Паросенок развил немыслимую скорость: Петропавел даже удивился, когда увидел, что - взмыленный и задыхающийся - их все-таки догнал Гном Небесный: он молча сунул ему в руку какую то бумажку и сразу же безнадежно отстал. "Следить за тобой прекращаю, - было написано там, - невозможно угнаться. Гном..."
Паросенок доставил Петропавла на площадь какого-то города, в котором, казалось, никто не жил. Петропавел огляделся и наугад отправился по одной из улиц. Чем дальше он шел по этой улице, тем
отчетливее слышал гул, по-видимому, толпы. Неожиданно улица сделала поворот - и Петропавел увидел еще одну, очень широкую, улицу: она была запружена людьми, которые никуда не двигались. Мало того, что они заполнили мостовую, они еще высовывались изо всех окон и свисали со всех балконов.
- Что случилось? - спросил Петропавел у кого попало, и этот кто попало возбужденно забормотал:
- Дело в том, что кого-то водят по улицам: наверное, это напоказ, что в нашем НАСЕЛЕННОМ ПУНКТИКЕ - редкость.
Слона! - подсказал Петропавел.- По улицам слона водили...
- Если бы слона! - не дослушал кто попало. Вы только посмотрите на него, попробуйте протолкнуться!
Петропавел попробовал и протолкнулся, - правда, не без труда.
На маленьком пятачке свободного пространства какие-то ребята действительно водили по кругу существо, производившее очень двойственное впечатление. В общем-то, на первый взгляд, имелось отдаленное сходство со слоном, но, присмотревшись, вы уже не увидели бы этого сходства и сказали бы, что существо, скорее, напоминает домашнее животное, из мелких. Оно не то было, не то не было порыто шерстью, не то имело, не то не имело хобот и казалось не то агрессивным, не то совершенно миролюбивым. В сознании Петропавла мелькнула не вполне отчетливая ассоциация с Гуллипутом, но он не смог удержать ее и стал просто смотреть, как существо это маленькими кругами водили.
Чего это вы его тут водите? - спросил Петропавел.
- А они в диковинку у нас! - раздался подготовленный ответ.
- Кто?
- Да вот такие, как этот.
Между тем водимое существо выглядело уже изрядно замученным. Петропавел изо всех сил сосредоточился на нем и внезапно вычислил:
- Да это же Слономоська, путь к которому долог и труден!..
- Ну, слава богу! - ответило существо и, обратившись к толпе, заявило: - Вот вам простой логический пример того, как некто, предварительно обдумав, кто такой Слономоська, искренне принимает меня за Слономоську, поскольку считает, что я Слономоська, каковым я de facto и являюсь в его глазах.
- Оно разговаривает! - раздались отовсюду крики ужаса - и в панике люди бросились врассыпную: миг - и улица опустела.
- Вы по какому вопросу? - сразу поинтересовался Слономоська.
- Спящая Уродина, - лаконично ответил Петропавел, понимая гнев Слономоськи по поводу глупости людей.
Слономоська вздрогнул:
- А что с ней?
- Ничего-ничего, - счел необходимым успокоить его Петропавел. - Просто я хочу попросить Вас проводить меня к ней... или рассказать, как пройти. Я должен поцеловать ее.
- Спящая Уродина - моя невеста неожиданно сообщил Слономоська. - Я поставлю ее в известность об этом после сна.
- Поздравляю Вас, - пролепетал Петропавел, не веря своим ушам. - Я видите ли, и не собирался на ней жениться: только поцеловать - и все...
- Целовать без намерения жениться - свинство! - гневно выкрикнул Слономоська.
Да просто так нужно, поймите! По преданию... - оправдывался Петропавел.
- В тексте предания упомянуто Ваше имя? - осведомился Слономоська.
- Еще не хватало! - не сдержался Петропавел.- Слава богу, нет!
- Ну, милый мой... Зачем же Вы берете на себя такие полномочия? Вы напоминаете мне человека, который, случайно завидев судно, готовое к спуску на воду, разбивает о его нос бутылку шампанского и провозглашает: "Нарекаю это судно "Королева Элизабет", после чего судно все равно остается безымянным, потому как дать
ему имя может не кто угодно, а только тот, кому предоставлены соответствующие полномочия.
- Но я не сам решил целовать Спящую Уродину! Так решил народ. Мне-то уже, во всяком случае, это удовольствия не доставит.
Слономоська заплакал и запричитал:
- Это свинство с Вашей стороны - так отзываться о ней! А целовать без удовольствия - дважды свинство. Вы свинья, голубчик! Даже две свиньи.
- Прекратите истерику, - сказал Петропавел.- Спящая Уродина и не заметит, кто ее поцеловал.
Она проснется после этого. А во время поцелуя она все еще будет спать как мертвая. И видеть сны.
- Да она и не проснется от Вашего поцелуя, - успокоился вдруг Слономоська.- В предании говорится: "...и поцелует Спящую Уродиу как свою возлюбленную". Вам т а к не поцеловать.
Т а к ее никому не поцеловать, - обобщил Петропавел.- Трудно предположить, что в нее кто-нибудь влюбится.
- В Вас просто абсурдности маловато для такого предположения. - После этого заявления Слономоська, кажется, почувствовал себя отчаянным парнем и бросил Петропавлу в лицо: - Я влюблен в Спящую Уродину.
Петропавел смутился:
- Прошу прощения... только я что-то не соображу, почему бы Вам с а м о м у не поцеловать ту, в которую Вы влюблены.
Слономоська сразу весь сник:
Видите ли... я бы хотел, чтобы Вы меня правильно поняли... я не могу: это как-то уж слишком само собой разумеется. А все, что слишком само собой разумеется, идет вразрез с моей природой. Природа моя ужасно противоречива.
- И - что же? - Петропавел ничего не понял.
- Ну... и... Дело в том, что у меня тяжелое наследственное заболевание - мания двуличия. Все, что не содержит в себе противоречия, исключено для меня. Я влюблен в Спящую Уродину и хочу жениться на ней, но, поскольку именно т а к о е положение дел не противоречит поцелую, как раз он-то для меня и не возможен.
- Это настолько серьезно? - спросил Петропавел.
- Очень, - заплакал Слономоська. - Когда я понял, что могу сделать Спящую Уродину несчастной, если предложу ей жизнь без поцелуев, я решил покончить с собой. Но и это оказалось невозможным.
Я так и не сумел решить, к о г о убить в себе - Слона или Моську: ведь в соответствии с моей противоречивой природой, убив одного, я должен был сохранить жизнь другому. И я понял тогда,
что весь я не умру,
- М-да, - сказал Петропавел. - Печальная история. А чего Вы на меня-то взъелись, если сами не собираетесь целовать Спящую Уродину?
- Но ведь Ваша природа не столь противоречива! Для Вас не нормально целовать не любя. Поэтому, прежде чем целовать Спящую Уродину, Вы как нормальный человек - а я надеюсь, что передо мною нормальный человек! - обязаны влюбиться в нее. В противном случае я растопчу Вас. - Петропавел посмотрел на страшного Слономоську и понял, что тот растопчет. - Однако влюбиться в нее Вы, конечно, не сможете. Она страшна, как смерть.
- Не скажите, - задумчиво возразил Петропавел. - Смерть страшнее. - Слономоська улыбнулся, восприняв это заявление как комплимент Спящей Уродине, а Петропавел с грустью продолжал: - Но скорее уж Вы уговорите меня жениться на ней это все-таки во многом внешняя сторона дела, - чем влюбиться в нее: тут уж сердцу не прикажешь!
Они помолчали. Ситуация казалась безвыходной.
- Я думаю, - очнулся вдруг Слономоська, - что при решении вопроса нам нужно исходить из интересов Спящей Уродины. Она всетаки женщина. Кого из нас она предпочтет?
- Конечно, Вас! - уверенно ответил Петропавел. - Страшных всегда к страшным тянет.
- Правда? - обрадовался Слономоська и рассмеялся. Петропавел хотел было ответить, что, дескать, правда, но он не был так уж уверен в истинности последнего суждения и смолчал, а сказал следующее:
- Это можно узнать только от нее самой. Однако она спит, и черт ее разбудит!
- Не черт, а кто-то из нас, - уточнил Слономоська. - Если Вы, то я Вас растопчу.
- Я помню, - нарочито небрежно заметил Петропавел.
- Итак, что же мы имеем? - начал рассуждать Слономоська. - Во-первых, мы имеем меня, который любит и хочет жениться, но не может поцеловать. Во-вторых, мы имеем Вас, который хочет поцеловать и в крайнем случае, если я правильно понял Ваше заявление, жениться, но не может полюбить. Состав явно неполон. Нам необходим третий, который любит и хочет поцеловать, но не может жениться.
- А на кой он нам? - опять не понял Петропавел.
- Если предлагать Спящей Уродине выбор, то не хорошо предоставлять в ее распоряжение часть вместо целого. Так, если Вы угощаете меня яблоком, то в высшей степени невежливо предлагать мне уже надкушенный плод. Итак, есть ли у нас кандидатура? Слономоська задумался и приблизительно через час воскликнул: - Она у нас есть! Это Бон Жуан. Самое страшное для него - жениться, а любить и целовать он в крайнем случае согласиться может!
- Но она же спит! - иерихонской трубой возопил Петропавел. - Как же можно предлагать ей какой-то выбор - сонной?
- Спит, спит!.. - проворчал Слономоська.
Подумаешь, спит! Каждый спит! Проснется - опять уснет, ничего с ней не сделается. Вопрос, между прочим, для нее важен - не для нас! А не захочет проснуться - пусть так и спит, пока не подохнет во сне!
Петропавла, конечно, удивил такой тон в адрес невесты, но он сделал вид, что все в порядке.
- Есть более серьезная проблема, чем ее сон, озабоченно продолжал Слономоська. - Положим, будить ее будет Бон Жуан: мы ведь не знаем ее - вдруг она злая, как собака? - а он умеет разговаривать с любыми женщинами. Но вот в чем дело: как объяснить все это Бон Жуану, если он вообще не вступает в беседы с лицами мужского пола? Может быть, нам переодеться?
- Я переодеваться не буду! - немедленно заявил Петропавел: ситуация и так показалась ему до статочно идиотской - не хватало еще сложностей с полом!
- Ну, а мне просто ни к чему, - самокритично сказал Слономоська. - Меня в любой одежде узнают.
Петропавел не понял, зачем тогда надо было это предлагать - тем более во множественном числе, но не проронил ни звука.
- Стало быть, для разговора с Бон Жуаном по требуется посредник. Им должна быть женщина.
- Шармен! - ехидно встрял Петропавел.
Слономоська поморщился, не услышав иронии:
- Для Шармен нужно создавать специальные условия, - например, посадить ее под стеклянный колпак, чтобы она не могла оттуда обнимать и целовать Бон Жуана, когда будет с ним говорить.
А потом я и сам не хотел бы подвергать себя опасности, пока объясняю ей ее задачу. Так что Шармен отпадает.
- Белое Безмозглое! - продолжал издеваться Петропавел.
- Ни в коем случае! - простодушно воскликнул Слономоська.- Во-первых, она проспит все объяснения и заснет на собственных, а во-вторых, ни у кого нет никакой уверенности в том, что оно действительно женщина! Не думаю, чтобы Бон Жуан закрыл на это глаза.
Тут Слономоська принялся метаться по площади, пока наконец не вскрикнул: - Вот она! Нашел!.. С Бон Жуаном будет говорить Тридевятая Цаца. Тем более что Тридевятая Цаца - моя невеста.
- Вторая? - поразился Петропавел.
- То есть как - вторая? - тоже поразился Слономоська.
- Погодите, погодите... - Петропавел очень заинтересовался. - Вы же сказали, что Спящая Уродина - Ваша невеста!
Слономоська задумался:
- Какой Вы, право!.. Прямо как на суде! На страшном суде!.. Но действительно, нечто в этом роде я говорил. Не знаю, как такое случилось... Видите ли, я не употребляю слов в жестких значениях: вопервых, они сами не очень любят жесткие значения, а во-вторых, это слишком обязывает. И трудно потом выкручиваться. А я имею обыкновение заботиться о своих тылах: я ведь чертовски противоречив и потому всегда должен иметь возможность отступить в надежное укрытие. Хм... Спящая Уродина - моя невеста. Тридевятая Цаца - моя невеста.
Знаете, я не думал над данным противоречием. Будем считать его несущественным.
Петропавел даже крякнул от изумления.
- Почему Вы крякаете? - поинтересовался Слономоська.
- Да потому что это противоречие не может быть несущественным! Ради чего же тогда огород городить и добиваться от Спящей Уродины признаний с помощью Тридевятой Цацы, если сама Тридевятая Цаца - Ваша невеста? Тут все непонятно!
Слономоська молчал и думал.
- Никак не возьму в толк, о чем Вы, - признался он наконец. - Ясно ведь, что мои высказывания о невесте на данный момент представляют собой суждения философские, а не эмпирические... Но даже если бы это были эмпирические суждения, Вам - то какая разница?
- Ну, я исхожу из того... - Петропавел задумался, из чего он исходит: обозначить это оказалось трудно, и он обозначил общо: - Я исхожу из того, что называют порядком вещей. Есть порядок вещей! воодушевился он. - В соответствии с ним, даже если у человека, это бывает на Востоке, несколько жен, то невест - одновремен-
но! - не может быть несколько.
- А с чего Вы взяли, что у меня их несколько?
- По крайней мере, две!
- Откуда же две? - заторговался Слономоська. - Одна у меня невеста, только по-разному называется: Спящая Уродина и Тридевятая Цаца... Поясню это на примере. - Слономоська неизвестно откуда взял мел и вычертил на асфальте схему, которая, как выяснилось впоследствии, не имела отношения к его дальнейшим рассуждениям. - Вообразите, что на пальце у меня украшение.
- Не могу, - честно сказал Петропавел: у Слономоськи не было пальцев.
- Неважно, - поспешил заметить Слономоська. - Так вот, на пальце у меня украшение с большим камнем. Вы подходите ко мне и спрашиваете; "Что это у Вас - кольцо или перстень?" - "Не знаю точно", - отвечаю я. Теперь скажите, сколько, по Вашему, украшений на моем пальце?
- Одно, - ответил Петропавел нехотя.
- Действительно, одно, - подтвердил Слономоська. - Только оно может называться и так, и эдак. Стало быть, и невеста у меня одна.
- Извините! - не хотел сдаваться Петропавел. - Кольцо и перстень - это обозначения для одного и того же предмета, это синонимы, а Спящая Уродина и Тридевятая Цаца - не синонимы: они относятся к разным лицам!
- По-моему, Вы следите только за поверхностным уровнем моих высказываний, а надо ведь считаться не только с тем, что выражает слово своей оболочкой, но и с тем, что оно в принципе может выражать! Пусть упомянутые имена относятся к разным лицам, зато к одному понятию - невеста, - резюмировал Слономоська. Однако, по мнению Петропавла, резюмировать было еще рано:
- Вы же не с понятием дело иметь будете, а с живыми существами!
- Именно с понятием - при чем тут живые существа? Хороши живые существа - одна вообще не дана в чувственном опыте и находится за тридевять земель, а другая на сегодняшний день спит как мертвая, то есть все равно, что отсутствует в мире. - Слономоська сокрушенно вздохнул и вычертил еще одну бесполезную схему.
- Ладно. Приведу другой пример. Предположим, я говорю, что дарю Вам на Ваш день рождения гусыню. Но я только произношу эти слова, а гусыни не даю. Сделал я Вам в таком случае подарок или нет?
- Конечно, нет! - воскликнул Петропавел.
- А по-моему, сделал! - обиделся Слономоська. - Пусть я не подарил Вам гусыни, но что-то все-таки подарил - понятие подарил, фиктивную философскую сущность подарил... Тоже немало! Он сделал паузу и гневно добавил: - Человек Вы расчетливый и меркантильный.
Пропустив этот вывод мимо ушей, Петропавел сосредоточился на заинтересовавшей его подробности - и тут его осенило:
- Значит, речь идет о фиктивных философских сущностях! Но из этого следует, что у Вас вообще невесты как таковой нет.
- Неплохо, - поощрил Слономоська. - Однако то, что у меня есть невеста, следует из более ранних моих высказываний. Их было два. Произнесу эти высказывания от третьего лица: Тридевятая Цаца невеста Слономоськи; Спящая Уродина - невеста Слономоськи. Стало быть, в качестве предпосылки годится утверждение: у Слономоськи есть невеста.
Да пусть у Слономоськи будет хоть пять невест! - вспылил Петропавел, которому все это уже надоело.
- Пусть! - покорно согласился собеседник. Нам с Вами дела нет до Слономоськи.
- То есть как? - оторопел Петропавел. - До самого себя Вам, что ли, нет дела?
- Почему до самого себя? Ведь это Вы квалифицировали меня как Слономоську! А я не Слономоська, точнее, Слономоська - не я. Если бы я был Слономоськой, я не стал бы разговаривать с Вами после того, как убедился в том, что Вы - свинья. Даже две свиньи.
- Сами Вы две свиньи! - дошел до ручки Петропавел.
- Не надо быть таким обидчивым, - вежливо сделал замечание Слономоська. - Вам это не идет. Поговорим лучше о деле, которому мы служим... Через час сюда прибудет Паросенок - мы сгоняем за Тридевятой Цацей - хорошо бы ей быть где-нибудь поближе: вдали она уж очень велика! - и Бон Жуаном, доставим их сюда, и я покажу путь к Спящей Уродине. Он долог н труден, а знаю его один я, но тайну эту унесу с собой в Вашу могилу.
Услышав про могилу, Петропавел только покачал головой.

дальше
в Содержание