Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-Залесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория в подобном заведении, когда они с братом Николаем и другими участниками ансамбля политической песни (дело было в начале 80-х) пели, казалось бы, стереотипные слова о том долгожданном, но неизбежном моменте, когда решетки заржавеют, "темницы рухнут, и свобода..." Это было прекрасно!
Год примерно 88-й. Лагерь "Орленок" под Туапсе. Дом вожатых. Около полуночи. Адаменко пытается познакомить Берга со своими друзьями и их творчеством. Саша Гейнц и Сережа Данилов начинают с песни "Голубой ледопад". Не проходит и минуты, как дуэт пополняется третьим "голосом" - храпом Берга.
- Вот это да! - восхищается Адаменко. - Впервые вижу человека, который "вырубил" Берга с одной песни!
Комментарий Берга:
- При сем присутствовал. Как проснулся - помню. Как заснул и потом спал - нет. Храпа не слышал, это однозначно!
Известный на Кавказе автор песен Валерий Митрофаненко рассказывал о том, как после возвращения со второго всесоюзного фестиваля авторской песни в Таллине осенью 1988г он с удвоенной энергией включился в деятельность ставропольского Народного фронта, за что и оказался брошенным на десять суток в местные застенки. И вот он "отбывает", а там, на воле, кипит жизнь и пресса печатает статьи о прошедшем фестивале, что к зэкам, понятно, никакого отношения иметь не может.
И вот однажды в камеру вошел мент и спрашивает:
- Кто тут Митрофаненко?
- Я, - отвечает Валера.
- Вам велено передать, что Ваша песня опубликована в журнале "Музыкальная жизнь", - строгим голосом сказал надзиратель и вышел.
- Март 1974 года, первый тираспольский фестиваль. Все еще в шоке от чилийских событий. Только ленивый не написал своего посвящения Виктору Хара, который, кстати, оставил тяжелое наследство в виде проблемы - как писать его фамилию в дательном падеже, если в русском языке мужские фамилии склоняются, а получается не вполне благозвучно.
И вот на сцену выходит куйбышевский автор Станислав Маркевич и громким голосом объявляет:
- Виктору Харе! - и поет свою песню.
И песня какая-то странная: вроде бы с Харой дело было на стадионе, а тут подвалы какие-то, казематы, решетки, и песня, словно птица, вырвавшись на свободу, шурует вокруг земного шара, и т.д. И вдвойне странно то, что песню эту вроде бы слышал рассказчик где-то, причем задолго до чилийских событий...
Ну конечно! Декабрь 1972 года, первый кишиневский фестиваль. На сцену выходит Слава Маркевич и громовым басом провозглашает:
- Микису Теодоракису!..
В 1967 году на биофаке МГУ должен был выступать Владимир Высоцкий. Естественно, желающих попасть на этот концерт было гораздо больше, чем мест в самой большой аудитории факультета, да и не все желающие были в достаточно хороших отношениях с комитетом комсомола, через который распространялись билеты - примитивные самоделки, размноженные фотоспособом. Три предприимчивых студента (со слов одного из которых - Михаила Ившина - и записана эта история) решили помочь народному горю. попросив на время единственный экземпляр заветной бумажки, они в кратчайшие сроки изготовили копий с него вдвое больше, чем было в природе настоящих билетов. Своих клиентов они, правда, честно предупреждали, чтобы те приходили заранее, так как возможны проблемы с местами. Так что когда к аудитории стали подтягиваться обладатели натуральных билетов, та была уже не просто полна, а прямо-таки забита.
К моменту появления на сцене Владимира Семеновича конфликт все еще не был разрешен: слушатели толпились в проходах и на галереях и уже довольно плотно сидели на ступеньках (аудитория представляет собой довольно крутой амфитеатр), а под всеми дверьми возбужденно гудели те, кому не досталось никаких билетов. И тут случилось непредвиденное.
В самой верхней части аудитории есть двери, соединяющие ее с коридором третьего этажа - массивные, дубовые, в полтора человеческих роста. Большую часть года они заперты, по особо торжественным случаям открываются - наружу. А тут они - в первый и пока последний раз за всю свою жизнь - открылись©внутрь. И прямо по сидящим на ступеньках покатилась волна пьяных от своей удачи безбилетников...
Положение спас Высоцкий - он ударил по струнам и запел что-то энергичное, кажется, "Порвали парус". Все замерли в тех позах, в которых их застигли первые звуки. Потом, когда песня кончилась, все осели, где стояли. Места всем хватило и вообще больше никаких эксцессов на концерте не было.
Но память о народном подвиге осталась жить - девятью годами позже выступавший в той же аудитории Сергей Никитин свои пародии на Высоцкого предварил такими словами: "Говорят, несколько лет назад, когда тут Высоцкий выступал, здесь черт-те что творилось. Двери сломали..."
Известного казанского исполнителя Владимира Муравьева в ожидании очереди на конкурсное выступление сморило прямо на грушинской Горе. В это время кому-то срочно понадобилась гитара. Этот "кто-то", взяв муравьевскую гитару, перестроил ее под шестиструнку.
Выйдя на Гитару, Муравьев обнаружил, что у него в руках cовершенно незнакомый инструмент. Он долго не мог понять жизнерадостного смеха многотысячной толпы над трагической песней Вадима Егорова "Облака". Муравьев с шестистрункой оказался шестым исполнителем "Облаков" за этот концерт.
На сцене - лес микрофонов, как это бывает только в Москве, где магнитофонщики не страдают никакими комплексами не только перед провинциалами, но и перед администрациями своих ДК. На стойках, на удочках... На своих или прикрученные к чужим изолентой всех цветов радуги... Японские, западногерманские, австрийские... И даже наши "мыльницы" МД-47... Не говоря уже о болгарских или венгерских, среди которых пара работает на аппаратуру, озвучивающую зал.
И каждый выступающий первые минут пять вынужден заниматься тестированием на предмет - в какой экземпляр надлежит дудеть, чтобы публика была довольна.
Вот выходит Александр Городницкий, долго определяет главный голосовой микрофон, вроде бы находит, спрашивает:"Меня ©слышно?"© Ему говорят:"Слышно, слышно", - поет, уходит.
Сколько-то времени спустя появляется Александр Дольский, несколько минут мостится к гитарным микрофонам (они пониже и чуть справа), спрашивает:"Гитару слышно?" ©Получает утвердительный ответ, поет, уходит.
А вот и Евгений Клячкин. Долго не может найти себе места - то чуть правее встанет, то чуть левее... Наконец, спрашивает:"Меня видно?"
- Весна 1987 года. "Разгул махровой демократии". Московские горслеты возобновлены, и руководство городского клуба подбирает место для очередного, XXVII-го по нумерации. Президент Игорь Каримов предлагает несколько вариантов места, но все они один за другим отклоняются представителем студенческого движения охраны природы Татьяной Виноградовой. Дело в том, что у Каримова оказался исключительно тонкий вкус: все предложенные им места либо уже были заказниками, либо должны были ими стать в скором будущем. (Кстати, о том, что место следующего, XXV-III-го слета - тоже объект охраны, экологи узнали лишь придя на слет.)
Уязвленный патриарх заявляет, во всеуслышание, что он найдет прекрасное место, которое уж точно никаким памятником природы не является. А через некоторое время кустовых командиров на очередном собрании горклуба просят оповестить свои кусты: на слет можно будет попасть только с официальным автобусным заездом, имея при себе документы, удостоверяющие личность, так как слет будет на танковом полигоне гвардейской Таманской дивизии...
Идея наделала много шуму, куст "Беляево" даже отказался вовсе участвовать в "слете под дулами орудий" (что вызвало было некоторые затруднения, так как комендантом слета должен был быть беляевец, лейтенант артиллерии Ренат Мухамеджанов). Однако большинство идею одобрило, тем более, что, помимо естественного любопытства, была еще и надежда, что хоть туда не доберутся виртуозные "хвосты".
Увы! Как только колонна "официального" заезда миновала КПП дивизии, ее автобусы стали обгонять сначала редких, а затем все более многочисленных незваных участников, которые, судя по всему начали выдвигаться на труднодоступные позиции еще с ночи. Воистину, для московского "хвоста" не было преград, во всяком случае, на суше!
А четыре с лишним года спустя история получила неожиданный эпилог. Ночь с 19 на 20 августа 1991 года. Под стенами Белого дома стоят перешедшие на сторону демократов "таманские" танки майора Евдокимова, а вокруг там и сям горят костры и звучат песни. Впечатление такое, что здесь собралась вся КСПшная Москва - от председателя Всесоюзного худсовета А.Городницкого до оппозиционной всему и вся группы "Февраль".
- Слушай, тебе не кажется, что это просто слет КСП, только с танками?
- А ты XXVII-й помнишь? Так вот, сегодня Таманская дивизия у нас с ответным визитом
