В этот раз ему относительно повезло. Это было в конце 80-х на алюминиевом комбинате в г.Краснотурьинске Свердловской области. Лист ватмана красными буквами сообщал о том, что "сегодня, 27 числа, в красном уголке состоится концерт гитариста Леонида Сергеева".
Когда же лист сняли и перевернули, обнаружилась надпись черными буквами о том, что "похороны шофера такого-то состоятся 26 числа..."
Пронесло!

На концерте в одном из кисловодских санаториев он оказался в более сложной ситуации. Был "мертвый сезон", и аудиторию составляли, в основном,старички и старушки. Минут через двадцать после начала Леня получает записку:"Молодой человек, когда же придут артисты и начнется концерт?"

Не менее захватывающий сюжет развертывался 7 марта 1996 года в Димитровграде Ульяновской области в НИИ атомных реакторов. Приглашение поступило двумя днями ранее и носило "пожарный" характер, почему - станет видно во вторых строках.
Встречают Леонида хозяева мероприятия в ульяновском аэропорту и везут к месту происшествия. При этом время от времени, взглядывая на него, как-то странно посмеиваются: - Гы-гы! Гы-гы!
Долго так продолжаться не могло; Леня все же попросил объяснить, в чем дело. И узнал, что вообще-то был заказан ансамбль цыган из Санкт-Петербурга, но что-то случилось то ли с Петербургом, то ли с цыганами, и они не смогли приехать. Тут Сергеева и мобилизовали.
Перед самым выходом на сцену, когда публика уже заполнила зал, он получил дополнительную информацию:
- Извините, но мы не успели сообщить зрителям о замене...
На этом рассказ можно было бы закончить, и он был бы похож на хороший фольклорный анекдот. Но поскольку среди читателей наверняка найдется немало тех, кто ценит юмор Сергеева, они наверняка захотели бы узнать, что было дальше. А дальше Леня вышел на сцену и сказал:
- То, что я цыган, я узнал сегодня. А так как по гороскопу я "овен", то вместо цыганского барона вам будет петь цыганский баран...
Идея была одобрена аудиторией и катастрофа не состоялась.

Правильно французы говорят: "Предают свои". А если и не предают, то пакостят, как могут. Особенно этим всегда отличался ленинградский исполнитель Алексей Брунов. Вот что рассказал Валерий Боков.
Приезжают они с Володей Муравьевым куда-то давать концерт. Времена для песни не самые благоприятные; концерт домашний. А войти в квартиру оказывается не очень просто, особенно с гитарой за плечом, так как дверь лишь слегка приоткрывается, и приходится проникать через неширокую щель. А мешает ей открываться нормально... ящик водки.
Второе, что замечают друзья, это какие-то странные и очень уж активные манипуляции принимающей стороны с различными стеклянными предметами (стаканами, бутылками), причем в качестве наполнителя фигурирует все то же детище великого химика Д.И.Менделеева.
Друзья на всякий случай задают вопрос, не будет ли это мешать реализации намерений, связанных с песнями, и получают oшеломляющий ответ: оказывается, побывавший здесь недавно Брунов, который, собственно, и порекомендовал пригласить Муравьева и Бокова, счел своим долгом "честно" предупредить организаторов, что поют ребята, конечно, очень здорово, но меньше, чем ящиком водки, при этом не обойтись: алкаши, мол, они тоже,каких не сыщешь...

Так что "по жизни" Брунов заслужил большой всенародной "благодарности".
О том, в какой форме она однажды проявилась, рассказали независимо друг от друга сразу несколько человек. Один из них - Виктор Аникеев.
Произошло это в Ленинграде, а Виктор тогда как раз и был ленинградцем, так что видел все своими глазами.
"Был" в смысле "находился" - потому что учился в политехническом институте и даже организовал при нем КСП "Топос" (если прочесть с конца на начало - получится имя польского города и проводимого в нем фестиваля эстрадной песни). Так в названии клуба оказался заложен протест против того, что раньше презрительно звали "эстрадой", а сейчас гораздо спокойнее - "попсой". "Был" же в смысле "сплыл" - потому, что не сошелся во взглядах на песню с известной "конторой" и вынужден был покинуть не только стены альма матер, но и Питера в целом, благодаря чему сначала основал КСП в Орше, а затем перебрался в Красноярск, где и по сей день споспешествует местному клубу.
А тогда он сидел на концерте Брунова, а тот пел, время от времени получая записки из зала и по привычке тут же их читая. Впрочем, оглашая очередной текст, он осекся на середине и почему-то засуетился, а потом, пробормотав нечто нечленораздельное, и вовсе убежал за кулисы, откуда вернулся минуты через три злой, как черт. Слова же, возымевшие столь сокрушительное действие, были примерно таковы:
- Поете Вы, Леша, конечно, хорошо, но ширинку тоже застегивать надо!
К тому времени Брунов нагулял кое-какое брюшко, так что даже без висящей на нем гитары обозреть место, по которому нанес удар народный мститель, было проблематично. Пришлось на время "встать в док"...

Надо полагать, самого Аникеева еще ждет впереди нечто подобное, так как и он не дурак был подшутить, и юмор его сопряжен бывал с чувствами достаточно сильными, причем испытывал их он, разумеется, не сам...
Был как-то в Орше с концертом Григорий Гладков, певший тогда немало песен на стихи Кушнера. А вскоре Гриша сообщил Виктору, что они с Кушнером будут в Орше проездом в Минск. Станция в Орше какая-то очень уж узловая; поезд стоит полчаса, одно плохо - в два часа ночи...
А в то время в продажу поступил сборник стихов Кушнера "Канва" и тут же был скуплен на корню местными КСПшниками.
И вот приходит поезд, и в вагон, проводница которого заранее предупреждена Гладковым, входят одетые в строгую штатскую одежду Аникеев, еще один молодой человек и одна девушка. Из купе высовывается голова Григория и, убедившись, что все в порядке, тут же прячется назад.
Друзья заходят в купе и начинают тормошить поэта:
- Вы - Кушнер?
Тот что-то бурчит во сне, а соседи делают стойку на своих полочках в ожидании скандала.
- Александр Семенович? - продолжает Аникеев. - Предъявите документы!
Соседи ныряют под одеяла и спят с удвоенным энтузиазмом, а Кушнер, наконец, понимает, что это не сон, подскакивает и начинает лихорадочно искать паспорт по всем карманам.
Удостоверившись, что это действительно он, друзья раскрывают свой чемодан с несколькими десятками экземпляров "Канвы" и предлагают ему оставить образцы подписи. И вообще - почерка. В виде автографов. Тут же с верхней полки скатывается Гладков и начинает энергично извиняться перед своим соавтором за несколько экстравагантную форму поклонничества.
Убедившись, что ему больше ничего не грозит, Кушнер великодушно прощает мистификаторов и пишет на книжках все, что они просят...
Если верить Виктору Аникееву, у него и по сей день отношения с Кушнером самые теплые. А с чего бы ему не верить?

Году в 90-м дело было, как утверждает Геннадий Васильев, автор и клубный организатор из Красноярска.
Серия мероприятий, входивших в программу местного фестиваля, должна была начаться концертом Бориса Вахнюка и Леонида Сергеева. Но если Борис, хоть и без голоса, но приехал, то Леонида ни на этом, ни на каком другом самолете не оказалось вовсе. А билеты почти все проданы. А часть публики пришла конкретно на Сергеева. И объяснять его отсутствие, скажем так, милой забывчивостью было как-то неудобно. И жена Васильева Марина Тарасова, продавая остаток билетов, была вынуждена не только предупреждать зрителей об изменениях в программе, но и разрабатывать версии отсутствия долгожданного кумира, причем такие, которые могли бы быть восприняты в качестве причин безусловно уважительных. Короче, одному особенно настойчивому поклоннику творчества Леонида она сказала, что у него родился сын.
- Когда?
- В понедельник!
Поскольку дело происходило в среду, объяснение было принято: действительно, какой же отец не заберет наследника из роддома!
Примерно год спустя на Грушинском встречает Гена Леню и спрашивает:
- Вахнюк не рассказывал, как мы тебе в Красноярске сына родили?
Надо было видеть выражение сергеевского лица...
Минуты через две он произнес:
- Та-ак... Пойдем сядем...

Валерий Мустафин (Казань) рассказывает, как при пересведении магнитоальбома Эльмиры Галеевой, автора из Набережных Челнов, понадобилось добавить что-то гитарное, для чего в студию пришел Виталий Харисов. На всякий случай для того же явился и Александр Лаврентьев - совсем уже "крутой", профессиональный гитарист, так что Виталий остался без "хлеба". Не желая сдаваться, он взял в руки маракас, чем заполнил обнаружившуюся нишу.
На втором часу записи Харисов вдруг издал возглас:
- Блин, а что ж это я в гармонии-то смотрю?

У профессионалов и термины, как известно, особые.
В 1992 году записывал Мустафин второй магнитоальбом Харисова. В процессе записи тот ему и говорит:
- Давай начнем со второй вольты, а ты состыкуй.
- Сам состыкуй!
- От состыкуя слышу!..

Рассказывает Юрий Кукин, как его чуть не постигла участь Троцкого.
Было это в Куйбышеве в середине 60-х. Видимо, это был вечер туристской песни, так как выступали и местные ребята характерного вида.
Кукин хотел было начать, как водится, с "За туманом", но обратил внимание на то, что вся сцена засыпана желтыми листьями (а был октябрь), и к заднику булавками были приколоты листья, а сбоку двое молодых людей лишние листья запихивают в рюкзак, - и Кукин изменил решение в пользу "Потянуло, потянуло..."
И вдруг на него еще и сверху начинают сыпаться листья. Видимо, как он выразился, местному Станиславскому показалось мало простого пейзажа и он решил задействовать атмосферные явления. Причем сыпались листья прямо на певца. Он поет грустную песню, а в зале ржачка: листья падают и ведут себя непредсказуемо. То на голову ляжет лист, то глаз закроет, то между струн застрянет и начнет глушить звук...
В какой-то момент запас природного материала иссяк - листопад кончился. Но не приключения. На словах "...и как будто от убийцы от себя себя спасать..." сверху полетел ледоруб и треснул великого барда по плечу. Это там, наверху, ребята решили вытряхнуть остатки, а на дне рюкзака лежал этот предмет, которым, как мы знаем, можно даже творить историю.
Вот и получилась такая история.

"Игра с неизвестным" - так назывался художественный фильм, снятый на студии им.Довженко (Киев), где Юрий Кукин играл сам себя. А в главной роли был Олег Митяев. И такой там был эпизод: Олег бредет по развалинам замка, спускается в подвал, там паутина, крысы... Видит металлическую дверь. Отгребает мусор и со скрипом ее открывает. Заглядывает внутрь и с ужасом отшатывается: изо всех углов этого помещения на него несутся грязные небритые люди - группа "ДДТ" Юрия Шевчука - с криками и песней о предчувствии гражданской войны.
Это не понравилось худсовету. Он велел вытащить рокеров из подвала, причесать, постричь, побрить, одеть поприличней и с хорошей песней вставить в другое место. А режиссеру все это уже надоело, и он приказал монтажеру просто вырезать этот эпизод и склеить с тем, что там по фильму идет дальше. Что будет, то будет, плевать. А монтажеру тем более плевать.
Фильм приняли.
И вот идет Митяев по подвалу, раздвигая паутину, открывает ржавую дверь и издает вопль ужаса. А там (выходит, что за дверью) сидит Кукин у себя дома на диване (в кадре - диван, стена и сам Кукин). И теперь все думают, что Юрий Алексеевич бомж и живет в подвале.

После окончания ГУЭЦИ (училища эстрадно-циркового искусства) Елена Камбурова попала на Всесоюзное радио. В силу каких-то чисто бюрократических причин (наличие-отсутствие свободных ставок или что-то в таком духе) ее приписали к редакции сатиры и юмора. Это никак не отражалось ни на репертуаре, ни на исполнительской манере Елены Антоновны, но, разумеется, каждый, кто узнавал об этом, спрашивал:
- А почему ©такая©певица работает в редакции юмора?
В конце концов один из коллег Камбуровой, которому надоело в сотый раз объяснять про штатное расписание, ответил:
- Потому что в музыкальной редакции работает слишком много комиков!

- Кажется, в январе 1974 или 1975 года я впервые оказался в Новосибирске, куда меня пригласили с концертом даже не КСПшники еще, а альпинисты. И жил я в домике одного из них - Володи Кузнецова, а попросту - Кузена. С самолета сошел почти без чувств: 12-часовой перелет на АН-24 с тремя промежуточными посадками (Саратов - Уфа - Челябинск - Омск - Новосибирск) я совершил, находясь на больничном после сотрясения мозга: "проклятая гололедица!". Но у Кузена была своя сверхзадача, и все три дня все свободное от сцены время он выдаивал из меня песенки - все, какие я знал, и свои, и чужие.
За час до отъезда в аэропорт он решил проверить, что же записалось. Включил воспроизведение - и... Первые секунды он был просто в шоке. Затем издал нечеловеческий вопль. Когда же обрел способность произносить слова, я услышал:
- Стой, никуда ты не поедешь, пишем все с начала!!!
Сгубила его, понятно, жадность, а конкретно подвела привычка к расположению предметов на столике, где стояли "Комета МГ-201" (так, кажется, назывался магнитофон) и микрофон-"мыльница" МД-47: рядом с последним все это время исправно функционировал будильник "Севан", по мощности, как известно, не уступавший знаменитому трактору ДТ-54. Так что если мелодию за скрежетом шестеренок еще можно было разобрать и домыслить, то проблема со словами оказалась практически неразрешимой.
Увы, мой больничный заканчивался и я улетел.

Рассказывают Алексей Куликов (Волгоград), более известный в КСПшных кругах под псевдонимом "Береза", и его партнер по исполнительскому дуэту Анатолий Костин (Воронеж) - соответственно, "Пинчер".
На первых Грушинских фестивалях, еще в Пескалах, организация была не такая всеобъемлющая и четкая, как теперь, и была большая проблема с туалетами. Точнее, туалет был, но слишком уж далеко, и хорошо просматривался со всех позиций. Причем у мужиков проблемы возникали чаще, потому что, как известно, емкость мужского мочевого пузыря втрое меньше, чем женского. Поэтому они время от времени просто собирались в кружок, становились поплотнее и пели, стараясь не подпускать к себе представителей прекрасного пола.
И вот однажды московский собиратель песен Миша Байер, изобретатель "бардобойки" - микрофона на удочке, привлеченный стройным многоголосным исполнением песни "Взвейтесь, соколы, орлами", подошел к компании маевцев (так испокон называли себя члены КСП Московского авиационного института), ядро которой составлял мужской квартет "Жаворонок". Изловчившись, Миша просунул между ног в самый центр круга свой "снаряд" и стал записывать.
По окончании песни и связанной с ней процедуры повеселевшие маевцы сказали ему: - Ну-ка, вруби: интересно, что получилось.
Миша врубил. Это была горная река! И где-то вдали - "полно горе горева-а-ать!.."

Рассказывает Владимир Васильев:
- Как Боря Бурда ведет концерты. В Ростове у нас был импровизированный концерт. Должно было петь четыре человека, а пело человек пятнадцать. А зрителями были бабушки, внучки... А потом народ набежал: это был центральный парк культуры и отдыха. И я обратил внимание: стоит Михалев уже "под газом" и лошадь обнимает. Живую, не какую-нибудь там! Горюет и что-то ей рассказывает. А Боря ведет концерт. И получилось так, что Кукин спел песню и выпала у него гитара. Уронил он ее. А гитар не хватало. Боря тут же реагирует:
- Представляете, что значит для автора уронить гитару? Это живое существо; человек с ней свыкается. А гитара-то ведь не Кукина, а гитара-то Михалева!..
А Кукин, уходя:
- Да что ж он брешет!
Игорь Михалев всего этого не слышит, а Бурда тем временем продолжает:
- И вот сейчас на сцену выйдет Михалев. Представляете, какое несчастье: она же треснула, наверное! Какое горе для автора! Знаете, люди добрые, давайте это горе как-то компенсируем, давайте его очень тепло встретим!
Михалев выходит на сцену, народ восторженно орет и рукоплещет, и Игорь не поймет, что ж такое.
А лошадь угнал Анвар Исмагилов. Он сел на нее и ускакал в город к своему другу - решил его удивить. Милиция перекрывает дорогу, останавливает машины и Анвар скачет в режиме наибольшего благоприятствования. Прискакал и начал друга выкликать. Тот высунулся из окна, посмотрел на него с кислой рожей и произнес:
- А, это ты...     Поскакал Анвар назад, упал с лошади...