Гуманизм как осознанный выбор

 

В наше время зачастую бывает так, что система правосудия, основанная на принципах гуманизма, обрекая на наказание убийц, отпускает их на свободу уже через несколько лет. То, что далеко не все убийцы досиживают свои срока в узилище, общеизвестно. Практика такова, и это является прямым наследием коммунистической поры, что не замеченный в нарушениях режима осужденный за убийство вправе подать апелляцию и получить, если и не помилование, то значительное уменьшение срока отсидки.

Конечно, российские «зоны», мало чем похожи на объекты пенитенциарной системы, к примеру, Швеции или Голландии. Нахождение в них, особенно в местах так называемой пересылки, смертельно опасно и нередко необратимо для психики. Заключенные болеют СПИД-ом, заражаются туберкулезом, венерическими болезнями, неврозами. Без всякого сомнения нахождение в российской тюрьме это есть оскорбление для всего того, что связывают с правами человека и гражданина. Это нахождение нравственно растлевает, уничтожает личность арестанта; в итоге на свободу повсеместно выходят готовые рецидивисты ни во что не ценящие ни свою, ни чужую жизнь. А иногда и просто сумасшедшие, готовые на все. Все это так.

Однако, меня в данном контексте интересует всего лишь один, но представляющийся краеугольным, аспект гуманизации нашего правосудия. А именно коллизия гуманного отношения к тому, кто отнимает у человека самое дорогое, что у него есть – его жизнь. Причем не важно, по каким причинам эту жизнь убийцы отнимают у других. Иногда их жертвы вполне заслуживают своей участи, что далеко не всегда уместно доказывать в суде (например, жертвы-террористы, жертвы-маньяки, жертвы-садисты). Иногда невиновность жертвы признается очевидной, иногда они сами провоцируют своих убийц, очень часто убийство совершается по неосторожности. Вариантов много, в суде же ответ бывает только один: виновен человек в убийстве другого человека, либо нет.

Вот тут-то и начинается самое интересное. Признанный судом убийца в некоторых случаях получает пожизненное заключение, в некоторых – всего несколько лет тюрьмы. Факт отнятия жизни признан, признана и виновность подсудимого (найден какой-то умысел в его действиях), но гуманное законодательство позволяет воспитанному в нормах гуманизма судье варьировать срок изоляции такого убийцы. Чем последние и пользуются повсеместно, засыпая прокуратуру жалобами и имитируя разного рода помешательства, что обычно заканчивается облегчением режима содержания вплоть до досрочного освобождения.

Парадоксально, но самый антигуманный по своей природе акт, какой только может быть – отнятие жизни у другого человека – по сути не всегда признается таковым. Ведь если убийца, расстрелявший несколько человек, через пять, скажем, лет выходит на свободу, то тем самым попираются все мыслимые критерии гуманности и основы либерализма. Творится самая настоящая несправедливость по отношению к человеку как таковому. Подобное «правосудие» по существу потакает убийцам. Скажу больше, не уважаются права не только конкретного человека, нарушаются права всего человечества, которые из побуждений гуманности попросту обязаны быть взяты под защиту.

Казалось бы, гуманизм как принцип, сталкиваясь с несправедливостью, превращается в свою противоположность. Однако, возмездие здесь не причем. Судебные решения, позволяющие выходить на свободу закоренелым убийцам – это пощечина прежде всего и именно всей системе мирового гуманизма. Да и возможен ли вообще гуманизм, который попирается, растаптывается, втаптывается в грязь возможностью убийцы разгуливать на свободе всего лишь через пару лет после совершения им убийства?

О каком гуманизме может идти речь, если правосудие поддерживает убийц в ущерб их жертвам. Да и вообще возможно ли применение принципа гуманизма по отношению к тем, кто его не приемлет? Гуманно ли это? Не есть ли это противоположность тому, что именуют гуманизмом? И не является ли это «огуманивание» обыкновенным механистическим навязыванием, пусть хорошего, принципа там, где он не должен применяться по определению, не приводит ли все это к нарушению естественного течения вещей?

Ведь гуманизм подразумевает собой любовь к человеку, к человеческому. Насколько же противоестественна гуманизму любовь к тому, кто отрицает прежде всего саму эту человечность, кто убивает и не раскаивается в содеянном. Такая любовь, нарекаемая «гуманизмом» сродни труположеству, поскольку индивид, отрицающий любовь к ближним, попросту теряет человеческий облик и превращается в оболочку, за которой скрывается бездна античеловечности. Любовь к такой оболочке не имеет права быть любовью к человеку. Такое чувство можно назвать лишь любовью к человеческому материалу.

В то же время систему, позволяющую судебным органам проводить подобные, с позволения сказать, решения, именуют не иначе как гуманной. Причем степень ее «гуманности» возрастает в случае смягчения требований к нарушителям основной заповеди гуманизма – «не убий!» Все что в связи с этим творится, и как это все защищается армией наемных словоблудов и продавцов собственного красноречия, не укладывается в голове. Это очень странно, когда наивысшей оценки в области достижений гуманизма удостаиваются страны, в которых тех, кто убивает, нарушает основы гуманизма, все больше, прямо скажем, выгораживают. А именно: заменяют естественную с точки зрения природной (или если хотите, божественной) справедливости смертную казнь за доказанный грех убийства пожизненным заключением, одновременно взваливая на налогоплательщиков бремя оплаты содержания убийцы до скончания его дней. Но многие ли досиживают в остроге свой срок? Еще более настораживает, когда заведомому убийце заменяют пожизненное заключение на весьма короткий срок нахождения в изоляции от внешнего мира. Происходит не просто игнорирование норм любви к человеку, происходит открытое издевательство над этими нормами. И все это под шизофренический хор голосов, оправдывающий подобный бред.

Чем же мотивируют невозможность применения адекватных мер к убийцам, вина которых доказана? Во-первых, говорят, что существует вероятность судебной ошибки. Это возражение отметается сходу, ведь об отсутствии судебных ошибок в случае оправдания таких убийц оправдатели обычно не дискутируют. То есть игра идет в одни ворота – в направлении ухода от ответственности тех, кто наносит невосстановимый урон принципам гуманизма – тех, кто отнимает человеческие жизни.

Во-вторых ссылаются на выводы блудливых церковников всевозможных конфессий. Так сказать, используют морально-нравственный фактор. Говорят, что, якобы, отнятие человеческой жизни (в данном случае у убийц) другими людьми (в данном случае палачами) не приветствуются таким-то и таким-то эзотерическим учением. Мол, только Господь может и вправе карать. Это было бы справедливо, если бы все эти самые учения не осуждали таким же образом отнятие жизни и у жертв убийц. Но фактически выходит осуждение только на словах, ведь действенные меры по отношению к убийцам (применение той самой «высшей» меры или угрозы ее применить) не приветствуются.

Получается, что все эти интерпретации церковников реально попустительствуют убийцам, поскольку не взывают к земному возмездию, именно о котором и идет речь. Ведь принцип: «если тебя ударили по одной щеке, подставь другую», – не от мира сего, и именно потому он несомненно справедлив. Как говорится, Богу – Богово, кесарю – кесарево. Совершенно не понятно, почему в этом случае у кесаря (т.е. государства) отнимается то, что ему принадлежит по земному праву – право адекватно его пониманию справедливости карать за земные преступления. Иезуитские уловки, софистически ставящие под сомнение возмездность происходящего, делают одно «большое» дело – низводят земную справедливость до абсолютного ничтожества. При этом используется старый как мир метод подмены понятий.

В-третьих, говорят, что карать смертью отпетых преступников «негуманно» по определению. То есть, иными словами, не стоит опускаться до уровня убийц, чтобы единомоментно разделаться с ними. В таком случае, если быть последовательным, видимо совершенно «негуманно» и защищаться жертвам этих преступлений во внесудебном, так сказать, порядке. Как же, ведь защита от покушений на убийство есть совершеннейшая дикость, возвращение к обезьяньим повадкам, атавизм. Гораздо удобнее было бы, с точки зрения этого абсурда, расслабиться и получать удовольствие. По сути предлагается предоставить делать «грязную» работу по самозащите кому-то еще (но кому?), улыбаясь под занесенным ножом – что это: повадки сверхчеловека, демонстрация силы воли, отстраненность от жизни или откровенное безумие? Похоже, все-таки последнее.

Все придирки, иначе и не назовешь, к принципу адекватного понесения наказания преступниками, отнимающим у человека все, что у него есть – его жизнь, сводятся при ближайшем рассмотрении к этим трем горе-постулатам. Это, если смотреть на гуманистическую полемику с точки зрения логики. Если же предположить цель, которую преследуют авторы подобной «гуманизации» правовой системы, как сознательный развал, дискредитацию, оборачивание против самого себя основополагающего принципа гуманизма – уважения к человеку, этой основы человечности, то алогизм кажется вполне оправданным.

Есть, правда, еще один подход. Он рассматривает махровых душегубов как попросту больных людей, а общество как своего рода коллективного врачевателя этих заблудших душ. Поскольку врач всегда действует по принципу «не навреди», постольку, как считают в глубине души приверженцы подобного подхода, убийц надо всего лишь изолировать, чтобы дать им возможность и время исправить все их нескончаемые пороки. Этот взгляд на проблему предусматривает явное заблуждение, которое может быть в общем виде сформулировано так: «Человек всегда и во всем хорош, а если и не очень, то виной всему обстоятельства, сам же человек вполне может исправиться и сойти с извилистой дорожки на утоптанный большак». Иными словами, предлагается уважать в человеке все его «проявления», в том числе и влекущие за собой откровенную уголовщину, безоценочно, просто потому, что они исходят непосредственно от «венца природы».

Если что эта гуманнейшая сентенция и делает, так это снимает с человека всю и всяческую ответственность за свои действия, перекладывая ее по сути на пустоту всякого рода жизненных обстоятельств. Сомнительно и противоестественно, например, считать убийцу невиновным, поскольку он наркоман, алкоголик или бомж. Вряд ли будет справедливым снимать с человека вину лишь за то, что он не в состоянии совладать со своими страстями, контролировать себя.[1] Причем очевидно, что исправиться убийца действительно в принципе может, но всегда ли вправе общество предоставлять ему такую привилегию? Как говорят в известно карточной игре: это перебор.[2]

Итак, при ближайшем рассмотрении, «гуманизация», смягчение уголовного законодательства оборачивается нарушением всех мыслимых достижений человеческой мысли, ниспровергает человека до животного уровня, отнимает у него право гордиться тем, чем он отличен, скажем, от собаки или свиньи. «Гуманизация» отнимает у человека право мыслить справедливо. Заставляет, и это главная мишень, смотреть на человека уничижительно, как на некий отброс вселенной, подтачивает способность людей к взаимовыручке и поддержке (а зачем она нужна стаду животных, борющихся, по Дарвину, за место под солнцем?).

Вольно или невольно, но именно к этому призывают многочисленные «гуманизаторы» всего и вся.  Я же назвал бы их иначе – «дискредитаторы». Потому что принципы гуманизма, дружбы, взаимопомощи и естественного стремления к справедливости самодостаточны и неотъемлемы от их носителей – людей. Ведь гуманизм остается гуманизмом, даже если его пытаются подменить, обзывая фашизмом, сталинизмом или тоталитаризмом. Усердие в нарушении вселенского равновесия справедливости сравнимо с попыткой, скажем, нарушить закон Ома, либо сделать из волнового уравнения Шрёдингера некое немыслимое неравенство.

Извращение гуманизма вовсе не ограничиваются на нашей планете «гуманизацией» судебной системы отдельных стран, считающихся эталоном либерализма. Кстати сказать в большинстве штатов западного флагмана – Соединенных Штатов Америки смертную казнь вовсе не планируют отменить в ближайшей перспективе. Как и наличие оружия у граждан. В Европе несколько иной подход, однако, даже здесь, на родине «свободы, равенства и братства» ситуация, похоже, меняется. Особенно в свете наступающей волны угрожающего цивилизации терроризма и азиатско-африканской экономической миграции. Вопрос в той черте, до которой могут дойти по пути «либерализации» правители европейских провинций, не поставив под угрозу существование собственных государств и определяющее благосостояние народов.[3]

Я не случайно взял в кавычки слово «либерализация». Поскольку оно уже, по большому счету, не соответствует тем событиям, тем кампаниям, тому смыслу, который ассоциируются с либерализацией передовыми умами мировых демократий. Там повсюду прокламируется, что либерализация всего и вся идет в русле общемировой «гуманизации», прямыми следствиями которой является не только стирание мировых границ, расширение зоны экстерриториальности для международных монополий, но, в перспективе, и более глубокая глобализация, унификация мировых стандартов. Причем следование единообразию политкорректности заканчивается, как правило, не только дискуссией о переименовании Трафальгарской площади в Лондоне (поскольку это название коробит испаноязычных граждан единой Европы), но и легализацией наркотиков, оправданием самоубийств (взять хотя бы эпопею с эвтаназией), гомосексуализацией культурной жизни, сведением всей гаммы человеческих чувств к игре половых гормонов, разрушением самого института брака (в том числе, узакониванием однополых браков); я уже не говорю про довершение разгрома деревенского уклада, безудержную урбанизацию и господство примитивизма малых и больших художественных форм.

Кажется, все ветви этой мировой «гуманизации» направлены в одну точку, а именно, на уничтожение, выветривание самой человеческой сути, превращение человека в безликую оболочку, делающую деньги, чтобы поглощать пищу и выделять отходы, которая только то и может, что слепо ждать момента собственной утилизации. Многие помнят, как подобным духом вовсю попахивало из кварталов советской типовой застройки, из чрева хрущевок и коммуналок. Сейчас же мы ощущаем этот запах цивилизационного разложения, кажется, со всех концов планеты.

Опыт 20-30-х годов ХХ века подсказывает, что там, где вчера разрушали права владения имуществом (называя это почему-то борьбой с частной собственностью), сегодня расшатывают семейные устои, – там завтра определенно будут подрывать и основы государства. Сомневающихся в этом отсылаю к бессмертным работам Маркса и Энгельса, создавших последнюю по времени идеологию мирового разрушения, взятую ныне на вооружение ваххабитским отребьем. Ленивых же прошу обратиться к недавней истории распада СССР, сухожилия которого были почти шесть десятилетий пропитаны ядом совершенно далекого от гуманности коммунистического «гуманизма».

Именно поэтому нужно очень крепко подумать, прежде чем слепо следовать за идеологической модой, которая навязывает очередную степень «гуманизации» всех сфер жизни нашей страны. Необходимо просто задуматься: а гуманен ли на деле такой «гуманизм»? Не это ли поветрие диктует необходимость «либерализации» отношений между полами, насилует хороший вкус, разрушает иммунитет, чувство государственного самосохранения, заставляет «временно» забыть о справедливости и, конечно же, всячески обосновывает необратимость отказа России от смертной казни, а также необходимость более бережного, «человечного» отношения к убийцам и насильникам. Если подобный «веймаровский гуманизм» так уж необходим, то не в качестве ли повода, не в виде ли обоснования появления очередного издания «нового мирового порядка», способного смести с лица земли вместе с государственными границами и институтами тех, ради кого и чьим трудом собственно и создаются эти государства…

 

 

О.Воробьёв

3-8, 15 ноября 2004г.

 



[1] В противоположном случае придется признать, что человеком движут некие незримые бесы, на которых и нужно перекладывать всю ответственность за неадекватные поступки. На протяжении многих столетий так зачастую и делали, но по мере взросления нашей цивилизации мир постепенно отошел от демонизма.

[2] Если провести параллели с врачебной реабилитацией гомосексуализма, который до середины 70-х гг. прошлого века считался обыкновенной болезнью, несколько ранее обыкновенным извращением, а в последнее время считается чем-то вполне естественным, то придание убийцам статуса «больных» людей со временем вполне логично приведет к пока еще фантастическому лицензированию их «отклонений».

[3] На примере распада СССР эта предельная черта видна довольно отчётливо.