Ледяная пустыня кончилась гораздо более внезапно, чем началась: Петропавел и дошел-то всего навсего до горизонта, а за ним сразу открылось летнее поле, у обочины которого он увидел маленькую упитанную рыбку. Рыбка была обута.
- Шпрот-в-Сапогах, - раскланялась рыбка, и Петропавел, приветливо улыбнувшись, представился тоже. Потом, чтобы его сразу не заговорили, спросил:
- До Слономоськи далеко мне еще?
- Если пешком, то порядочно.
- А как можно по-другому? - с надеждой спросил Петропавел.
- Да по-всякому можно. Можно, например, камнем по затылку.
Петропавел пристально взглянул на рыбку:
- Вы такой злобный шпрот?
- Да нет! Это не я - это Дама-с-Каменьями.
В-о-о-он она на вышке сидит. И пропускает лишь того, кто разгадает жуткую загадку одну.
Петропавел поглядел вдоль обочины и действительно увидел смотровую вышку.
- Шаг вперед - и ВЫ на том свете, Она меткая, как индеец. Правда, и добрая, как мать. Никогда без моего предупреждения не убивает.
- Может, как-нибудь... в обход? - поежился Петропавел.
- Не советую. Там с одной стороны - Волка Семеро-Казнят, а на другой - вообще Дохлый Помер. Если только туда, где КАТОК СОЗНАНИЯ, но на катке Вы ведь побывали уже...
- А трудная загадка?
- Чертовски. Какая-то загадка Свинкса просто.
- Ладно, давайте загадку.
- Да вы что? А камнем? - Шпрот-в-Сапогах прямо-таки остолбенел.
- Ну, камнем же не сразу. Сначала идет загадка. Загадывайте.
- Вы даете! - восхитился Шпрот-в-Сапогах. - Подсказать отгадку?
- Благодарю Вас, я сам.
Шпрот-в-Сапогах заплакал и залепетал сквозь слезы:
- Сколько будет дважды два... четыре? - при этом он взял в руки два черных флажка.
- Я знаю несколько разгадок этой загадки. Ни один мускул не дрогнул на лице Петропавла. Классические варианты разгадок следующие: дважды два четыре будет зеленая дудочка или колбасная палочка...
- Довольно, довольно! - радостно закричал Шпрот-в-Сапогах и,
схватив два красных флажка, принялся сигнализировать о чем-то на смотровую вышку.
- Кроме того, - невозмутимо продолжал Петропавел, - дважды два
четыре будет детская считалочка, елочка-моталочка, бифштекс натуральный рубленый с луком, люля-кебаб с рисом, "Степь да степь кругом"...
- Хватит! - с испугом закричал Шпрот-в-Сапогах.
- И наконец, - закончил Петропавел, - спросите у Дамы-с-Каменьями, не хочет ли она сама получить камнем по затылку?
Шпрот-в-Сапогах испуганно замахал красными флажками. В ответ со смотровой вышки тоже замахали красными флажками.
- Она благодарит Вас и говорит, что не хочет, пролепетал Шпрот-в-Сапогах.
- Тогда привет ей ото всех - начиная с Бон Жуана и кончая Таинственным Остовом, - сказал Петропавел и шагнул на стерню.
- Погодите, - вслед ему закричал Шпрот-в-Сапогах.- Там есть одна тонкость! Это не просто поле - это АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ.
Но Петропавел даже не расслышал этого, так далеко он уже ушел. Идти было приятно - несколько настораживало, правда, полное отсутствие хоть какого-нибудь ветерка над полем. Тут Петропавел взял и запел хорошую походную песню, из которой по чему-то получилось вот что:

Муравей, муравей в шапочке,
в тюбетеечке - жалобно ползешь!
Раз ползешь, два ползешь, три ползешь...

И словно в ответ на это в атмосфере начались вдруг знакомые Петропавлу волнения - и понесся над полем богатырский пописк.
"Черт меня дернул запеть эту песню!" - ругал себя Петропавел: мысль о встрече с Муравьем-разбойником - да еще на открытом месте - привела его в ужас. Однако богатырский пописк все усиливался, и, не помня себя от страха, Петропавел хрипло выкрикнул в никуда:
- Эй, выходи на честный бой, Муравей-разбойник!
- Как бы не так! - богатырский пописк приобрел еле уловимые очертания слов. - В честном-то бою ты меня победишь. А ты вот попробуй в нечестном победи! Мне в нечестном бою нет равных.
Петропавел, едва держась на ногах, безуспешно пытался сообразить, что такое нечестный бой, как вдруг на краю поля появилась гонимая ураганным ветром и послушно, хоть и бесконвойно, продвигавшаяся вперед колонна, в составе которой ему удалось различить несколько знакомых фигур. Чем ближе подходила колонна, тем больше их обнаруживал Петропавел: Бон Жуан, Ой ли-Лукой ли, Белое Безмозглое, Пластилин Мира, Старик-без-Глаза, Гуллипут и дальше - Тридевятая Цаца, увеличивавшаяся до невероятных размеров, Всадник-с-Двумя-Головами, Смежная Королева, а за ней кто-то незнакомый (может быть, Тупой Рыцарь?), Воще Бессмертный. Они понуро брели по полю, над которым уже вовсю свирепствовали стихии, и замыкающие - они летели! - Гном Небесный и влюбленный в небо Летучий Нидерландец...
В мгновенье ока Петропавел оказался возле колонны:
- Сколько вас? - воскликнул он. - Куда вас гонят?
- Свали в туман! - услышал он родной разнорегистровый голос Смежной Королевы. - Все мы - пленники Муравья-разбойника.
Петропавел просто озверел от этого сведения. Еще бы не озвереть: крохотная букашка, продукт народного суеверия - и так распоясаться! Мало того, что его и вообще-то не видно невооруженным глазом... стоп! Эта мысль показалась Петропавлу продуктивной. Вот что! Надо вооружить глаз! Только вооружив глаз можно победить Муравья-разбойника.
Теперь надо было срочно решить, какой именно глаз вооружить - правый или левый. Конечно, левый: левый у него единица, а правый - минус 0,5! Чтобы выиграть время и деморализовать противника,
Петропавел громко крикнул в бурю:
- Эй, Муравей-разбойник! - голос его звучал сильно и нагло. - Если не хочешь честного боя, тогда я вооружаю глаз!
- Какой - правый или левый? - богатырски пропищал хитрый Муравей-разбойник.
- Левый! - злорадно гаркнул Петропавел.
- Ну, мне конец! - в богатырском пописке послышался ужас.
- Думаю, что да! - сухо, но громко крикнул Петропавел и захохотал.
Однако чем вооружать левый глаз? Ничего не было под рукой, а левый глаз уже разошелся и жаждал крови.
Внезапно в единственном глазу Старика-без-Глаза он увидел соринку и, как ни был занят размышлениями, заметил:
- У Вас соринка в глазу. - Замечание прозвучало вполне вежливо.
- А у себя в глазу бревна не видишь? - в обычной своей наальной манере осведомился изнуренный старик.
- В каком глазу? - с надеждой крикнул Петропавел, перекрывая вой бури.
- Да вот же, в левом! - ответил старик и как бы между прочим добавил: - Глаз, вооруженный бревном, - страшная сила.
- Помогите! - все поняв, богатырским пописком пискнул Муравейразбойник откуда-то с юго-востока - и навстречу богатырскому этому пописку Петропавел мощно метнул левым глазом свое бревно. Толстенное и длинное, оно с грохотом упало на землю, похоронив под собой Муравья-разбойника...
А из разоруженного левого глаза Петропавла упала на место этой бесславной смерти чистая слеза.
И стало тихо вокруг. И выросли цветы. И Гном Небесный запорхал с цветка на цветок, собирая в зеленую эмалированную кружку сладкий нектар.
Выпьем за нашу победу в нечестном бою! крикнул он бодро и единым залпом осушил кружечку. Прочие облизнулись...
А Петропавел вдруг начал ощущать в себе сильные перемены. Глазом, из которого выпало бревно, он видел мир совсем не так, как прежде. Ничто в его знакомых уже не казалось ему странным: ни размалеванная пустота на лице Белого Безмозглого, ни колебания в возрасте у Старика-без-Глаза, ни даже постоянно-переменный рост Гуллипута, ни повадки Шармен... А вот что это за незнакомое лицо длинное и худое, похожее на лошадиную морду страшной доброты?
- Разрешите представиться...- начал Петропавел.
- Представлялись уже, - проворчал незнакомец. - Раньше ты меня просто не видел: у тебя бревно в глазу было. Таинственный Остов.
Петропавел бросился к нему на шею, а тот, отстраняясь, ворчал: - Довольно... Ты же не Шармен, ей богу!
Между тем все вокруг увлеклись уже общим делом, больше не обращая на Петропавла внимания. Они подвязывали к выпавшему из его глаза бревну толстые канаты, чтобы отнести это бревно в надлежащее место и там учредить, как понял Петропавел по отдельным возбужденным возгласам, "Мемориальный Музей Бревна, Убивавшего Муравья-разбойника". Петропавла насторожила форма причастия: это было причастие несовершенного вида.
- Почему в названии вы употребляете причастие несовершенного вида? - обратился он к суетившемуся поблизости Гному Небесному.
- Потому что по отношению к несовершенным действиям употребляются глаголы и причастия несовершенного вида, - ответил эрудированный Гном. - А в данном случае никакого действия совершено не
было.
- Что значит - не было, - растерялся Петропавел, - когда было?
Я ведь убил Вашего Муравья-разбойника и спас вас от плена и гибели!
- А ты всегда лезешь не в свое дело, мы уж к этому привыкли, - походя отчитал его Гном Небесный. - К счастью, здешние события не зависят от тебя, так что ты не убил, а убивал, не спас, а спасал... то есть события происходить-то происходили, да не произошли. Муравей-разбойник жив и, даст бог, здоров, наш священный ужас, как и водится, неизбывен, - стало быть, ничто не изменилось! Правда, у тебя из глаза наконец выпало бревно, но это твои проблемы... А у нас, как говорится, и волки сыты, и овцы в теле.
- Чему же вы все тогда радовались? - спросил Петропавел.
- Жизни...- развел руками Гном Небесный. Вечной Жизни и... многообразию форм ее проявления. Не понимаю, что тебя тут смущает.
- А зачем вам в таком случае мемориальный музей? Ведь мемориальный музей - это увековечивание памяти о ком-то умершем... У вас же никто не умер!
- Какой-какой музей? - переспросил Гном Небесный. - Произнесика это слово по слогам!
Ме-мо-ри-аль-ный...
- Мы такого музея не учреждаем. Мы учреждаем музей Мимо-реальный. У нас тут все мимореальное.- И Гном Небесный стремглав полетел вслед за остальными, уже тащившими куда-то мимореальное бревно.
Петропавлу ничего не оставалось делать, как отправиться своей дорогой. Чтобы не думать о случившемся, он снова стал напевать, правда, теперь уже совсем безобидную песенку:

Жир был у бабушки -
смерть от глюкозы!
Вот как, вот как -
смерть от глюкозы!

Он хотел задуматься над горькой судьбиной неизвестно откуда взявшейся в песне жирной бабушки, но не успел, потому что внезапно стемнело. Сделалось как-то жутковато, и, чтобы убедить себя в том, что бояться нечего, Петропавел громко крикнул в темноту:
- Ау-у-у!
- Уа-а-а! - тут же раздался из сумерек детский плач.
Петропавел вздрогнул: детского плача он как-то совсем не ожидал. Не хватало только наткнуться на конверт с грудным младенцем! Он осторожно двинулся в направлении плача, внимательно глядя под ноги. Плач стих. Петропавел остановился: может быть, ребенок не один, может быть, он с матерью? Тогда глупо к нему идти. Не пойду.
- Уа-а-а! - снова донеслось спереди.
- Это я зря, едва ли...- громко сказал Петропавел себе и услышал ответ:
- Слесаря вызывали? - причем голос был хриплым.
Вопрос озадачил Петропавла. Не вполне понятно было, как мог казаться ночью в поле слесарь и что с этим слесарем тут делать? Вероятно, к тому же у слесаря был ребенок: ведь Петропавел отчетливо слышал детский плач. А может быть, это не слесарев ребенок и слесарь просто украл у кого-нибудь ребенка?
- Мы не вызывали слесаря! - строго ответил Петропавел, нарочно употребив множественное число; для острастки, и еще более строго спросил: - Слесарь, это Ваш ребенок или нет?
- Дед! - отозвался слесарь.
Петропавел не поверил слесарю. Можно, конечно, допустить, что он тут со своим ребенком и дедом, но плакал явно не дед, а ребенок!
- Почему же у деда детский голосок? - проницательно поинтересовался Петропавел.
- Дед сам невысок! - Кажется, слесарь был балагуром.
Тогда Петропавел, стараясь, чтобы голос его прозвучал особенно мужественно, решил все-таки внести ясность в положение дел.
- Вот что, слесарь, - сказал он. - Все это очень странно. Почему Вы явились сюда с семьей? Может быть, Вы... кто-то другой, а не слесарь?
- Дорогой, я не слесарь! - ответил слесарь.
- Вы надо мной издеваетесь?
- Раздевайтесь!
Тут Петропавел несколько струхнул. Прозвучавший в темноте приказ напоминал начало разбойничьей сцены.
- Вы, что же, серьезно? - спросил Петропавел.
На сей раз ответ был уже и вовсе невразумительным:
- Вы тоже Сережа.
Петропавел задумался, почему это он Сережа и кто тут еще Сережа, кроме него, и примирительно пробормотал:
- Наверное, Вы отчасти правы... В какой-то степени каждый из нас Сережа, а если так, то, должно быть, и я, как другие, тоже немножко Сережа ("Что я несу! - думал он. - Это просто бред сумасшедшего!"). Я рад, но мне очень...
- Оратор, короче! - оборвали из тьмы.
Петропавел умолк, ожидая худшего. Худшего не происходило.
- Тут кто-то спрятался!.. - игриво произнес он, несмотря на то, что душа у него ушла в пятки.
- Никто тут не стряпает, - ответили ему.
Стряпать тут не из чего. Это АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ. В нем не растет ничего, кроме ассоциаций.
- АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ? Странно...- Петропавел набрался смелости и спросил:
- Простите, с кем я все-таки говорю?
- Хрю-хрю! - раздалось над полем.
- Там у Вас еще и поросенок?
- Нет, - в голосе послышалась усмешка. - Паросенок прибывает в шесть ноль-ноль.
- Куда прибывает? - не понял Петропавел.
- К южной окраине поля. Тут все очень продумано: восточная окраина охраняется Дамой-с-Каменьями. К северной окраине, тоже в шесть ноль ноль, прибывает Паровоз, к западной - там начинается озеро - Пароход, а к южной - Паросенок. Тут три вида парового транспорта.
- Паросенок... - задумчиво повторил Петропавел и признался: - Никогда не слышал о таком транспорте.
- Не думай, что ты слышал обо всем, что происходит в мире, - посоветовали из тьмы. - Это самое банальное заблуждение.
- Ну да!.. - воскликнул вдруг Петропавел.- Я вспомнил: даже выражение есть странное "Класс езды на поросенке"! Я никогда его не понимал.
- Вот видишь, и выражение есть!..
- Но все-таки с кем я разговариваю? Это я к тому, что Таинственный Остов тоже сначала был не виден, а потом... виден стал.
Во тьме вздохнули:
- Меня ты никогда не увидишь. Я - Эхо. Странно, что ты до сих пор этого не понял.
- Эхо? - Петропавел был потрясен.
- Ты что-нибудь имеешь против?
- Да нет... Я только привык думать, что Эхо лишь повторяет чужие слова - даже не слова, а окончания слов.
- Интере-е-есно,- обиженно протянуло Эхо, - на основании чего это ты привык так думать? Отвыкни!.. Повторяет слова не Эхо, а попугай. Не надо путать Эхо с попугаем.
- Извините меня... - Петропавел сконфузился. Дело в том, что всегда, когда я р а н ь ш е слышал Эхо...
Раньше ты, наверное, плохо слышал, - посочувствовали в ответ.- Эхо никогда и ничего не воспроизводит в том же самом виде, в котором получает. Точность - въедливость королей, и точность скучна. "Ау" - "уа", "Вы, что же, серьезно?" - "Вы тоже Сережа", "Я рад, но мне очень..." - "Оратор, короче!" - если это и повторы,
то творческие: пусть довольно бедные, но ничего более интересного ты не произнес. Повтор хорош тогда, когда он смысловой: просто пересмешничать - глупо... Нука, скажи что-нибудь, да погромче!
- Э-ге-ге-гей! - охотно заорал Петропавел.
- Спаси-ибо, - уныло протянул Эхо. - И что при кажешь с этим делать?.. Вот тебе наглядный пример автоматического речепроизводства: в подобных ситуациях люди всегда кричат "ау" или "э-ге-ге-ге-гей!" чисто механически, не отдавая себе в этом отчета. Язык владеет человеком... - Эхо вздохнуло.
- Человек владеет языком! - с гордостью за человека сказал Петропавел.
Эхо хмыкнуло.
- На твоем месте я не делало бы таких заявлений: право на них имеют очень немногие. Большинство же просто исполняет волю языка, подчинено его диктатуре - и бездумно пользуется тем, что подбрасывает язык. Мало кто способен на преобразования.
- Подумаешь, преобразования! - расхорохорился Петропавел.- К чему они? Достаточно просто знать т о ч н о е значение слова.
- У слова нет точного значения: ведь язык это тоже лишь Эхо Мира. - Эхо помолчало и предложило: - Ну что, сыграем напоследок?
- О п я т ь играть... Во что?
- Ты выкрикиваешь что-нибудь в темноту, а я подхватываю.
Теперь Петропавел подумал, прежде чем кричать, и выкрикнул довольно удачно: - Белиберда!
- Бурли, бурда! - донеслось в ответ, - Так говорят, когда варят какую-нибудь похлебку: это заклинание, чтобы она быстрее варилась: "Бурли, бурда, бурли, бурда, бурли, бурда!"
- Понятно, - сказал Петропавел.- Еще выкрикивать?
- Выкрикивай все время!
Тут Петропавел усмехнулся и выдал:
- Асимметричный дуализм языкового знака!
- А Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! - незамедлительно откликнулось Эхо.
- Ничего не понятно, - придрался Петропавел. - Кто такая Сима? И кого она разит?
- Ты просто не знаешь контекста. А вне контекста слова воспринимать бесполезно: они утрачивают смысл... Значит, идет бой!.. - воодушевилось Эхо.
- Где идет бой? - не успел включиться Петропавел.
- В контексте!.. В контексте может происходить все, что хочешь. Мне угодно, чтобы в контексте шел бой. И Сима - предположим, есть такая героиня, известная врагам своей отвагой и беспощадностью, и зовут ее Сима - так вот, Сима скачет на коне в первых рядах бойцов. И вдруг она обнаруживает, что в винтовке кончились патроны. Сима в отчаянии. А бой продолжается. Неожиданно Сима замечает, как прямо под ноги ее коню бросается враг. Тут бы и застрелить его отважной Симе, но вот беда: нет патронов! И тогда сторонний наблюдатель, - например, ты! - видит, как враг прицеливается, чтобы убить безоружную Симу, а Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! - Эхо умолкло, тяжело дыша.
- Какая-то глупая история получилась, - оценил рассказ Петропавел.
- Каков материал - такова и история, - обиделось Эхо, - Интересно, на что ты рассчитывал, когда выкрикивал эту чушь?
- Не чушь! - Петропавел высоко ценил дружбу. - Так Белое Безмозглое всегда говорит. А вот что касается этой невероятной легенды про Симу... Эхо засопело, - видимо, Сима все-таки была дорога ему как тема - и закапризничало:
- Нет. С Симой так было!
- Бред. Сивой Кобылы! - неожиданно для себя отыгрался Петропавел и удивился: это его собственное маленькое ассоциативное поле откликнулось в нем. И тотчас же замкнулись все цепочки, для которых раньше не хватало звеньев полузабытых, перемешанных, переиначенных, то есть в конце концов переработанных, образов, при шедших из книг, пословиц и поговорок, устойчивых выражений, ставших частью его фантазии, его памяти, его речевого опыта, его юмора и его ошибок...
И тогда он рассмеялся навстречу Эху, а Эхо рассмеялось навстречу ему, потому что оба они поняли друг друга: фантазия свободна, она - золотая бабочка, живущая один день, один миг: взмах крыльев - и прощай! Она уже другая, уже изменилась, превратилась в маленький цветок, который раскрылся на мгновение - и нет его, пропал, осыпался, в лепестки роем белых облачков плывут по небу: одно - бабочка, другое - цветок, третье лента, четвертое, пятое, шестое..
И начался рассвет, и выкатился оранжевый бубен солнца, и мир заплясал под веселую музыку маскарада - зыбкий, неуловимый, чудесный!
А ровно в шесть к южной границе АССОЦИАТИВНОГО ПОЛЯ на всех парах примчался прекрасный розовый Паросенок и перекликнулся с Паровозом у северной границы и Пароходом у западной. Он был новеньким, этот Паросенок! И Петропавел вскочил на него, а с Петропавла, в свою очередь, соскочил кто-то маленький и лохматый, очертя голову ринувшись назад по АССОЦИАТИВНОМУ ПОЛЮ: это был небольшой медведь, который наступил Петропавлу на ухо еще в детстве и только теперь слез. А Паросенок загудел и со страшной скоростью понесся вперед - у Петропавла даже дух перехватило: он никак не ожидал, что может показать такой класс езды на Паросенке!

дальше
в Содержание