Сорока
Елочка лежала на
кровати распеленутая, а Маша стояла около кровати: ей велели смотреть, чтобы
сестричка не упала. Маше еще не было двух лет, а Елочке было всего три месяца.
Она хватала ручками воздух и молотила ножками по кровати, как будто танцевала
лежа. И ручки и ножки были очень смешные: малюсенькие, а все пальчики есть. И
ноготки.
Пока Елочки еще не
было, Маше очень хотелось, чтобы у нее была сестричка, но теперь она была не
очень довольна. С сестричкой нельзя было играть: то она плачет, то сосет, то
спит, и на руки ее не дают, говорят: "мала, уронишь". Главное же,
Маше часто очень хотелось, чтобы у Елочки была бы своя, другая мама. Она еще
чуть-чуть помнила, как хорошо лежать у теплой груди и сосать и, когда мама
брала кормить Елочку, ей было немножко обидно.
Но сейчас Маша не
думала об этом. Она ловила своей маленькой ручкой крошечную ладошку и смеялась.
Что-то очень знакомое, приятное напоминала ей эта ладошка. И вдруг она
вспомнила:
- Сорока!
Сорока - которую
мама и няня столько раз делали на ее собственной ладони.
"Сорока-белобока,
на порог скакала, кашку варила, деток кормила".
И Маша радостно
закричала маме:
- Тута мозьно деить
соёку.
Это открытие
привело ее в восторг. Она ловила по очереди чуточные пальчики: "этому
дала, этому дала". Елочка выдергивала пальчики, она ничего не понимала. Но
Машу это не смущало. Она забыла свое недовольство сестричкой. И когда мама
подошла и взяла кормить Елочку, Маше уже не было обидно: она смотрела на
маленькую ручку, которая ползала по груди, точно многоногая букашка и говорила
маме возбужденно и деловито: "тута мозьно деить соёку".
Когда мама поняла,
что Маша говорила, она долго смеялась...
Наталия Шаховская-Шик.
(Перепечатано из газеты В.И.Олийника "На
пороге вечности")
|