерб
его дискурсу ( который, очевидно, есть основа его духовности) и сделало
последний менеe рациональным! Вспомним мысли шестидесятых, скрытые цензурой
от ╚строителей коммунизма╩. Вот что писал когда-то Х. Маркузе: ⌠ If the
progressing rationality of advanced industrial society tends to liquidate,
as an "irrational rest," the disturbing elements of Time and Memory, it
also tends to liquidate the disturbing rationality contained in this irrational
rest.■ Эти же слова, но на немецком, говорит и Т.В.Адорно, так же утверждающий:
⌠... Erinnerung, Zeit, Ged?chtais von der fortschreitenden b?rgerlichen
Gesellschaft selber als eine Art irrationaler Rest liquidiert wird. . .■
В разговоре с самим собой человечество перестало воспринимать
реальность своего самочувствия в той мере, в какой это необходимо, чтоб
делать рациональные выводы из кажущихся иррациональными данных. Будучи
вед?мым, оно или постоянно забывает об этом, или же об этом не знает, или
же, если и чувствует некий туманный намёк, то не придаёт ему должного значения.
Бытие, очевидно, руководит человеческой эволюцией при помощи рычагов морали.
СУЩЕСТВОВАНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ КУЛЬТУРЫ
Общий ум человечества немыслим
без пространственного параметра. Как бы ни был он неуловим для лаборанта,
пытающегося замерить его ╚длину-ширину╩, он должен где-то находиться. Так
что остаётся выяснить место его проживания, обратившись в адресное бюро
здравого смысла.
Нетрудно додуматься, что речь
может идти, скорее всего, о плохо определённом геометрическом месте культуры.
Некачественность дефиниции мешает нам добраться до сути, поэтому стоит
переопределить такое вроде бы известное и на первый взгляд такое ясное
понятие.
Начнём с небольшого примера. На
одном симпозиуме выступает известный профессор столичного университета.
Смысл его пламенной речи можно передать кратким предложением: "Культура≈не
только не главная, но и вредная штука". Да-да, именно такое произносится,
что называется, ex cathedra. При этом совершенно не понятно, по какой такой
причине профессор вышел к этой самой кафедре, (то бишь, на подиум культуры,
им низвергаемой), не на четвереньках, а как Homo Erectus, прямоходящее
человеческое существо? По какой такой причине он пользуется коммуникативной
системой под названием русский язык и, наконец, гордится (а это видно по
его интонации и даже по самому факту эпатирования) тем, что он такой образованный,
что является писателем и профессором?..
Суетливым может, оказывается,
быть и научное мышление, которое таким образом становится ненаучным. Правда,
процесс постоянного обезнаучивания научного абсолютно нормален и является
главным условием научности. Устаревающие на ходу коннотаты требуют переосмысления,
немедленного обновления, результат которого опять-таки скоропостижно выходит
из строя и требует замены. Антинаучной, хотя по-человечески и понятной,
является манера консерваторов, удерживающих на плаву обречённый корабль.
Гораздо разумней не видеть в вечной изменяемости повода для нервного расстройства.
Однако отвержение культуры как
таковой≈это уж слишком! Это равносильно упразднению воздуха, которым мы
дышим, или земной тверди, по которой мы ходим. И потом≈это бессовестно.
Ведь опровергнуть её можно лишь средствами, взятыми на её территории,
но выродившимися в иных пределах.
Даже самое махровое хамство имеет благородное происхождение. Почему? Да
потому что для его появления его будущему неблагородному носителю нужно
было сначала приобрести ╚аппарат попирания╩, так же пользующийся добром,
нажитым эволюционным путём всеми нами, человеками. Хам и прямоходящ, и
кросноречив, и даже может играть на фортепьяно или, на худой конец, на
гитаре. Он почти всегда владеет грамотой, вполне способен быть профессором
или сенатором. У него в распоряжении имеется то, что наработала культура.
Землемеры истории≈археологи≈правомочно
употребляют термин ╚цивилизация╩ для обозначения определённого уровня культурного
и технологического развития общества. В обиходе же ( в том числе и общенаучном)
это слово широко используется в качестве синонима слова ╚культура╩, что
подтверждают и статьи в словарях русских синонимов. Это напоминает использование
понятия ╚метр╩ вместо понятия ╚высота╩. Культура, в своём главном и первом
значении, есть акт развития умственных и моральных свойств человека, особенно,
при помощи образования (сравните с мнением словаря Merriam-Webster's Collegiate
Dictionary: ╚the act of developing the intellectual and moral faculties
esp. by education╩). Факт такого понимания культуры является также и фактом
признания её динамической сущности.
Итак, мы косвенно доказали две
вещи: что культура и цивилизация не различаются должным образом и что мы
осознанно не подчёркиваем динамический характер культуры. Второе также
означает, что как в филогенезе, так и в онтогенезе она достижима как некая
лестничная площадка между высшим и низшим этажом. Это особенно опасно и
ясность этого утверждения вполне аподиктична, стоит только вспомнить, что
застой ≈тоже форма развития, но, к сожалению, в обратную сторону. Ведь
на самом деле остановки не существует, она ≈из евклидовой геометрии обыденного
сознания, удовлетворяющей (и то лишь на самом низком уровне) требования
только самого поверхностного быта, где можно пренебречь, благодаря инфинитезимальной
маленькости рефлективного пространства, фактом его, этого самого пространства,
╚кривизны╩.
Субкультура также динамична. Упадок
развивается к большему упадку. Разруха превращается в полную дезинтеграцию
когда-то составляющих целое элементов. Деволюция зеркально противоположна
эволюции. Ступеньки те же, но по ним≈спускаются, порой наслаждаясь дьяволиадой
распутства. У зла, как известно, свои цветы.
Однако субкультура не начинается
там, где её начало обозначают вульгарные социологи. Отнюдь не на свалке,
а в самом фешенебельном месте планете, после самой высокой мысли и самого
прекрасного поступка, можно всегда оказаться ниже уровня культуры, в её
отрицающем её же деградирующими в анимальность средствами руине. Субкультура
располагается не вообще ╚под╩ культурой, а ниже любого её как угодно малого
геометрического места. В ад не надо ехать, он всегда под рукой...
Человек вочеловечивается при помощи
осознавания исторического прошлого своего рода. Как только притормаживается
эта деятельность, в человеке немедленно уменьшается количество человеческого.
Всё образование должно стремиться стать синонимом культуры как пожизненного
действия. Однако не под знаком знаточества, а под эгидой облагораживающей
впечатлённости сведениями обо всём, что касается нашего многотысячелетнего
существования. Существование в культуре и благодаря культуре может осуществляться
при помощи чувствомышления-мыслечувствования, пребывающих в эфире эмоций
второго вида.
Собственно, феноменологически
культура есть постоянный перевод данных из анимально-емотивного слоя действительности
в антропно-эмотивный слой, где феномены ╚онтологизируются╩, приобретая
вневременные вечнобытийные свойства. Культура, таким образом, делает восприятие
более отстранённо-философичным, но за счёт постоянного осознавания определённостей.
Такова диалектика этой бытийственности≈выявление
универсального при помощи всё более конкретного проживания определённого
и погружение в океан всё более волнующих позитивных микровпечатлений, благодаря
энергии поиска, прибобретаемой в контакте с вечной очистительной работой
метафизических обобщений.
Действительность культуры ≈ это
динамическое существование
в снятии противоречий, проживание
в постоянно распознаваемом оксюмороне. Без непрерывно сменяющихся озарений
культура невозможна. Но озарения, будучи всегда высшей актуализацией мысли,
когнитивного акта, равносильны поэтическим переживянием, которые ими и
являются, в классификационном списке явлений появляясь под иным корешком,
когда он находится в поле зрения филолога-литературоведа.
Сейчас, в начале, как нам кажется,
эпохи новейшей целостности, холизма, неплохо было бы объединить под одной
крышей некоего общенаучного метасознания, если не одно и того же, по причине
необходимого разновидения разведённого специалистами по разным углам научной
вселенной, то, во всяком случае, однояйцовых близнецов. В таких переосмыслениях,
как мы уже выше подчёркивали, остро нуждается сегодняшняя Мысль.
Серьёзное включение в терминологический
тезаурус даже самой заматематизированной (а, может быть, как раз такой
в первую очередь!) естественной науки не просто ╚чувственного╩ (sentient),
а именно поэтического, должно состояться не только во имя самой науки и
её плодотворности, но и во имя человека науки, нередко страдающего от тотальной
анорексии, отсутствия жизненной силы, появляющихся из-за неверных представлений
о механизме мышления.
Культуру как физическое явление
ещё предстоит изучить любопытствующему человечеству, однако этот этап познания
действительности не может проходить в границах одряхлевшего рационализма.
Прежде всего, необходимо исследование
взаимодействия горизонтали и вертикали духовного существования человечества,
роли мыслечувствования-чувствомышления и эмоциональности антропного вида
в эволюции человеческого рода. Культура, в данном случае, является специфическим
объектом, но всё же ≈объектом, несмотря на отсутствие привычных физических
параметров. Что ж≈доведётся поизобретать что-нибудь новенькое, что-нибудь
небывало, нетрадиционно измеряющее и определяющее, доведётся найти подходящие
имена для деталей картины, которая развернётся перед пытливыми взглядами
будущих исследователей.
Естественно, мы прежде должны
изменить некоторые методологические установки. В частности ту, которая
касается совершенно устаревшего дарвинистско-ламаркианского толкования
репликации(replication), воспроизведения. Повтор, понимаемый с простоватостью,
до сих пор свойственной научному мышлению в большинстве случаев, и сам
должен стать объектом не только философского исследования и просто лихих
спекулятивных наскоков. Взаимодействие прошлого и будущего в настоящем
может проясниться, как нам кажется, именно тогда, когда мы начнём исследовать
репликацию как отдельное, опять-таки физическое явление.
В конце концов, это может предсказать
каждый, кто внимательно проследит в истории науки за утолщением в течение
столетий линии, обозначающей расширение физического пространства исследования,
увеличение количества единичных объектов изучения. Там где раньше царствовала
метафизическая пустота, сегодня мы имеем бурлящую суету материальных явлений.
Так или иначе, наши спекуляции
по этому поводу как-то и неизвестно почему, да вызваны. Ещё и ещё раз всматривается
в старые понимания явлений новый человек из пытливых и чувствует необходимость
их замены. Ещё и ещё раз напоминает о себе опыт, подсказывая многоопытным
мудрецам, что мировидение должно меняться и что это случается беспрерывно.
Однако многим кажется, что изменение прекратилось, что всё застыло в блаженной
достигнутости чего-то там. Таков рефлекс. И с ним нужно обращаться как
с иллюзией.
Кстати будь сказано, разоблачение
рутинного элемента в самом акте мышления, очевидно, становится автоматически
и актом окультуривания личности. Поэтому можно предложить ╚лакмусовую бумажку╩
для мыслящих, дабы они не впадали в грех неадекватности по причине неосознания
гносеологического застоя.
Каждому подлинному мыслительному
акту предшествует, хотим мы того или не хотим, некое микроподтверждение
валидности, действенности мировидения. И если оно чуть-чуть не освежилось,
не обновилось и не удивило мыслящего неожиданностями в пределах какого-то
принципа, который, таким образом трансформируясь, как бы борется с самим
собой и жив этой странной борьбой.
Это видится нам и подтверждением
тезиса о том, что необходимо культивировать самоё энергию розмысла, его
философскую сущность, а не уходить в узкоспециализированные лабиринты так
далеко, что никакая Ариадна не способна помочь новоявленным Орфеям, будучи
не в силах выткать нить нужной длины. Такого рода частный и частичный редукционизм,
однако, всё ещё широко распространён.
Философская подготовка деятелей
науки далеко не удовлетворительна именно в практическом, как ни странно,
смысле.
Ибо практическая ценность науки
заключается в КПД её внутреннего развития, и, таким образом, говорить о
фасаде научного здания можно, только подразумевая содержательную сторону
всех его кабинетов и лабораторий. Серьёзная наука по определению фундаментальна.
Она звучит из глубин≈de profundis. Овладеть же артикуляцией научного возглашения
идей, чтобы всё же частично оказаться наружи≈в общечеловеческой яви, можно
лишь руководствуясь современными философскими принципами. В этом и состоит
культурность научного мышления, как, впрочем, и мышления любого из тех,
кто претендует на звание культурного.
Не быть современным и в то же
время культурным немыслимо. Культурное бытийствование вне своего времени
так же бессмысленно, как хождение без ног или сущность без целого.
Отказаться от культуры можно только
в той манере, в какой отказываются от навыка≈уже не замечая, что ты ею
владеешь. Но, собственно, тогда это не отказ, а просто невыпячивание. Быть
эстетом и ╚фикать╩ на всех и вся очень часто вовсе не означает чувствовать
прекрасное, не иметь глухоты к эстетическому. Что касается правильной внутренней
позиции, то следует сказать о неустаревающести утверждения ╚блаженны нищие
духом╩ и признать, что нужно постоянно рекомендовать себе считать себя
человеком малокультурным. В этом случае мы выигрываем во многих отношениях.
И прежде всего в самой культуре, которая актуализируется в вечном навёрстывании,
в постоянном заполнении пробелов, в действиях ученика, даже если ученик
уже давно большой и знаменитый маэстро...
Культура не может быть явлена
в жизни набело. Ей суждено обретаться в поэтической беспорядочности упорядочивания,
непрерывного и юношески праздничного выхода из энтропии в пространство
гармонии. Достижимость в культуре≈мимолётна, но часта. И как раз частота
и определяет интенсивность существования в культуре. Живущий вне уровня
достигнутости-раз-навсегда имеет естественные и весьма значительные преимущества
перед якобы достигшим ╚высот╩. Между прочим, на горных пиках не живут.
Там только бывают. Туда наведываются. Особенно настоящие альпинисты.
В черновом варианте трактовки,
собственное существование человека не вызывает психического напряжения
╚звезды╩, которой становится человек сам для себя, тайно, скрытно, необъявленно.
Желание специфической деятельности исправления определяет культурность
как таковую. Культурный уровень человека≈это степень его заангажированности
в правку. Именно поэтому следует доброжелательно относиться к благотворному
отрицательству, которое часто путают с патологическим бытовым занудством.
Обыденное сознание существует
в нескольких вариантах. Оно есть у симпатичной старушки-уборщицы и Альберта
Эйнштейна, когда он с ней общается. Но за письменном столом в своём кабинете
великий учёный тоже с ним не расстается! Кроме того≈он ничего бы не открыл
и не сформулировал, уже открыв, если бы не было обыденности в самой святыне
научного мышления. Однако эта обыденность и её сознание разнятся у культурных
и субкультурных людей.
Обыденное является обычным. Обычное
есть следствие условно-действительного, то есть мнимого повтора, на временное
приятие которого приходится идти даже тогда, когда эта мнимость прекрасно
осознаётся. Без такого приятия было бы невозможно само мышление всерьёз.
Всё свелось бы к элементарной сообразительности, произошла бы неизбежная
анимализация отношений в обществе и его вырождение в стадоподобное объединение
во главе или с вожаком, добившимся главенства в кровавом единоборстве,
или с чудом сохранившимся Животноводом-диктатором.
Обыденность означает чрезмерное
привыкание к объектам восприятия, а точнее≈торможение в смене точек и углов
зрения, меняющих и восприятие предмета. Случается это по причине угнетения
сенсорных центров и ускоряется тогда, когда окружающая объектная среда
не является источником богатых и глубоких ассоциаций. Отборный быт не способен
надоесть, хотя и неизбежна необходимость отлучек во имя освежения взглядов.
Однако эти отлучки могут быть лишь полувиртуальными в большей степени,
чем вполне реальными, даже когда они осуществляются. По любимому соскучиваются
сразу же за порогом. О нём думают при помощи прикосновений. Обратная связь
с той обыденностью, которая тебя отрывает от... обыденности мещанского
произаизма, генерирует ту заземлённость, которая нужна чтобы ты мог снова
и снова отталкиваться от тверди, дабы взлететь. Человек может взлетать
лишь в прыжке. Поэт обязан возвращаться на землю за поэзией.
Обыденное в исконном значении
слова≈╚однодневное, сделанное за один день, существующее в течение одного
дня╩. Со временем его всё чаще стали использовать с другим смыслом, приближающимся
к смыслу слов ╚обиходный╩ и ╚привычный, обычный╩. Но первичное значение
нам интересно в применении к текущему моменту нашего рассуждения о культуре:
в однодневном как таковом заключена опасность отторжения от вечного, слово
обыденность указывает на бренность, краткость человеческого существования,
оно вызывает подсознательную тоску у того, над кем возобладало то, что
оно означает. В.Даль приводит, к сожалению, вымершее словечко ╚обыденка╩(╚эфемерида╩),
в котором эта опасность тоски раскрывается филологически. Жить обыденно
ужасно именно по причине ограниченности в пространстве одной мотыльковой
жизни. И это означает полное отсутствие вертикальных родовых связей, отринутость
от историзма.
Пространство музыки≈время. Если
музыку, как это делали до нас философы, например, прагматического направления
приравнять к непосредственно, по их (а частично и по-нашему также) мнению,
передаваемым ею нашим психическим состояниям, то можно с удовольствием
подчеркнуть необходимость физического освоения этого пространства, которое
совпадает очертаниями с ареалом всей культуры. Контурная карта последней
≈ это её собственный мелос.
Однако физически культура представляет
собой, как это не трудно понять, комплекс мультисенсорных проявлений. Собственно,
всё большая развитость и утончённость этих проявлений и свидетельствует
вполне материально и транслируемо об эволюции антропности. Воспринимать
развитие рода человеческого только на уровне физиологической реальности,
приравнивая человека к животному, пуская даже самому высшему, кажется пагубным
заблуждением. Смешно то, что человек зависим более всего от своих же собственных
убеждений. И, в первую очередь, относительно своего положения на ламаркианской
лестнице. Дьяволиада главенствования грубого материального мира мешает
существовать самому этому миру, когда речь идёт о человеке. Двадцатый век
впрямую и косвенно показал и доказал это на практике. Идёт постепенное
осознавание приобретённого опыта, но, конечно же, в до смешного медленном
темпе.
Акценты в повседневности современного
человека чаще расставлены над второстепенными ╚слогами╩ ╚слов╩, которые
необходимо произнести новым поколениям. А слишком покладистый словарь живой
науки, ничтоже сумняшеся, вставляет орфоэпических уродцев с попустительской
пометой ╚доп.╩(т.е. допустимо).
Культура в повседневной жизни
определяется микрокультурой предпочтений и связана с наличием у человека
так называемого ╚вкуса╩. Согласимся, что это понятие имеет центральное
значение в воспитании и обучении, просто в жизни культурного человека.
Но никак нельзя сказать, что оно и фактически занимает достойное место
хотя бы в педагогических раздумьях, в ежедневной учительской работе, в
существовании каждого из нас. Более того≈навряд ли можно добиться толкового
объяснения этого понятия от кого бы то ни было из тех, кто, что называется,
административно ответствен за эдукативную деятельность в обществе.
В соответствующем месте нашего
неторопливого размышления мы надеемся ещё вернуться к проблеме вкуса. А
сейчас лишь укажем, что и само переживание присутствия в культуре связано
с определёнными ╚вкусовыми ощущениями╩, с гедонизмом питающегося здоровой
и духовной пищей естественного происхождения. Чем меньше ╚загрязнены╩ исходные
продукты воспитания, тем надёжнее пожизненный духовный вкус. В дальнейшем
существование в пространстве культуры зависит от первых удачных её предъявлений.
Духовный вкус, как мы уже не раз утверждали прежде, необратим.
Предпочтения, являющиеся функцией
вкуса, формируют событийный ряд, создают оптимальные условия для реализации
становящейся личности. Запрос общечеловеческой эволюции, направляемый,
как нам кажется, юному существу, удовлетворяется наилучшим из возможных
способом. Возможно, то, что столько тысяч лет называлось судьбою, ныне
исподволь переименовывается нами всеми в императив эволюции. Космические
приказы раздаются вокруг и внутри нас. Опасность заключается как раз в
отсутствии нас в
в том месте, ≈которое, как мы выяснили,
является временем,≈ где есть акустические условия для их слышания. Таким
местом-временем является культура со всеми своими многообразными резонаторами-преобразователями.
(Продолжение следует)