ИСТОЧНИКИ. Мне остается лишь упомянуть о последнем камне преткновения, лежащем на пути любого, кто желает овладеть психоаналитической литературой. Дело в том, что источником происхождения психоаналитических идей является процесс, представить или описать который совсем непросто. Эта трудность и в самом деле столь велика, что многое аналитики, включая самого Фрейда

и, придерживались той точки зрения, что психоанализ непостижим для того, кто не был проанализирован сам. Хотя это и радикальная позиция, которая при серьезной подходе заставляет рассматривать психоанализ как эзотерический культ, тайны которого доступны лишь посвященным, она, тем не менее, привлекает внимание к важной стороне психоанализа: его данные получены не из прямых наблюдений поведения человека в повседневной жизни, а из имеющегося у аналитика опыта специфических терапевтических отношений, введенных Фрейдом. Когда Фрейд отказался от гипноза и вместо этого позволил пациентам беспрепятственно говорить, поощряя их к этому, он положил начало новому типу человеческих отношений и запустил в действие ряд совершенно неожиданных процессов, которые психоаналитическая теория пытается объяснить.

Наглядным примером зависимости психоаналитической теории от терапевтических отношений является понятие трансфера. Это понятие пытается объяснить специфическое клиническое наблюдение, а именно: когда пациентам позволено высказываться абсолютно свободно, без дисциплинирующих напоминаний о том, кем является человек, с которым они говорят, мы получаем безошибочное свидетельство, что, они воспринимают этого человека так, будто он является кем-то другим, не тем, кто он есть на самом деле, и обычно этим другим является кто-либо из родителей пациента. Чтобы объяснить этот факт, Фрейд ввел идею трансфера, согласно которой пациенты переносят на аналитика свои эмоции, идеи и ожидания, которые характеризовали в прошлом прежде всего их отношения с родителями. Поскольку, однако, эмоции и ожидания такого рода, как правило, характерны для детей, а не для взрослых, и поскольку к тому же они указывают на большую степень озабоченности родителями, чем в этом признаются взрослые пациенты, то понятие трансфера неизбежно ведет к трем другим базовым аналитическим понятиям: фиксации, сопротивлению и наличию бессознательных психических процессов, с помощью которых трансфер можно объяснить как результат бессознательной фиксации на значимых объектах в детстве пациента.

Этот пример трансфера особенно красноречив, поскольку, как известно из работ Фрейда, он сначала рассматривал трансфер как помеху тому, что считалось сущностью аналитического процесса, а именно: восстановлению вытесненных воспоминаний и предоставлению пациенту возможности разрядки связанных с ними сдерживаемых эмоций. И именно окончательное признание Фрейдом того, что "в конечном счете, побеждать любой конфликт необходимо в границах трансфера", преобразовало психоанализ из квазиневротической теории о патологических эффектах подавления в исследование природы и сущности межличностных отношений.

Подобным образом понятие инфантильной сексуальности возникло не из прямых наблюдений за поведением младенцев у материнской груди или за детьми в процессе игры и домашнего обучения, а как попытка объяснить факт повторения одних и тех же тем в свободных ассоциациях (спонтанных высказываниях), взрослых пациентов. Идея о том, что истерические пациенты фиксированы на фаллическом уровне, обсессивные - на анальном, а депрессивные - на оральном, возникла не в результате проведенных в детские годы исследований тех детей, которые впоследствии превратились в больных с истерическими, обсессивными или депрессивными расстройствами, а из того факта, что взрослые пациенты с этими заболеваниями вновь и вновь настойчиво возвращались к воспоминаниям детства. Эти воспоминания предполагали прохождение через фазы, в которых они, испытывая одновременно и тревогу, и наслаждение, были озабочены своими гениталиями или функциями кишечника или, в случае депрессивных пациентов, испытывали ностальгию по некоему забытому блаженству, а предметом их непонятной озабоченности был рот.

Этот пример, однако, отличается от примера трансфера тем, что понятие инфантильной сексуальности и его спутник - понятие инфантильных стадий развития либидо - характеризуются более высокой степенью допущений. Явление трансфера можно наблюдать непосредственно, поскольку аналитик получает немедленные личные впечатления того, что пациенты рассматривают его как отцовскую или материнскую фигуру, и он может действительно ощутить пробуждаемые в нем отцовские или материнские чувства, тогда как понятие инфантильной сексуальности является конструктом, создаваемым путем соединения разрозненных фрагментов материала пациента, таких, как навязчивые воспоминания, повторяющиеся образы сновидений и элементы симптомов, что и дает в итоге теоретическую модель. В результате такая теория в принципе может быть подвергнута критике, переоценке и ревизии в двух разных направлениях: действительно ли дети ведут себя так, как это предполагает теория; действительно ли эта теория является единственной или наиболее удовлетворительно объясняющей аналитические данные, которые лежат в ее основе.

Конечно, критика, переоценка и пересмотры концепций инфантильной сексуальности и инфантильных стадий развития нередко проводились с обеих этих позиций. Но до того как кратко рассмотреть некоторые из них, необходимо привлечь внимание к тому факту, что эти идеи развития представляют собой исторические понятия, цель которых - объяснить явления, возникающие во время лечения, путем обращения к предполагаемым событиям в прошлом пациента. Они пытаются объяснить клиническое настоящее путем построения исторической теории, которая, так сказать, разворачивает его назад, связывая различные проявления болезни и личности пациента с теми или иными моментами его биографии, не делая, как правило, ссылок на какие-либо документы или устные неаналитические свидетельства, которые могут быть доступны. Одним из результатов этой процедуры является то, что экстраполяция взрослой жизни в детство приводит к появлению теоретического конструкта "младенца" или "ребенка" в его прогрессивном развитии. Этому конструкту придается гипертрофированное значение в аналитической литературе. Неподготовленный читатель, который не осознает этого, может быть введен в заблуждение, поскольку ему и в голову не придет, что глава, названная, скажем, "Эмоциональное развитие ребенка", выражает идеи, возникшие в результате психоаналитического лечения взрослых, а не на основе непосредственного изучения детей; или что сообщение аналитика о том, что происходит между младенцами и их матерями, может одинаково основываться как на его опыте трансфера и контртрансфера при психоанализе взрослых, так и на его непосредственном общении с матерями и детьми.

Правда, в последние годы многие аналитики наблюдали детей или лечили их психоанализом, но, тем не менее, читателям психоаналитической литературы необходимо знать, что все основные понятия классического психоанализа получены из лечения взрослых и что, например, теории г-жи Клейн о происхождении психических заболеваний на первом году жизни следуют не из работы с младенцами, а из психоаналитического лечения шизоидных и депрессивных взрослых пациентов и детей, уже умеющих говорить.

Это обыкновение психоаналитиков объяснять полученные данные исходя из событий, имевших место до начала лечения, следует считать естественным, и оно происходит непосредственно из исторически сложившихся особенностей медицинского мышления. Оно предполагает, что возникновение заболевания обусловлено либо тем, что что-то случилось с пациентом (травма, инфекция), либо каким-то нарушением развития (например, врожденным заболеванием и недоеданием). Сам Фрейд рассматривал переживания периода детства, которые, по его мнению, вызывали неврозы, как травмы, нарушавшие психическое развитие, и этот взгляд на происхождение неврозов точно соответствовал сложившейся в медицине системе представлений. Однако сравнительно недавно некоторые аналитики стали задаваться вопросом: являются ли неврозы действительно заболеваниями в том смысле, в каком ими являются соматические. Они указали, что если соматические заболевания являются результатом того, что что-то случилось с телом пациента или чаще с какими-то органами его, неврозы представляются как нарушения всей личности, возникающие в контексте его отношений с другими. Существенное различие между ними в том, что в случае соматического заболевания пациент определенно является жертвой обстоятельств, которые обрушились на его тело без какого-либо желания с его стороны, тогда как в случае неврозов пациент страдает от последствий взаимоотношений, в которых он в той или иной степени должен был играть активную роль. В соответствии с этим взглядом человеческое Эго является не пассивной сущностью, на которую воздействуют окружающая среда и силы инстинкта, а активной инстанцией, способной к инициативному поведению, включающему и крайние саморазрушительные формы, известные нам как неврозы. Если это действительно так, вряд ли можно утверждать, что все происходящее между аналитиком и пациентом представляет собой сумбурное повторение детства пациента, где аналитик ведет себя как абсолютно беспристрастный, хотя и благожелательный наблюдатель.

Среди многочисленных ревизий и дальнейших разработок концепций развития Фрейда лишь две заслуживают здесь упоминания. Первой является смещение акцента с инстинкта и эротического удовольствия на Эго и объект-отношения. В исходных формулировках Фрейда развитие было представлено как рад стадий, на протяжении которых дети последовательно озабочены областью рта, ануса и гениталий; эти органы (эрогенные зоны) первоначально рассматривались как источники приятных ощущений. На протяжении последних тридцати пяти лет или около того фрейдистские аналитики всех школ все больше склоняются к тому, чтобы рассматривать эти органы как проводники, с помощью которых опосредуются отношения ребенка со своими родителями. В результате оральная фаза теперь рассматривается не только как период, в течение которого, говоря на психоаналитическом жаргоне, младенцы ищут оральное удовольствие, но как период, на протяжения которого их отношение к матерям является для них центром существования, когда они, к тому же, вынуждены встать перед фактом, что они и их матери - разные существа. Аналогично, анальная фаза теперь рассматривается не просто как период, во время которого маленькие дети поглощены своими анальными функциями, но также как период, во время которого они учатся овладевать своим телом, и стоят перед проблемой сделать свое поведение приемлемым для окружающих их взрослых. Нахождение в фаллической и эдиповой фазах рассматривается, как необходимость усваивать первые сведения о существовании таких отношений между родителями, из которых они полностью исключены и которые могут заставить их завидовать и ревновать и привести к осознанию своей физической и эмоциональной незрелости.

Следует отметить, что, хотя обе ведущие школы современного психоанализа - Эго-психология и объект-теория - видоизменили фрейдовскую инстинкт-теорию в этом направлении, выбранные ими пути совершенно различны. Эго-психология пошла по пути усиления значения развития Эго и самоосознания, по пути соотнесения стадий развития либидо, описанных Фрейдом, с появлением чувства идентичности, тогда как объект-теория придает особое значение развивающейся потребности и постоянной включенности ребенка в мир объектов. Получается, что Фрейд как бы снабдил психологию глаголами; Эго-психология и объект-теория, чувствуя, что предложение не закончено, сосредоточились на том, чтобы добавить к нему, соответственно, подлежащее и дополнение.

Поразительное сближение весьма различных - и исторически, и даже географически - направлений мысли подтверждается сходством, которое обнаруживается в работах прошедшего подготовку в Вене американского аналитика Эрика Эриксона и британца Д.В.Винникотта.

Второе заслуживающее упоминания направление развития теорий Фрейда заключается в том, что депрессия становится основным психоаналитическим понятием. Это направление вторично относительно того, о котором шла речь, и базируется на признании, что разделение с объектами (т.е. утрата родителей) в младенчестве и в детстве ведет не только к тревоге и депривации, но также к горю и скорби - процессам, которые все аналитики со времени Freud (1917) и Abraham (1912) признали прямыми аналогами патологической депрессии. И вновь различные школы различными путями пришли к одному и тому же заключению; при этом клейнианцы шли по пути применения выработанных при изучении депрессивных состояний понятий для объяснения нормального развития, а Боулби и Спитс получили аналогичные результаты последовательным изучением детей, перенесших утрату материнской заботы в детстве, и прямыми наблюдениями за детьми в сиротских приютах и больницах. Читатель, однако, предупрежден, что в психоаналитической литературе можно встретиться с двумя несовместимыми теориями о происхождении и значимости депрессии: клейнианская школа связывает предрасположенность к депрессии со страхом младенца, что его врожденные деструктивные влечения могут разрушить объект, от которого он зависит (т.е. мать), тогда как аналитики других школ связывают ее с реальным переживанием отделения младенца и ребенка от матери.

Словарь