| |
Мать, мать, мать...
Трудно прослыть оригиналом, заявив, что инвективную лексику (ну мат) в настоящее время употребляют в своей речи практически все: малые дети и взрослые люди, старики и женщины, национальные меньшинства и депутаты Думы... Не будем дальше перечислять.
Но ведь и правда, что вы скажете, пребольно ударившись, например, головой о косяк двери? "Ах, как я неловок!" или "Ах, какой, право, конфуз!"? Сомневаюсь. Наверное вы скажете: "..... ........ ....... ...... ... ........ .....!!!" (Да и я тоже так скажу).
(О правилах грамотного использования мата в повседневной речи вы можете почитать на некоторых сайтах, как то FACK.RU, Русский мат)
Данная статья является попыткой потеоретизировать на тему русской инвективной лексики без всякой претензии на строгость, обоснованность и научность.
Есть подозрение, что у древних слова, означавшие половые органы, соитие, людей с феноменальными способностями в области секса, - такие слова не были запретными. Скорее наоборот. В Древнем Риме, например, практически в каждом доме (как сейчас телевизор) стояла фигурка божества - Приапа - маленького старичка с огромным фаллосом. Он отвечал у них за производительные силы. (А кто же, интересно, отвечал за производственные отношения?) Вообще, языческие религии не стеснялись человеческой наготы, а наоборот, культивировали ее и все с ней связанное (в том числе и секс). Многие символы, о которых мы ничего такого и не подозреваем, возникли на самом деле как фаллические символы. Это кукиш, крест, дарение цветов и др. Словом, все связанное с сексом не носило запретного характера, но и не было, как сейчас, одним в ряду многих культивируемых удовольствий.
Потом появилось христианство и христианская мораль, поставившая на сексе крест (фигурально выражаясь). Темы, связанные с сексом были объявлены запретными в силу греховности самого секса.
Здесь следует сделать одно важное замечание. В древности связь между словом и реальностью (обозначающим и обозначаемым) была намного более тесной, чем сейчас. До того тесной, что запрет на какое-либо действие или предмет автоматически переносился и на слово, означающее это действие или предмет. Таким образом, "недоброжелательное" отношение постязыческих моралей к сексу оказывало непосредственное влияние на формирование разговорной речи. Попросту говоря, "запрещенные" слова постепенно перекочевывали из общеупотребительной речевой сферы в запретную. И именно по этой причине они становились инвективными, т.е. матерными и в каком-то смысле магическими.
Помимо подобных опосредованных запретов в истории случались и прямые. Причины запретов были разные, в том числе иногда и бестолковые, и курьезные. Например, слово "блядство" (синоним слова "блуд") было запрещено императорским указом 1730 года. Разумеется, оно стало матерным. До этого же момента оно употреблялось совершенно свободно и имело значение: уклонение от правильного пути в прямом и переносном смысле слова. Вспомним у протопопа Аввакума: "чюдно! давеча был блядин сын, а топерва - батюшко!".
Другой пример: слово "хер" еще в XIX веке означало - пьяница, забулдыга. А вообще-то так называлась буква "х" в кириллице еще тогда, когда все буквы имели свои имена. Вспомните: аз, буки, веди... Вероятно, какие-нибудь лоботрясы (типа Хомы Брута), "засекречивая" настоящее бранное слово, посылали друг друга "на букву "х", то есть на "букву "хер".
Довольно интересным примером условности запретов на матерные слова может послужить тот факт, что, к примеру, у чукчей и эскимосов до сих пор нет на них запрета. Более того, ласкательное обращение к мальчику имеет один корень с названием мужских гениталий. (Предоставляю читателю возможность самому сделать буквальный перевод этого слова). А ругаются эти народы с помощью других слов, например - "неумеха".
Ну и вот совсем свежий пример: еще недавно слово "трахнуть" не означало ничего, кроме "ударить". А теперь... ну вы меня понимаете.
В литературе матерная лексика применялась всегда (!). Просто раньше - утонченно и символично, а теперь - в лоб. Начиная с Баркова - отца русских матерщинников - она становится, так сказать, андеграундной веткой русской и в целом восточнославянской литературы. Вот вам имена: Пушкин ("Тень Баркова", "Царь Никита"), Гоголь (вы думаете нос в повести "Нос" - это нос?), Некрасов (некоторые стихи), Чехов (некоторые письма). Настоящий писатель действительно не может отказаться от языка своего народа. Тем более от такой, хоть и неоднозначной, но зато мощной, свободной, яркой сферы, как мат.
Собственно, применение матерных слов в литературных текстах - дело вкуса и совести автора. И никого более. Пушкин в свое время сказал, что истинный вкус состоит не в применении или неприменении того или иного слова, того или иного оборота, но в чувстве соразмерности, сообразности.
Это что касается литературы. В быту, как уже говорилось, матерятся сейчас много. Оценивать каким-то образом эту тенденцию я не берусь. Хотелось бы лишь отметить одну деталь. Дело в том, что язык условно можно разделить на три сферы: высшую, обыденную и низшую. Первая и третья применяются в основном только в исключительных случаях - торжественных, критических и т.п. Но советская идеологическая индустрия настолько опустошила и профанировала высшую сферу языка, что сейчас практически любая высокопарная фраза воспринимается чаще всего как карикатура на самое себя. Вот и получилось, что и ругаться и клясться нам приходится словами из одной и той же сферы - низшей. Значительную часть последней составляет инвективная лексика, мат. Именно матерщина, в силу своей необыденности, несет мощный эмоциональный заряд, позволяющий без усилий убедить собеседника в искренности своих чувств. Но, поскольку в наше время инвективная лексика все более и более употребляется в обыденных ситуациях и без особой эмоциональной мотивированности, вся эта сфера постепенно перестает быть запретной, табуированной. Попросту она исчезает, как сфера речи.
А когда исчезнет совсем, чем, спрашивается, мы с вами будем клясться и ругаться? Может быть жестами?
Вы можете ознакомиться с примерами употребления инвективной лексики в литературе на нашем сайте:
|
|
